Триллион долларов. В погоне за мечтой - Андреас Эшбах
– А что думаете вы? – поинтересовался он.
Эдуардо усмехнулся.
– Я думаю… Джон, вы обладаете триллионом долларов. Вы – король этого мира. Если вы не насладитесь этим, то вы – глупец.
4
Вся усадьба дышала стариной. Верхушки деревьев слегка шелестели на ветру с моря, отбрасывая неровные тени на упрямо вздымавшиеся стены, в штукатурке которых виднелись мелкие трещинки. Они сделали несколько шагов по шуршащему гравию, когда дверь дома открылась. Им навстречу вышла полная женщина лет пятидесяти пяти, которая могла бы рекламировать спагетти, и обрушила на них поток слов.
– Говори помедленнее, Джованна! – крикнул ей по-итальянски Эдуардо. – Иначе синьор Фонтанелли тебя не поймет! – И, обращаясь к Джону, продолжил по-английски: – Это Джованна, добрый дух нашего дома. Она позаботится о вас, но по-английски не говорит.
– Что ж, по крайней мере я понял то, что вы ей сказали, – усмехнулся Джон. – Все будет в порядке.
Отец всегда настаивал на том, чтобы его дети знали хотя бы основы родного языка, но, поскольку дома чаще все же говорили по-английски, возможностей практиковаться у него почти не было. Но то, что он знал, постепенно вспоминалось.
Они вошли в темный прохладный холл. Монументальная лестница вела на галерею. Справа и слева виднелись сумрачные коридоры, сверху свисала массивная люстра. Шаги гулко звучали на голом терракотовом полу.
Эдуардо еще раз напомнил Джованне о том, что с Джоном нужно говорить медленно и четко, за что получил от нее укоризненный взгляд, попрощался и удалился. Джон шел за решительной экономкой по лестнице и светлым коридорам, пока они не оказались в большой комнате, где та заявила, что эта комната размером с зал теперь принадлежит ему. Большие стеклянные двери вели на просторный балкон с подпорченными непогодой перилами из песчаника, откуда открывался вид на Средиземное море.
– Здесь ванная, – сказала она, но Джон смотрел только на сверкающую морскую даль.
Если ему что-то понадобится, неважно что, – нужно только набрать пятнадцать.
– Как-как? – произнес Джон, уже машинально по-итальянски, и обернулся.
Она стояла у кровати, держа в руке телефонную трубку – современный беспроводной телефон, зарядная станция от которого находилась на прикроватном столике.
– Пятнадцать, – повторила Джованна. – Если вам что-то потребуется.
– Да. – Джон кивнул, взяв протянутый телефон. – А если мне нужно позвонить? Не по дому? – Как сказать по-итальянски «линия основного аппарата», он не знал.
– Набрать ноль, – пояснила Джованна, терпеливо, как мать непонятливому ребенку.
Джон спросил себя, есть ли у нее дети. Затем посмотрел на телефонную трубку. На ней было маленькое прозрачное окошечко, в котором находилась карточка с телефонным номером. Его номер был 23.
– Спасибо, – сказал он.
Когда она ушла, Джон почувствовал усталость. Должно быть, это из-за разницы в часовых поясах. Во время перелета он почти не спал, сбилось чувство времени, он чувствовал себя ошеломленным, счастливым и в то же время готовым свалиться без задних ног. Кровать ему понравилась: широкая и уютная, недавно застеленная. Поездка в «феррари» была словно выброс адреналина, словно крепкий кофе, она будоражила, приводила в экстаз – как он мчался по дороге… Он не мог сейчас уснуть, хотя, вероятно, стоило бы. Он не сможет сомкнуть глаз. Но вот прилечь ненадолго, немного отдохнуть – это не повредит…
Когда он проснулся, вскочил и огляделся по сторонам, постепенно вспоминая, где он и что произошло, все еще было светло – или, быть может, уже светло. Он сел на постели, провел пальцами по волосам, сонно покачал головой. Уснуть одетым, внезапно…
Джон с трудом поднялся. Где там была ванная? Неважно. Словно ведомый невидимой рукой, он пошел к балконной двери, затем на балкон. От свежего, пахнущего солью и простором воздуха в голове прояснилось. Солнце висело низко над горизонтом, прямо перед ним, а значит, там запад – итак, сейчас вторая половина дня. Он проспал по меньшей мере часов пять.
Только теперь он увидел, как построен дом Вакки. Был главный дом, от которого под прямым углом два крыла отходили навстречу морю и заканчивались роскошными террасами. На одной из них он сейчас и стоял. На противоположной террасе на другом конце здания были натянуты голубые тенты, под которыми накрыли большой стол. По перилам, на которых стояли большие горшки с красными, синими и фиолетовыми цветами, тянулся дикий виноград. Кто-то помахал ему рукой.
– Ужин! – услышал он и узнал Альберто Вакки.
Рядом с ним сидел, должно быть, его брат Грегорио Вакки, а еще там была незнакомая женщина, и Джованна с девушкой в форме горничной расставляли на столе тарелки и бокалы.
Джон помахал рукой в ответ, но еще некоторое время постоял, рассматривая раскинувшееся море, сверкавшее в солнечном свете, словно яркая открытка. Водную гладь рассекала большая белоснежная яхта, и при виде ее в Джоне проснулась та самая белая зависть, которую, наверное, испытывает всякий, кто стоит на берегу и смотрит на это недосягаемо прекрасное судно, – казалось, яхты просто созданы для того, чтобы вызывать у наблюдателей подобные чувства.
А потом он вспомнил, что богат, невообразимо богат. Если захочет, он может купить себе такую яхту. Даже дюжину таких яхт. Если взбредет в голову, он может приобрести себе личный «Джамбо Джет»[6], да что там, целый флот таких самолетов. И даже это не повлияет заметным образом на постоянный рост его состояния. «С каждым вдохом, – говорил ему Эдуардо, – вы становитесь богаче на четыре тысячи долларов». А это значит, что состояние растет быстрее, чем он сумел бы сосчитать, даже если бы ему дали тысячедолларовые купюры.
От этих мыслей ему стало страшно, хоть он и не понимал почему. Внезапно ему показалось, что все это уж слишком, состояние испугало его, оно накатывало на него, словно снежный ком, грозя раздавить и заставить исчезнуть, словно сходящая лавина. Он обернулся к дому, касаясь стеклянных дверей, прошел к тем, которые были открыты, и, оказавшись в своей комнате, опустился на ковер. И лежал так, пока не рассеялся черный туман перед глазами.
Оставалось надеяться, что никто не видел его в такой прострации. Он медленно сел, посидел, подождал. Наконец встал, нашел ванную, подставил лицо под кран, а когда снова вышел, почувствовал невероятно манящий аромат жаркого, залетевший с террасы в комнату. Он с удовольствием принял бы душ и надел что-нибудь другое, но не знал, когда и куда прибудут его вещи, и не хотел сейчас беспокоить кого-либо, с телефоном или без него. Кроме того, ужин звал, и он решил, что душ подождет.
Он сам нашел дорогу. Это оказалось не так сложно, дом был выстроен симметрично. То, что с другой стороны было его комнатой, с этой стороны представляло собой роскошный салон, а когда он вышел на террасу, его встретили приветливо.
– Эти трансатлантические перелеты даются тяжело, – заметил Альберто, приглашая его сесть на свободный стул рядом с собой. – Особенно в восточном направлении. Помогает только сон и хорошее питание… Джованна, тарелку для нашего почетного гостя.
Все они сидели за длинным массивным деревянным столом, который, похоже, был сколочен несколько столетий назад для какого-то рыцарского зала; адвокаты с одного конца – отсутствовал лишь padrone – и горстка гостей на другом конце, среди которых Джон узнал только Бенито, шофера, и Джованну, сидевшую рядом с ним и что-то говорившую с оживленной жестикуляцией. В центре стола стояли большие стеклянные блюда с яркими салатами, корзины со свежим, пахнущим дрожжами белым хлебом и чугунные кастрюли, в которых лежала жареная рыба. По знаку Джованны молодая горничная подбежала к Джону и поставила перед ним тарелку, бокал из шлифованного хрусталя и положила приборы.
Тем временем Альберто начал представлять присутствующих. Женщину, которую Джон видел еще с террасы, звали Альвина, она была женой Грегорио и, соответственно, матерью Эдуардо. Она хорошо говорила по-английски, хоть и с сильным акцентом, и рассказала, что работает в школе здесь, в деревне. Затем Альберто принялся сыпать другими именами, которые Джон все равно не мог запомнить, но зато разглядывал лица. Коренастый мужчина с зарождающейся лысиной, который сидел на стуле, широко расставив ноги, и прислушивался к разговору Бенито и Джованны, – садовник. Те два молодых парня, что яростно терзали рыбу на своих тарелках, находились здесь весь вечер – чистили бассейн и подвал; они делали это раз в месяц, чтобы немного подзаработать. А беззубый старик, с пьяной улыбкой сжимавший в руках бокал
