Самоцветный быт - Михаил Афанасьевич Булгаков
– Верно!! – грянул хор.
– Не ревите дикими голосами, – посоветовал ученый. – На чем, бишь, мы остановились в прошлый раз?
– Что такое электричество! – ответил класс.
– Правильно. Нуте-с, приступаем дальше. Берите тетрадки, записывайте мои слова…
Как листья в лесу, прошелестели тетрадки, и сто карандашей застрочили по бумаге.
– Прежде чем сказать, что такое электричество, – загудело с кафедры, – я вам… э… скажу про пар. В сам деле, что такое пар? Каждый дурак видел чайник на плите… Видели?
– Видели!!! – как ураган, ответили ученики.
– Не орите… Ну, вот, стало быть… кажется со стороны, простая штука, каждая баба может вскипятить, а на самом деле это не так… Далеко, я вам скажу, дорогие мои, не так… Может ли баба паровоз пустить? Я вас спрашиваю? Нет-с, миленькие, баба паровоз пустить не может. Во-первых, не ее это бабье дело, а в-третьих, чайник – это ерунда, а в паровозе пар совсем другого сорта. Там пар под давлением, почему под означенным давлением, исходя из котла, прет в колеса и толкает их к вечному движению, так называемому перпетуум-мобиле.
– А что такое перпетуум? – спросил Куряковский – ученик.
– Не перебивай! Сам объясню. Перпетуум – такая штука… это, братишки… ого-го! Утром, например, сел ты на Брянском вокзале в Москве, засвистал и покатил, и, смотришь, через 24 часа ты в Киеве, в совершенно другой советской республике, так называемой Украинской, и все это по причине концентрации пара в котле, проходящего по рычагам к колесам так называемым поршнем по закону вечного перпетуума, открытого известным паровым ученым Уан-Степом в 18 веке до Рождества Христова при взгляде на чайник на самой обыкновенной плите в Англии, в городе Лондоне…
– А нам говорили по механике вчера, что плиты до Рождества Христова еще не было! – пискнул голос.
– И Англии не было! – бухнул другой.
– И Рождества Христова не было!!
– Го-го-го!! Го!! – загремел класс…
– Молчать! – громыхнул преподаватель. – Харюзин, оставь класс! Подстрекатель! Вон!
– Вон! Харюзин!! – взвыл класс.
Харюзин, разливаясь в бурных рыданиях, встал и сказал:
– Простите, товарищ преподаватель, я больше не буду.
– Вон! – неуклонно повторил профессор. – Я о тебе доложу в совете преподавателей, и ты у меня вылетишь в 24 часа!
– На перпетууме вылетишь, урра!! – подхватил взволнованный класс.
Тогда Харюзин впал в отчаяние и дерзость.
– Все равно пропадать моей голове, – залихватски рявкнул он, – так уж выложу я все! Накипело у меня в душеньке!
– Выкладывай, Харюзин! – ответил хор, становясь на сторону угнетенного.
– Сами вы ни черта не знаете, – захныкал Харюзин, адресуясь к профессору, – ни про перпетуум, ни про электротехнику, ни про пар. Чепуху мелете!
– Ого-го?! – запел заинтересованный класс.
– Я? Как ты сказал?.. Не знаю? – изумился профессор, становясь багровым. – Ты у меня ответишь за такие слова! Ты у меня, Харюзин, наплачешься!
– Не боюся никого, кроме Бога одного! – ответил Харюзин в экстазе. – Мне теперь нечего терять, кроме моих цепей! Вышибут? Вышибай!! Пей мою кровь за правду-матку!!
– Так его! Крой, Харюзин!! – гремел класс. – Пострадай за правду!
– И пострадаю, – вскричал Харюзин, – только мозги морочите! Околесицу порете! Двигатель для вентилятора поставить не можете!
– Пр-равильно, – бушевал восхищенный класс, – замучили качанием! Рождества не было. Уан-Степа не было! Сам, старый черт, ничего не знаешь!!!
– Это… бунт… – прохрипел профессор, – заговор! Да я!.. Да вы!..
– Бей его! – рухнул класс в грохоте.
В коридоре зазвенел звонок, и профессор кинулся вон, а вслед ему засвистел разбойничьим свистом стоголосый класс.
1924
Торговый дом на колесах
Молчаливая обычно станция «Мелкие Дребезги» Энской советской дороги загудела, как муравейник, в который мальчишка воткнул палку. Железнодорожники кучами собирались у громадного знака вопроса на белой афише. Под вопросом было напечатано: «ОНА ЕДЕТ!!!»
– Кто едет?! – изнывали железнодорожники, громоздясь друг на друга.
– Кооперативная лавка-вагон!! – отвечала афиша.
– Го-го, здорово! – шумели железнодорожники.
И на следующий день она приехала.
Она оказалась длинным товарным вагоном, испещренным лозунгами, надписями и изречениями:
«Нигде, кроме как в нашем торговом доме!»
«Сони, Маши и Наташи, летите в лавку нашу!»
«Железнодорожник! Зачем тебе высасываться в лавке частного паука, когда ты можешь попасть к нам?!»
– Ги-ги, здорово! – восхищались транспортники. – Паук – это наш Митрофан Иванович.
Станционный паук Митрофан Иванович мрачно глядел из своей лавчонки.
«Транспортная кооперация путем нормализации, стандартизации и инвентаризации спасет мелиорацию, электрификацию и механизацию».
Этот лозунг больше всего понравился стрелочникам.
– Понять ни черта нельзя, – говорил рыжебородый Гусев, – но видно, что умная штука.
«Каждый, кто докажет документом, что он член, получает скидку в 83½ %, – гласил плакат, – все не члены получают такую же!!»
В кассе взаимопомощи наступило столпотворение. Транспортники стояли в хвосте и брали заимообразно совзнаками и червонцами.
А в полдень облепленная народом кооплавка начала торговать.
Три приказчика извивались, кассирша кричала: «Сдачи нет!», и пёр станционный народ штурмом.
– Три фунтика колбаски позвольте, стосковались по колбаске. У паука Митрофана Ивановича гнилая.
– Колбаски-с нет. Вся вышла-с. Могу предложить вместо колбаски омары в маринаде.
– Амары? А почем?
– Три пятьдесят-с.
– Чего три?!
– Известно-с – рубля.
– Банка?!
– Банка-с.
– А как же скидка? Я член…
– Вижу-с. Со скидкой три пятьдесят, а так они шесть двадцать.
– А почему они воняют?
– Заграничные-с.
– Прошу не напирать!
– Ремней в данный момент не имеется, могу предложить взамен патентованные брюкодержатели «Дуплекс» – лондонские с автоматическими пуговицами «Пли». 7 руб. 25 коп. Купившим сразу дюжину дополнительная скидка – 15 %. Виноват, гражданин. Он на талию надевается.
– Батюшки, лопнул!!
– Уплатите в кассу 7 р. 25 к.
– Ситцу нет, мадемуазель. Есть портьерная ткань лионская, крупными букетами. Незаменима для обивки мебели.
– Хи-хи. У нас и небели-то нету.
– Жаль-с. Могу предложить стулья «комфорт» складные для пикников…
– А вам что, мадам?
– Я не мадам, – ошеломленно ответил Гусев, поглаживая бороду.
– Пардон, чем могу?
– Мне бы ситцу бабе в подарок.
– Миль пардон, ситец вышел. Для подарка вашей почтенной супруге могу предложить парижский корсет на шелку с китовым усом.
– А где ж у него рукава?
– Извиняюсь, рукава не полагаются. Ежели с рукавами, возьмите пижаму. Незаменимая вещь в морских путешествиях.
– Нам по морям не путешествовать. Нет уж, позвольте корсетик. Вещица прочная.
– Будьте покойны, пулей не прострелишь. Номер размера вашей супруги?
– У нас по простоте, не нумерованная, – ответил стыдливо Гусев, – известно, серость…
– Пардон, тогда мы на глаз. Рукой обхватить можно?
Гусев подумал:
– Никак нет. Двумя, ежели у кого руки длинные…
– Гм. Это порядочный размер. Супруге вашей диета необходима.
