Наследницы - Марина Евгеньевна Мареева
Мать крепко выругалась, а я поцеловал ей руку. Она и это прокомментировала. Твой тезка, говорит, тот, что Ильич, в письмах к Надюшке и своей Инессе Арманд в конце делал приписку: «Жму руку». А ты руки целуешь. Мол, оттого меня бабы и любят. Я стал было возражать: может, не только за это? Но куда там. Мою понесло! Мои бабы — это тоже одна из ее любимых тем. Без кавычек на этот раз. По всем прошлась. По всем ли?
Жалко, что я к ней редко езжу. Надо бы почаще.
* * *
— Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв ради Пречистыя Твоея Матере и всех святых помилуй нас. Аминь. — Лера перекрестилась. — Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе.
Она верила в Бога, но как-то по-своему, потому и в церковь ходила редко. Сегодня пришла. На девятый день со дня смерти Володи. Ее не отпускало, что она не смогла проститься с ним ни с живым, ни с мертвым. Не успела сказать «прости». А было за что. Да даже если бы и не было, это слово несло в себе какую-то целительную силу, но лишь сказанное от души, от чистого сердца, с искренним осознанием своей вины. Она это знала.
— Господи, прости, — Лера опять перекрестилась, — дай силы, помоги.
Она подошла к конторке. Купила несколько свечей. Она плохо разбиралась в церковных обрядах — куда ставить «за упокой», куда «за здравие». Увидев маленькую согбенную старушку, подошла, спросила. Та обстоятельно все объяснила, показала. В знак благодарности Лера попыталась дать ей денег. «Что ты, доча, кто ж в храме господнем златом звенит?» В ее голосе не было осуждения, но Лера почувствовала себя виноватой: «Господи, прости».
Поставив свечи за упокой Иваницкого, за здравие их сына, родителей, Юры, Лера принялась разглядывать иконы. Остановилась перед Николаем Чудотворцем. Вспоминала, как десять лет назад здесь, в этой же церкви, они с Володей-большим крестили Володьку-маленького. Как он был счастлив! Как счастлива была она! Они закатились на Николину гору, отмечали три дня. Володя рисовал ее, сына. Строил планы. «Зачем я оставила Вовку в машине, не взяла с собой? — подумала Лера. — Ему тоже, наверное, стало бы легче». Она видела, как сын переживает смерть отца. По-своему, по-детски. Извлек откуда-то маленький альбомчик, подаренный отцом по случаю поступления в гимназию, и часами рисовал. «Господи, помоги ему».
Лера пошла к выходу. Какая-то старушка протянула ей листок. Не взглянув на него, она сложила его пополам и уж было собралась положить в сумку, как старуха ласково окликнула:
— Милая, да ты почитай, почитай.
Остановившись, Лера развернула листок Это была «Молитва при бракосочетании, или Молитва христианских супругов».
Зазвонил церковный колокол. «Вот, Володечка, как ты обо мне заботишься. Спасибо, родной, может, тебе оттуда и виднее». Лера направилась к воротам, на душе стало покойно, благостно. Вдруг лицо ее омрачилось. Навстречу, не замечая ее, шла «святая троица»: Анна Федоровна, Вера, Олег. Он остановился подать милостыню. Лера развернулась, обошла церковь, любуясь ее красотой, подошла к машине. На заднем сиденье сидел Володя и рисовал.
— Мам, мы скоро поедем? А то я в гимназию опоздаю.
— Сейчас, милый, поедем. — Лера достала из сумочки ключи от машины. Листок с молитвой положила в бардачок.
— А что ты так долго делала в церкви?
— Прощалась с твоим отцом, — Лера переложила молитву обратно в сумочку, — теперь уже навсегда.
— Так бывает?
— Не знаю. — И с надеждой спросила: — Вовка, а ты его помнишь? Помнишь его лицо? — Голос Леры дрогнул. — Забыл, наверное. Ты же его два года не видел.
— Помню, — продолжая рисовать, ответил сын. — Я видел его месяц назад.
— Как месяц?! Ты что такое говоришь?! — Лера повернулась к нему, не зная, верить — не верить. — Я же запретила отцу встречаться с тобой. Вовка, ты меня не обманываешь?
— А мы потихоньку. Папка подкупил мою бонну. Она меня к нему отпускала. Я тебе не стал говорить, ты же все равно ее потом выгнала. — Мальчик строил фразы не по-детски складно. — Папка приезжал за мной на своей машине, пока ты была в своем офисе. Такая классная машина! — Володя оживился. — А шофер давал мне порулить… чуть-чуть.
Душа Леры ликовала. В этом Иваницкий был весь. Если любил — так любил. Ненавидел — так уж мало не покажется: ни в поступках, ни в выражениях не стеснялся.
— И ты все это время от меня скрывал?..
— Это мы с папкой так решили, чтобы тебя не расстраивать.
— И что вы делали?
— Катались на машине, гуляли, он привозил мне подарки.
— Какие подарки? Я у тебя ничего такого не видела.
— А я их в гимназии ребятам раздавал, чтобы ты не заметила.
— И отец знал об этом?
— Знал. Он сказал, что ему нравится ход моих мыслей.
— Да, это его выражение.
— А в последние два раза мы не гуляли, только катались. Папка лежал в машине, — Вовка откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза, — вот так. Сказал, что не может ходить…
Лера сглотнула ком в горле.
— Бедный, бедный Володя».
— Он был такой худой… и старый.
— А он сказал тебе что-нибудь на прощание?
— Он поцеловал меня… в щеку. — Мальчик поморщился. — Щекотно так было. Сказал, что я его сын, что он любит меня. А еще он сказал: «Прости меня».
Лера крепко обняла сына. В ее глазах стояли слезы.
* * *
Саша шла к галерее «Вера». Во дворе особняка стояло несколько фургонов — рабочие вытаскивали упакованные картины, заносили в здание. Вера с мобильником в руках руководила процессом. Саша сразу ее узнала — видела на фотографиях в газетах, в телевизионных сюжетах. Их было много за эти две недели, прошедшие после смерти Иваницкого. Интерес к личности художника, его творчеству еще не пошел на убыль. Один за другим в ворота въехали два телевизионных рафика. Вера пошла им навстречу, приветливо улыбаясь.
Маневрируя между машинами и людьми, Саша направилась к входной двери. Оставила в гардеробе свою старенькую, видавшую виды куртку. В ней не так
