По праву рождения - Вера Александровна Колочкова
– Чему, Матвей?
– Тому, что я другой… На вас не похожий. Ладно бы я другой ориентации придерживался в этом деле, тогда бы понятно было ваше горе родительское… А так…
– Да ну тебя, болтун! Не хочу больше с тобой разговаривать! Просто послушай меня, и все! Не трогай эту девочку, даже близко к ней не подходи и в мыслях не держи, понял? Я тебе запрещаю, слышишь?
– А может, она сама будет решать, подходить мне к ней близко или нет? А, мам?
– Да что она там решит… Она… Она не такая, с ней так нельзя… Она же все эти твои подходы да выкрутасы за чистую монету примет, пойми! Нельзя ее обижать, нельзя!
– Да я и не собираюсь ее обижать…
– А что ты собираешься делать? Именно обидеть и собираешься! Потому что для одной девушки такие вот отношения – это развлечение, а для другой – катастрофа! Не все же вокруг такие… Осовремененные и раскрепощенные, как бы тебе того хотелось!
– Ладно. Я понял тебя, мам…
– Вот и хорошо, что понял. Еще раз тебе повторяю – не смей… Не смей!
* * *
Анеля выскочила из подъезда и быстро пошла в сторону автобусной остановки, не видя ничего перед собой. Отчего-то очень хотелось плакать, и она никак не могла осознать причину своего отчаяния, хотя в голове все еще звучал строгий окрик Анны Антоновны – не надо ее провожать, я не отпускаю тебя, Матвей, слышишь?
– Анеля, погоди… – услышала она рядом голос Егора. – Куда ты мчишься так, погоди! Ты что, забыла, что я тебя жду? А если б я тебя не увидел? Так бы и сидел на той скамейке до ночи?
– Извини, я и правда забыла… – пробормотала она сердито, смахивая со щеки слезу. – Извини, Егор…
– А чего ты ревешь? Тебя что, преподавательница обидела? Курсовую твою разнесла, да? Ну стоит ли из-за такой ерунды расстраиваться! Ты же исправишь все ошибки… Снова ей отнесешь… Чего реветь-то, не понимаю?
Анеля удивленно потрогала щеки руками – и правда мокрые… Она что, действительно плачет? Господи, глупо как… Глупо идти по улице и плакать… А главное – из-за чего? Ведь нет никакого повода, в самом деле!
– Ну чего ты так бежишь, погоди… Объясни толком, что случилось, Анель…
Она только поморщилась и рукой махнула, ничего Егору не ответила. Он тут же проговорил довольно сердито:
– Не надо на меня рукой махать, я-то ведь ни в чем не виноват, правда? Ты даже объяснить не можешь, что случилось и как там тебя обидели!
– Да ничего не случилось, Егор… Просто… Просто мне домой надо быстрее…
– Вот те раз! Мы ж вроде гулять собирались! Зря я сидел целых два часа, ждал тебя, да? Еще и с цветами этими дурацкими! Возьми цветы, я ж тебе их принес! Ну?
– Не надо мне никаких цветов… Отстань от меня!
– Ни фига себе… И куда я теперь с этим букетом?
– Не знаю я! Выбрось, если хочешь!
– Ну погоди, Анель… Ну что ты, блин, как ненормальная… Давай в кафе зайдем, посидим, я шампанского тебе возьму… Глотнешь разок-другой и успокоишься сразу… Говорят, оно хорошо на нервы действует.
– Отстань от меня, а? Что ты идешь за мной? Отстань! Говорю же – мне домой надо! – обернулась она к нему сердито и так зло посмотрела, что Егор остановился в недоумении. И проговорил тихо:
– Да ты и в самом деле того… Ненормальная… А я хожу за тобой как дурак…
– Вот и не ходи! – снова обернулась к нему Анеля и прибавила шагу, увидев подъезжающий к остановке автобус.
Егор так и остался стоять с неприкаянными розовыми розами в руках, а она вскочила в автобус, плюхнулась на свободное сиденье, быстро утерла мокрые от слез щеки. Надо быстрее домой доехать, там уже поплакать по-настоящему и сообразить, что же такое произошло… Откуда эти нестерпимые слезы взялись, и вообще…
Квартира встретила ее тишиной и запахом ванили с печеным яблоком. Прошла на кухню, увидела мамину записку на столе: «Буду поздно или только утром приду, не жди меня. Испекла твою любимую шарлотку. Целую, пока».
Анеля улыбнулась грустно – у мамы личная жизнь… С тем самым, наверное, из-за которого с папой развелась. Который женат. Вот же подлец какой, жену обманывает! Если мама только утром собралась домой вернуться…
Шарлотка заманчиво устроилась в красивом синем блюде на кухонном столе, но есть совсем не хотелось. Очень поговорить с кем-то хотелось. То есть высказать вслух то, что творилось внутри. Словами облечь. Когда словами… всегда понятнее.
Может, бабушке позвонить? Но она сегодня вечером в гости к подруге собиралась. У нее как раз в этот день каждую неделю посиделки с подругами. Тоже, выходит, личная жизнь… Что ж она будет ей мешать?
А может, папе? Но как расскажешь об этом папе? Он же мужчина, он не поймет… Да и неловко как-то, давно ему не звонила, а тут сразу непонятно что ему вывалит…
Жалко, что у нее подруг нет настоящих. Есть добрые приятельницы, и с ними можно поболтать о том о сем, но вот об этом… что сейчас внутри происходит… тоже ведь не расскажешь. Потому что они так же скажут, как Егор давеча про нее сказал, – ненормальная. Из мухи слона раздула, проблемы нет никакой, о чем реветь-то? Подумаешь, преподавательница своему сыну проводить ее не разрешила! Да мало ли почему не разрешила! Может, он ей нужен в этот момент был? Может, она его в супермаркет отправить собиралась за молоком и хлебом?
И в самом деле… Неужели она сейчас только из-за этого страдает? Или от чего-то еще? Отчего так сердце болит и будто щекочет что-то в груди, крыльями трепыхается…
Побродив по квартире, легла в своей комнате на кровать, отвернулась к стене, закрыла глаза. И тут же ясно увидела лицо того парня, Матвея… Глаза яркие, зеленые, смотрят пронзительно. И улыбка… Боже, какая у него улыбка… И голос насмешливый… «Можно я у тебя интервью возьму? Скажи номер телефона, я запишу…»
Ну почему, почему он не успел его записать? Почему Анна Антоновна помешала ему это сделать? Сейчас бы, может, позвонил ей… И она бы не мучилась так, не лежала на кровати, свернувшись жалким калачиком? Почему, почему…
В комнате было уже темно, когда услышала, как в прихожей щелкнул дверной замок. И подскочила с кровати, и бросилась туда со всех ног – мама пришла! Стало быть, не получилось у того самого, которого мама любит, жену обмануть! Пришлось к жене на ночь возвращаться, а маме – к себе домой!
– Мам… Как хорошо, что ты пришла… Мне с тобой поговорить надо, мам…
– Ой, Анель! Поздно уже… – подняла на нее мама грустные и немного хмельные глаза. – Давай завтра поговорим, ладно? Без ума спать хочу…
– Но, мам…
– Завтра, Анелечка, завтра… Все завтра… – тихо пробормотала мама, уходя к себе. – И ты тоже спать ложись, поздно уже…
Легко сказать – спать ложись! А как спать-то? Только закрываешь глаза – и сразу его видишь, плакать хочется… И тревога сердечная никак не проходит, и птица с беспокойными крыльями бьется и бьется в груди…
Так и не уснула в ту ночь. Не смогла. Уже под утро встала у окна, кутаясь в плед, смотрела, как наливается розовой зарей небо, как первые лучи солнца осторожно трогают крыши домов, как просыпается двор, выпуская сонных собачников на прогулку.
А вот и совсем деловая движуха пошла, и слышно, как заурчали машины с дороги, как в дальней церквушке зазвонил колокол к заутрене. Наверное, и бабушка уже проснулась… Она рано встает, не спит долго. Можно ей позвонить…
Долго ждала ответа и уже хотела нажать на кнопку отбоя, но услышала сонный бабушкин голос:
– Да, Анелечка, слушаю… Случилось что-нибудь, да? Почему так рано звонишь?
– Ой, я тебя все-таки разбудила, прости… Я думала, ты уже встала…
– Нет, сплю еще. Вчера засиделась в гостях, поздно домой пришла.
– Ну, спи тогда… Я потом позвоню.
– Нет, Анелечка, нет! Что ты хотела мне сказать, говори! Все равно я уже проснулась!
– Ой, ба… Мне и правда надо сказать… Очень надо! Дело в том, что я вчера его увидела, ба…
– Кого – его? Объясни толком!
– Ну, того самого… Который по праву рождения, который мой, который единственный… Помнишь, мы о нем говорили?
– Помню, как же… И где ж ты его увидела?
– Он сын Анны Антоновны, моей преподавательницы! Вчера я к ней домой курсовую относила и его увидела… Его Матвеем зовут, ба! Я сразу поняла, что это
