Фанаты. Сберегая счастье - Юлия Александровна Волкодав
— Почти. У меня нет сил вылезти.
И Сашку дрожь пробирает от искренности и какой-то обречённости в его голосе. Он, конечно, вылез, сам, без посторонней помощи. Надеть халат она уже ему помогла. И до кровати дошёл. Насчёт ужина на кухне за столом Сашка и не заикнулась, в постель ему принесла, заставила хоть что-то проглотить прежде, чем уснёт. А потом сидела рядом с ним, спящим, и смотрела в планшете, полностью прикрутив звук, предыдущий сезон «Ты — звезда». И искренне не понимала, как из такого унылого действа, которое она сегодня наблюдала, получается вполне приличное шоу. И почему Всеволоду Алексеевичу так важно в нём участвовать. Впрочем, нет. Последнее понимала, конечно. Но легче от этого не становилось.
* * *
Первые «поединки» снимают на следующий день после прослушиваний.
— А вам не надо позаниматься с вашей командой? — удивляется Сашка.
Но Туманов безмятежно качает головой.
— Заниматься я буду перед финалом с оставшимися двумя участниками. А на поединки они идут с тем репертуаром, который у них есть.
Сашке хочется спросить, в чём же тогда заключается роль наставника, но она вовремя затыкается. Чем меньше нагрузки на сокровище, тем лучше. Она и так боялась, что наутро он просто не встанет. Дома часто бывало, что после больших физических нагрузок следующий день он проводил в постели. И Сашка даже любила такие постельные дни: устраивалась на мягком плече, и они смотрели какую-нибудь ерунду по телевизору, болтали обо всём на свете, ели яблоки и его печеньки, просто дремали. Но здесь, в Москве они себе такой роскоши позволить не могли.
Однако Сашка зря переживала, Всеволод Алексеевич встаёт, и встаёт сам, по первому звонку будильника. Бледный, конечно, и не слишком энергичный, но ни на что не жалуется. Идёт умываться, и Сашка подрывается на кухню готовить завтрак. Ничего особенного: выложить на тарелки творог из пачки, залить сиропом из стевии со вкусом пломбира, заварить свежий чай. Когда Всеволод Алексеевич заходит на кухню, Сашка замечает, что он прихрамывает. Господи, только не колено опять. Они, конечно, в Москве, далеко ехать не придётся, но как же это сейчас не вовремя. Туманов ловит её озабоченный взгляд и качает головой.
— Всё в порядке, Сашенька. Ноги отекли вчера сильно, за ночь не прошло. Сегодня придётся обувь сменить, в туфли я не влезу, пожалуй.
Чёрт! Сашка вчера сама так устала, что даже не обратила внимания. А ведь он действительно весь день провёл в узких туфлях. Ладно, не таких уж и узких, тоже на размер больше его обыкновенного, но в любом случае жёстких. И надо было вечером хоть намазать ему ступни чем-нибудь, снимающим отёки, мазью какой-нибудь, их сейчас в любой аптеке сто видов. Да уж, совмещать обязанности директора и тёти доктора оказалось не так просто. Не тянете, Александра Николаевна.
А он, кажется, не замечает её сеанса самоуничижения. Меланхолично жуёт, смотря в окно. В окне ничего интересного, кроме дождя, не показывают. И Сашка подозревает, что мыслями он уже на телестудии.
— Давайте мокасины наденем. Я надеюсь, вы ничего не натёрли вчера?
Он рассеянно кивает, и Сашке совсем перестаёт нравиться происходящее. Он уже замученный, а ему придётся ещё целый день общаться, оценивать каждого участника, работать на камеры. И отменить ничего уже нельзя, перенести.
Сашка помогает ему одеться и особенно обуться. В растоптанные мягкие мокасины ноги еле-еле влезают. Но Сашка замечает кое-что похуже отёков. Он всё-таки растёр левую ногу — красный воспалённый ободок идёт от подъёма до лодыжки.
— Всеволод Алексеевич, присядьте-ка куда-нибудь, это надо обработать.
— Саш, машина уже стоит.
— Машина постоит.
У Туманова вопросительно выгибается бровь. То ли от её тона, то ли от самого факта. Сашка редко ему возражает, особенно так решительно.
— Всё настолько серьёзно, Саш? Я не маленький мальчик Сева, который натёр ножку сандаликом, и это трагедия. Впрочем, в те времена никто бы внимания и не обратил.
Сашка молча его усаживает и идёт за аптечкой, где у неё точно лежало что-то заживляющее и пластырь. Серьёзно, Всеволод Алексеевич. У маленького мальчика Севы не было диабета как минимум.
По крайней мере, они перестали друг друга смущаться. Сашка вспоминает, как прошлый раз, здесь, в квартире на Арбате она помогала ему обуться, и оба стеснялись, пытаясь перевести неловкую ситуацию в шутку. Сейчас на такие мелочи никто и внимания не обращает. И волнует Туманова исключительно время — как бы на съёмку не опоздать.
— Без вас вряд ли начнут, — замечает Сашка, когда они спускаются в лифте к машине.
— Перед коллегами неудобно будет.
— Перед которыми? Теми двумя, которые вас вчера весь день троллили?
— Что делали?
— Поддевали.
Удивлённый взгляд. Не заметил он, что ли? Или не принял близко к сердцу?
Всеволод Алексеевич пожимает плечами:
— Терпеть не могу наплевательского отношение ко времени других. Помню, снимали мы какую-то новогоднюю передачу, финальную сцену, где все артисты, принимавшие участие в проекте, должны были вместе петь. А одного нет. Уже довольно популярного в те времена, но самого молодого из нас. Фамилию я тебе не скажу, Сашенька, а то ты на него взъешься.
— Его фан-клуб не переживёт такой потери.
— Язва. Так вот, ждём мы его полчаса, час. Человек двадцать артистов, и народных, и заслуженных. Декабрь, замечу, у всех график жёстко расписан: другие съёмки, концерты, корпоративы.
— Это самое главное!
— Разумеется! Заработок на полгода вперёд.
Сашка усмехается. Они уже в машине, едут на Мосфильм и наверняка веселят шофёра своими разговорами и шуточной перепалкой. Как недавно сказал про них Всеволод Алексеевич, хорошо сыгранная пара. Если выражаться актёрскими терминами. Хорошо притёрлись друг к другу, хорошо сыгрались.
— Так вот, наконец он появляется. Весёлый, жизнерадостный. Всем кивнул и спрашивает, мол, когда начнём съёмку. Не извинился даже, Саш! Ну я и не выдержал, встал, подошёл к нему и сказал всё, что о нём думаю. А думал я много интересного. Что ты хихикаешь?
— Представляю. В морду хоть не дали?
— Очень хотелось. Но я младших не бью.
— А в газетах написали, что дали.
Смотрит на неё озадаченно.
— Так ты знаешь эту историю? А, ну да… Всё время забываю. Так даже не интересно, Саш.
— Очень даже интересно. Когда вещает первоисточник, да ещё и с живыми эмоциями, всегда интересно.
Почему-то вдруг захотелось прижаться к нему, обнять. Он такой бледный сидит, под глазами тени. Вроде и одет нарядно, и причёсан, и морально собрался. Осталось только загримировать, и будет артист Туманов, парадно-выходная версия. А всё равно жалко его. И Сашка сама не знает,