Русский рай - Олег Васильевич Слободчиков
На Ситхе он отказался от статуса колониального гражданина с поселением на Еловом острове или Афогнаке, следовательно, лишался пожизненной пенсии и, получив пособие, за компанейский счет мог вернуться на родину. Ожидая транспорт на Охотск, Сысой всю зиму хворал, лежа в сырой казарме, молил Бога, чтобы дожить хотя бы до Охотска, по молитвам дождался лета, сел на бриг, с которым отправляли меха. В пути на закат дня судно попало в шторма, старику стало совсем плохо. Лёжа на раскачивавшейся койке, то и дело впадая в забытьё, он бормотал: «Раю, ты мой раюшко, притулиться бы хоть с краюшку». Ветра вынесли транспорт к Урупу и 23 августа, в виду острова, Сысой с облегчением предал душу Господу в самом конце Успения Пресвятой Богородицы, на его отдание, на самом краю Российской земли, и был похоронен неподалеку от тамошнего первопоселенца Василия Звездочетова.
Всё так же пускала по небу лучи-стрелы птица заревая, рассветная с чудным именем Алконост, тропила путь красному солнцу. Из-за курящихся гор Аляски к вулканам Камчатки, а от них к Чухонским болотам неслись златогривые дни-кони. По морям и рекам волоклись компанейские суда, по тундре и тайге олени с лошадьми тянули груз дорогих мехов, отчеты, прошения и жалобы служащих. Обратно, встреч солнца, управленцы Российско-американской компании слали хлебный пай, не всегда доходивший до места, указы и законы, писанные людьми, почти не знавшими жизни за океаном. До продажи колониальных владений России в Америке оставалось семнадцать лет. Последние десятилетия доживали, изжившие себя во времени, смешанные частно-государственные компании, Российско-американская и Компания Гудзонова Залива. На Аляске и Камчатке тряслась земля, извергались вулканы: шевелился под землей разбуженный Юша-змей. Вернувшиеся из-за океана старики, чудно баяли по кабакам и трактирам, что вся земля пройдена, нет на ней справедливой Ирии и надо строить её на своей земле. От той людской безысходности мучился Юша-змей, кусал свой хвост, пожирал сам себя. А до кровавого ХХ века оставалось всего пятьдесят лет.
