Сергей Соловьев - Чтения и рассказы по истории России
Чтение десятое
В предыдущих беседах наших мы не раз указывали на воспитательное значение деятельности Петра Великого; естественно, что при этом он нуждался в помощи церкви; но церковь, чтоб дать желанную помощь в народном воспитании, нуждалась сама в помощи преобразователя, ибо требовала преобразований. Жалобы на печальное нравственное состояние духовенства, на печальное состояние нравственности в монастырях, которые прежде имели такое важное значение в нравственном воспитании народа, на невежество духовенства, лишавшее его учительской способности в то время, когда оно более всего нуждалось в этой способности, когда нравственными, научными средствами нужно было защищать православие от своих и от чужих, от раскольников и западных иноверцев, жалобы на злоупотребления материальными средствами в монастырях и архиерейских домах – все эти жалобы раздавались давно и громко, между мирянами и самим духовенством, на соборах церковных. Петр, по своей природе, делавшей из него преобразователя, не мог равнодушно слышать жалоб на какоенибудь зло и отвечать на эти жалобы, на эти слова словами же: он немедленно отвечал на них делом, исправлением зла. Поднять русское духовенство, давши ему могущество – науку, снабдивши его средствами восстановить свое учительское значение, свое нравственное влияние согласно с новыми потребностями, с новыми условиями, давши ему крепкое оружие для борьбы с враждебными влияниями; восстановить значение монастырей, противодействуя вовсе немонашеским побуждениям к монашеской жизни, прекративши злоупотребления материальными средствами, обращением излишка этих средств на дела милосердия и просвещения; поднять белое духовенство, давши ему науку, учительскую способность и большие средства материальные, недостаток которых мешал успешному и достойному исполнению его обязанностей, – вот преобразовательная программа Петра относительно церкви. Но кто станет приводить в исполнение эту программу?
До XVIII века в русской церкви был единый верховный пастырь, сначала с титулом митрополита, потом патриарха, и мы видели, как тяжело было положение патриарха, когда Россия всколебалась и стала двигаться по новой дороге. Патриарх стоял между нескольких огней, между раскольниками, с одной стороны, между иноверными учителями и русскими учениками их – с другой, без способности обличения, без нравственных средств противодействия тем и другим, без науки, которая должна была внушать уважение и сдерживать людей, служивших науке, разуму, говоривших и действовавших во имя их: положение вредное, невозможное для церкви и государства при слабости характера, при страдательном положении патриарха, вредное и при энергии, ревности в ту или другую сторону, ибо без просвещения могла ли быть ревность по разуму. Сюда присоединялись еще новые трудности: патриарх должен был приступить к экономическим преобразованиям, следовательно, должен был вооружить против себя значительную часть духовенства; энергичные меры для водворения должной дисциплины в монастыре, для истребления тунеядства, находившего здесь себе прибежище, увеличивали число врагов, усиливали вопли. Одним словом, чтоб патриарх был в уровень своему положению, чтоб явился патриархпреобразователь, ему следовало своими способностями, своей энергией, силой воли приближаться к великому преобразователюцарю. Но где было взять такого человека, где было взять двоих Петров Великих! Нужно было пощадить русскую церковь от печального явления иметь подле царя Петра Патриарха Адриана. Скажут: зачем же непременно Адриана? Но если не Адриана, то надобно было пощадить Россию от соблазна столкновения царя с патриархом, который бы, при силе воли, отличался узким взглядом на трудное и опасное положение церкви; патриарх, не сочувствующий преобразованиям, необходимо становился опорою недовольных, средоточием и вождем их, давал благословение их делу. В противном случае надобно было пощадить главного пастыря церкви, единого и потому принимающего на себя всю ответственность, пощадить от враждебных ударов, расточавшихся противниками преобразования, пощадить его от названия антихриста. Все эти удары принимал на себя человек силы, способный их вынесть; духовная власть отстранялась от преобразований, слишком для нее тяжких, и передавала их власти светской; единичное управление церковное упразднялось естественно за неимением человека, способного стать в уровень с своим положением, поднять бремя, слишком тяжелое для плеч одного человека, естественно пролагался путь к разделению этой тяжести между многими, к коллегиальному управлению.
Петр говорил патриарху Адриану: «Священники ставятся малограмотные, надобно их прежде учить, а потом уже ставить в этот чин. Надобно озаботиться, чтоб и православные христиане, и иноверцы познали бога и закон его: послал бы для этого хотя несколько десятков человек в Киев в школы. И здесь, в Москве, есть школа, можно бы и здесь было об этом порадеть; но мало учится, потому что никто не смотрит за школой как надобно. Многие желают детей своих учить свободным наукам и отдают их здесь иноземцам; другие в домах своих держат учителей иностранных, которые на славянском нашем языке не умеют правильно говорить. Кроме того, иноверцы и малых детей ересям своим учат, отчего детям вред и церкви может быть ущерб великий, и языку нашему повреждение, тогда как в нашей бы школе, при искусном обучении, всякому добру учились». Царские слова были сказаны понапрасну: мог ли заботиться о школе и приготовлять священников к их званию человек, не имевший сам образования! Чтоб поднять русские школы и образовать ученых священников, надобны были ученые архиереи; в Великой России их взять было неоткуда, надобно было обратиться к Малороссии, вызвать оттуда ученых монахов и поставить их на архиерейские кафедры в Великой России. Петр так и сделал; а что выбор людей как везде, так и тут был хорош, был петровский выбор, доказательством служат имена всем известные, имена Стефана Яворского, св. Димитрия Ростовского, Филофея Лещинского, Феофана Прокоповича, Феофилакта Лопатинского.
Осенью 1700 года умер патриарх Адриан, и преемника ему не было. Рязанский митрополит Стефан Яворский назначен был только экзархом св. патриаршего престола, блюстителем и администратором, что показывало меру временную, переходную; можно было считать ее приготовлением к уничтожению патриаршества; можно было ждать также, что патриарх будет, когда царь найдет способного человека, и действительно, трудно сказать, был ли в это время уже решен Петром вопрос об уничтожении патриаршества. Можно рассуждать так: если бы Петр хотел сохранить патриаршество, то что ему мешало остановить выбор на том же Стефане Яворском или какомнибудь другом архиерее из ученых малороссиян? Первая потребность была в распространении образования между духовенством, в надзоре за главной школой московской, академией; патриарх из великороссиян не был способен к этому по неимению школьного образования; но патриарх из малороссиян удовлетворял этой главной потребности. Но мы должны перенестись в то время, когда на малороссиян в Великой России смотрели как на чужих; занятие малороссиянами архиерейских кафедр возбудило сильное неудовольствие, разумеется, прежде всего между людьми, которые сами надеялись занимать эти кафедры и были отстранены пришельцами; но эти недовольные были свои, и потому их неудовольствие легко заражало массу. Сильные следы этого неудовольствия у великороссийского духовенства на малороссийских архиереев мы находим даже 50 лет спустя, когда архиереи из великороссиян с ненавистью отзывались о своих предшественниках малороссиянах, об этих, по их словам, черкасишках никуда не годных, и от людей переносили свое нерасположение к делу, к школам, заведенным архиереямималороссиянами. Петр ввиду необходимости не счел позволительным уступить этому чувству, призвал малороссиян на архиерейские кафедры; но поставить патриарха из малороссиян было бы слишком. Притом, кроме неудовольствия своих, Петр должен был обращать внимание на внушения константинопольского патриарха не ставить в патриархи малороссиян как подозрительных в неправославии, и особенно Стефана Яворского. Таким образом, все соединилось для того, чтоб затруднить дело и заставить Петра отложить его.
За назначением Яворского блюстителем патриаршего престола немедленно последовали преобразования. Дело суда и управления церковными имуществами сосредоточено было в монастырском приказе, отданном в ведение светскому лицу, боярину Ивану Алексеевичу МусинуПушкину. Для прекращения жалоб на беспорядки монастырской жизни, на тунеядство и соблазнительное бродяжничество монахов и монахинь из одного монастыря в другой монахи и монахини были переписаны, и переход их из одного монастыря в другой запрещен, кроме важных законных причин. Стража стала у ворот монастырских: монах и монахиня не могли выходить, кроме крайней необходимости, и то на короткое время; мирские люди могли входить только в церкви монастырские во время богослужения; жить в монастырях не могли; писать монахи и монахини могли только в трапезе, с позволения начальства, ибо оказывалось, что в кельях писались вовсе не душеспасительные вещи. Нельзя было никого вновь постричь без царского указа. Прежние монахи, говорил указ, содержали себя своими трудами и еще питали нищих; нынешние же нищих не питают, но сами чужие труды поедают, и потому монастырский приказ, где сосредоточивались доходы с монастырских имений, выдавал монахам на содержание известное количество денег и хлеба, остальное должно было идти на пропитание нищих, в богадельни и в бедные монастыри, у которых не было вотчин. На монастырские доходы был построен в 1707 году в Москве за Яузой госпиталь, который служил вместе и медицинской школой, в заведовании доктораиностранца Бидлоо и русского лекаря Рыбкина. Через пять лет Бидлоо хвалился, что в госпитале вылечено более тысячи больных, хвалился и быстрыми успехами своих русских учеников, которые в количестве 33 человек ежедневно имели дело со 100, а иногда и 200 больными. Москва очень нуждалась в медицине; по указу Петра за 1703 год подана была священниками первая ведомость о числе родившихся и умерших; оказалось, что число смертных случаев с лишком 2000 превышало число рождений.
