Фарисеевна - Максим Юрьевич Шелехов
Сосущее чувство недовольства собой долго еще не давало уснуть Зое Игоревне. Все от этого злополучного «черт возьми!» Все! На молитве стояла непростительно рассеянной. Никогда такого не было с ней, и вот, на тебе! Думала все: хорошо ли, плохо ли, что не открылась младшенькому? С одной стороны тяжесть с души не мешало хотя немножко снять. С другой… Хорошо, конечно! Конечно, правильно, что о «черт возьми!» этом гадком умолчала. В самом деле, ну как же так угораздило! Обидно до слез. Ну ладно, ладно, потерпеть нужно немножко, до послезавтра. Все, все на исповеди улетучится. Но младшенькому, положительно, никак нельзя было пересказывать. Такое! Бедному дитю, и так, считай, в содоме жить приходится. Шутка ли, с таким отцом, с сестричкой тоже. Да и кроме, посмотреть вокруг – срам один повсюду. Должен, должен оставаться хотя один пример, безукоризненный, незапятнанный, истинно благий!.. Истинно… благий…
Зоя Игоревна за своими размышлениями и не заметила, как в ее спальне появился гость. Гость уже давненько, казалось, сидел здесь, у ее ног, на кровати. Скромненько так, на самом краешке, сведя вместе копытца. По многим признакам, это был черт. Наконец, наскучив ожиданием, чтобы привлечь внимание к своей персоне, а может и случайно, кто знает, черт изволил чихнуть. Вежливая и воспитанная Зоя Игоревна тут же и машинально пожелала здоровья своему посетителю. «Прошу прощения, – отозвался черт, – и большое спасибо, здоровье во всяком случае желательно», – черт смотрел интеллигентным и любезным господином. Был он одет мало сказать, что старомодно, а прямо вовсе как-то по-старинному, как в позапрошлом веке господа одевались. Обедневшие господа. На нем был опрятный, но порядком уже поношенный сюртук, жилет, брюки – все темных тонов и аккурат по размеру, однако и с явными и безусловными признаками долгого употребления; во многих местах виднелись заплаты. Свой головной убор черт не держал в руках, его выцветший цилиндр покоился в нескольких шагах от кровати, на подоконнике; таким образом, гость получался основательный. Говорил он не спеша, мягким, вкрадчивым голосом, немного шепеляво, вероятно, из-за выступающих вперед, как у дикого кабана, нижних клыков.
– Я привык, знаете, к несколько иной температуре, – говорил он, пока обомлевшая от ужаса Зоя Игоревна безотчетно и может даже с выходящим за рамки приличия вниманием рассматривала своего более чем неожиданного посетителя. – Я привык, когда… сами можете понимать, я привык, когда жарко и в той степени жарко, когда, знаете, припекает и даже обжигает чуточку. Конечно, может быть, в чужой монастырь да со своим уставом лезть – дело последнее. Но, согласитесь, идея со временами года и всеми этими холодными месяцами – идея, на мой взгляд, крайне жестокая. Впрочем, по настоящему, кто Ему может быть судьей? – заторопился поправить себя черт и, обратив игривый взгляд в сторону распятия Иисусова, добавил: – ропщу-с, самым то есть невиннейшим образом.
Некоторое время продолжалось молчание, во время которого физиономия гостя отображала нежнейшую думу, вызванную как будто налетевшим вдруг далеким и приятным воспоминанием.
– Ропщу-с, – встряхнув головой, и с ухмылкой повторил черт, как будто оправляясь от расслабляющего действия лелеющей своей мысли. – Надо же, уже более века прошло, а нет-нет, гляди и проскочит с каким-нибудь словцом в привязке это почтительное «-с», по старой доброй привычке. Так уже, кажется, с словоерсом, совсем никто и не говорит. Весьма жаль, на мой вкус, добавляло языку колорита. Вы не находите?
Зоя Игоревна не находила что сказать. Черт, не дожидаясь ответа, продолжал свою задушевную речь, с видом самым беспечным и по-приятельски искренним.
– Вы только не подумайте, чтобы я выступал ретроградом отъявленным. Я совсем не противник прогрессу. Напротив… Вот нам недавно туда, – черт склонил голову на бочок, скосил глазки вниз, как бы рисуя направление, – туда новое оборудование завезли: котлы с автоматической подачей. Сплошное удовольствие теперь, никакой черновой работы, одно только поставку осуществляй; чувствуешь себя белым человеком. Хи-хи, – порадовался черт собственному каламбуру. – Белым человеком, ну-ну…
– А на счет костюмчика, не взыщите, – продолжал черт, акцентируя на одной из самых выдающихся заплат на своем сюртуке. – Имею привычку шибко к вещам привязываться. К тому же, не по нутру мне, признаюсь, нынешние моды; какое-то, что ли, холопство во всем прослеживается. Впрочем, это дело вкуса, я не в претензии. А совсем, чтобы без платья, согласитесь, это даже аморально, не говоря уже об удобствах, то есть, касательно условий климатических. Это только у Гоголя наш брат в мороз лютый неглиже способен разгуливать. В жизни так не может быть, как вы сами изволите видеть. А вот с обувью – то действительно незадача, размер не подберешь. Делал было попытку в детском мире обуться – напрасно, все не в пору приходится… Конечности в холоде, оттого и насморк. Ведь главное, чтобы ноги были в тепле… Мне отсюда не видно. Вы, когда ложились, не поверяли, здесь, у вас за окошком, сколько показывал градусник? – спросил черт.
– Плю-плюс один, – отвечала потерянная Зоя Игоревна.
– Плюс один всего-навсего! Но дело тут не столько в температуре, сколько в сырости, я, кажется, верно мыслю?..
Черт и дальше продолжал рассуждать на самые отвлеченные темы. Что касается Зои Игоревны, по всему было видно, она ужасно трусила первое время. И хоть гость представлялся любезным и невзыскательным, все-таки она никак не могла поверить, чтобы не имел он какой задней мысли, или, что было еще страшнее, определенного намерения. В самом деле, ну где это видано, чтобы черти вот так запросто с людьми сходились, чтобы поговорить по душам на досуге. Словом, опасалась Зоя Игоревна, как бы по нелепейшей совершенно случайности не вышло с ней чего непоправимого. Видит Бог, она его не приглашала, и не хотела; она просто сказала: «черт возьми!», совершенно просто так, с горячности, ну, как все говорят. Вырвалось! Это-то она и попыталась объяснить своему гостю, когда вышла минута:
– То, что случилось сегодня, – заговорила она осторожно, неуверенным, взволнованным голосом, – то совершенно не следует брать в расчет. Не нужно было, честно, беспокоиться. Не стоило оно, правда… не стоило оно совсем внимания.
– Ну, знаете, у нас с этим строго, каждый вызов должен прорабатываться, с величайшей внимательностью и готовностью. И не приведи Люцеф… Я хотел сказать, что вдруг поступит жалоба от клиента, что вот, дескать, обошли вниманием, нам от нашего, от главного, ух не сладко как придется! Он у нас, поверьте, далеко не такой милостивый.
– Что вы! – поспешила заверить Зоя Игоревна, – я бы ни
