Люба, Яночка… и другие - Анатолий Григорьевич Петровецкий
– А почему кто-то должен сообщать мужу и будущему отцу, что его жена рожает в больнице? Вы были в разводе? – продолжала судья.
– Нет, я не жил с ней, – тихо отвечал Олег.
– Вы бросили жену, когда она находилась на сохранении в больнице?
– Да, но…
– Вам не кажется, что такой поступок нельзя оправдать ничем? – голос судьи был холоден и тверд.
Олег молчал, а судья продолжала:
– Почему Вы ни разу не посетили ребенка?
– Я не хотел с ними встречаться. Если бы мне принесли ребенка домой, я бы с ним поигрался, – его голос звучал с нотками обиды и уверенности в своей правоте.
– Вы считаете, что Вам должны были приносить ребенка домой. Понятно. А Вы купили ребенку хоть одну игрушку?
– Нет, меня никто об этом не просил.
– Понятно. Вы не хотите, что бы Вас лишили родительских прав?
– Нет.
– Почему?
– Перед людьми неудобно.
– Вы готовы принимать участие в воспитании дочери?
– Да.
– Каким образом? Вы можете помогать материально?
– Нет. Я не работаю. Я учусь.
– А как Вы собираетесь участвовать в воспитании дочери?
– Мне принесут ее домой, я с ней поиграю.
– Понятно.
Вопрос о лишении Олега родительских прав был решен.
Родители Олега возмутились решением судьи и грозили обратиться в суд высшей инстанции. Но так ничего и не сделали. Разыграв очередной спектакль перед знакомыми, они быстро успокоились и вздохнули с облегчением. Сын свободен и чист перед будущими браками. Чего еще можно пожелать в данной ситуации?
15
Саша приходил каждый день. На работу, на прогулку в парке. Он возникал неожиданно, без предупреждения. Приносил Любе цветы, а Яночке шоколадки. Она не хотела принимать подарки. Чего нельзя было сказать о ребенке. Яночка с удовольствием брала сладости и спрашивала, когда Саша еще придет. Он смеялся и обещал ей «постоянную доставку сладких сюрпризов».
Они говорили на различные темы. Люба рассказывала о своем недалеком прошлом, а он внимательно слушал и чаще молчал. О себе Саша практически ничего не говорил. Не хотел вспоминать что-либо, мало-мальски связанное с Викой. Иногда рассказывал о своем детстве, друзьях, родителях.
Говорили об истории Израиля. Спорили об отношении государства к новым репатриантам. Читали одни и те же книги, обмениваясь ими, друг с другом. Особую остроту приобретали их разговоры об арабах. Люба была ярой сионисткой со всеми вытекающими из этого мыслями и суждениями. Саша к политике был совершенно равнодушен. Его мало волновали арабы как израильские, так и живущие на территориях. «Если полезут, надо убивать, не рассуждая о гуманности, – утверждал он. – Больше с ними не о чем говорить». В мирные периоды они ему не мешали, и он не желал о них ничего слышать.
Сашу больше волновали вопросы собственного трудоустройства. По вечерам и ночам он по-прежнему продолжал работать в ночном клубе охранником. Это не устраивало его, ни морально, ни материально. Но он не терял надежду и постоянно проходил интервью в различных фирмах.
Однажды он пришел и радостно сказал:
– Меня приняли. Я буду работать программистом в достаточно солидной фирме. Пока с испытательным сроком на три месяца.
Вот видишь, я же тебе говорила, что в твоей жизни начинается новая страничка, – искренне обрадовалась Люба.
Саша приступил к работе и ушел в нее с головой. Быстро освоился и сразу же стал предлагать возможные улучшения к проекту, над которым работала вся группа. Начальнику отдела инициатива молодого работника очень понравилась, а у руководителя группы вызвала тревогу и опасение за свое место. Саша сразу же успокоил его, что не собирается никого подсиживать. Но перестать заниматься нововведениями не обещал. Впрочем, никто никого не собирался увольнять, так как собравшиеся в группе специалисты были действительно высокого класса.
Каждый вечер после работы Саша забегал к Любе перед вечерней работой и рассказывал о своих успехах. Он радовался как маленький ребенок. Люба радовалась вместе с ним.
Ривка присматривалась к их отношениям и не могла ничего понять. Любовными эти отношения нельзя было назвать, а в дружбу между молодым мужчиной и молодой женщиной она не верила. Оба красивы, оба свободны, оба интересны друг другу. Чего еще можно пожелать?
Ривка знала историю Саши. Она презирала Вику и жалела «молодого человека». Так она к нему всегда обращалась. Саша нравился ей, и она об этом часто говорила Любе. Та соглашалась: «Да, он хороший человек». И не более.
Как-то раз Ривка спросила Любу прямо:
– Тебе нравится Саша?
Люба не пыталась уходить от ответа:
– Не знаю. Он славный, но… Я сыта взаимоотношениями с противоположным полом. Думаю, на всю жизнь хватит. Нам с Яночкой не нужны никакие мужчины. Ей еще рано, а мне уже поздно.
– Ты понимаешь, о чем говоришь, – возмутилась Ривка. – Сколько тебе лет, чтобы себя хоронить?
– Не в возрасте дело, – улыбаясь, ответила Люба. – Хотя мой год равен трем, как на войне.
– Глупая ты девчонка, если так говоришь в 24 года, – продолжала возмущаться Ривка. – Извини меня за такие слова, но так относиться к своей молодой жизни нельзя. Это преступление. Жизнь пробежит, не заметишь. Вот тогда-то и вспомнишь о своей глупости. Да будет поздно. Нет, я тебе не дам себя загубить.
– Не давайте, Ривочка, не давайте! – засмеялась Люба и обняла свою спасительницу.
Яна проявляла более живой интерес к появлению Саши в их доме. Её интересовали
не только приносимые им сладости. Девочка запрыгивала к нему на колени, заглядывала в глаза. Саша подбрасывал ее к потолку, сажал на плечи и бегал по комнате, изображая лошадь. Люба видела, как он скучает по сыну Алешке. Тяжело переносит разлуку с ним. Вика не давала им видеться наедине. Угрожала, если Саша будет настаивать, то пожалуется в полицию на то, что бывший муж ее избил. Она прекрасно изучила законы Израиля в этом вопросе. Саша мог видеться с сыном только раз в неделю в присутствии Вики. Они встречались в городском парке. Вика сидела на скамейке и читала книгу. А Саша с Алешкой играли на детской площадке. Больше часа Вика не выдерживала и уводила сына. Мальчик плакал, а Саша еле сдерживал себя, чтобы не высказать бывшей супруге все, что он о ней думает. Однажды не выдержал:
– Ты зачем так делаешь, дрянь? – сжимая кулаки, произнес Саша.
– Только без истерик, тебе же хуже будет, – холодно ответила Вика. – У меня нет времени на ваши телячьи нежности.
– Какая же ты стерва! – задыхаясь, выдавил из себя Саша. – Смотри, плохо кончишь.
– Ты мне угрожаешь? – засмеялась она. – Оставь, Левин, тебе не идет быть грубым и
