Август – июль - Вера Мусияк
9
Уже две недели длился сентябрь. Днем стало жарче, а ночью – холоднее; тополя всё желтели; на остановке «Советский исполком» стали продавать вареную кукурузу. Надя увиделась с Кристиной, но почти ничего не рассказала ей о своем лете, которое бы не выдержало сравнения с насыщенными каникулами подруги. Началась учеба и обычная жизнь. Несколько раз звонил Витя, звонил и писал, но Надя ему не ответила: ей больше не хотелось с ним встречаться. В понедельник после обеда было «окно», и Надя сходила в аптеку купить тест на беременность. Задержка была всего пару дней, и волноваться, в общем-то, не стоило; но волнение здесь было ни при чем. Надя чувствовала, что прошедший август был важен для нее, и вот он закончился, и скоро так же быстро испарятся ощущения этого времени и растают воспоминания о нем. Ей хотелось придать этим воспоминаниям вес, а ощущениям – форму; хотелось иметь материальное подтверждение того, что этот август действительно случился с ней.
В аптеке какая-то бабуля разглядывала витрину с каплями для носа. Надя, покупая самый дешевый тест, приготовилась ловить от нее укоризненные взгляды и выслушивать комментарии вроде тех, которыми щедро делилась вахтерша из их общаги. Но бабуле было все равно; ее интересовали только капли. В углу стоял стол с тонометром и стульчик. Надя села туда, как будто хотела измерить давление, и раза на три перечитала инструкцию на обороте коробки с тестом. Когда она выходила из аптеки, заметила, что бабуля все так же разглядывала витрину с каплями.
Надя купила пластиковый стаканчик в буфетном окошке универа и поднялась к себе на истфак. В самой дальней кабинке самого дальнего туалета она смотрела в этот стаканчик, на четверть наполненный желтой жидкостью, всё еще хранившей ее тепло. Капля этой жидкости, увлекаемая какими-то божественными силами, быстро поднималась по белой полоске, навстречу загадочному реагенту. К своему удивлению, Надя не волновалась: ни о чем не думая, она следила за каплей, бегущей вверх. Финиш – и нужно было достать полоску и подождать десять минут. Оставив свою лабораторию в кабинке, Надя помыла руки холодной водой и потрясла ими – ни мыла, ни сушилки в универских туалетах не было. Ждать, сидя на подоконнике, ей быстро надоело: замазанное белой краской окно скрывало тополя, или гаражи, или на что там оно выходило. Надя достала из сумки телефон и позвонила: «Алло, привет! Ты сейчас на работе, да? Можешь говорить? Хорошо! Как у тебя дела? Сегодня допоздна? А голова как? Ну, да-да, я знаю. А что Маринка? В школу-то ходит? Аааа, женихи? Ну, понятно, молодец она! У меня? Да, всё в порядке. В универе, сейчас «окно», а потом пары до полдевятого. Да нормально тут вечером ходить, все же ходят. Ну, уж точно не опаснее, чем Исилькуле! Что? А, ну да, да! Ахаха! Да… Мам, я хотела сказать… Извини, что я себя так странно вела, когда из лагеря приехала – это просто от переутомления, мы же там все не спали почти. Да… Да-да. Ну, да, заплатили. Почти десять. Да, конечно рада. Ну, придумаю, что купить, пока не знаю. Ага, Маринке, обойдется твоя Маринка! Ахаха! Да… Ну ладно, я уже пойду, скоро пара начнется. Да. Ну, всё, целую! Я тебя тоже. Пока».
В кабинке Надю ждала одна ярко-синяя полоска. Она все убрала и внезапно ощутила сильный голод. Выйдя из туалета, Надя пошла по длинному плохо освещенному коридору в сторону столовой. Было время четвертой пары, и закрытые двери гудели преподавательскими голосами. По пути к пятну света, обозначавшему начало холла, Надя думала, что, хоть лесной олень и не увез ее в свою волшебную страну, он, по крайней мере, не забросил ее на унылую окраину действительности.
Был вторник, четырнадцатое сентября, и впереди Надю ждал обед, а потом пары до полдевятого, а потом – ее собственная долгая, долгая жизнь.
Июль
1
С девяти вечера в магазине «Астор» начинала зреть субботняя очередь. Она темнела и плотнела, наполняясь готовыми салатами по вечерней скидке, наливаясь пивом и дешевым вином, набухая от людей, трепещущих перед роковым часом, – двадцать два ноль ноль, – после которого нельзя будет купить алкоголь. Аня, с бутылкой фруктового вина и с упаковкой сыра «косичка» пробираясь к кассе, чувствовала себя краснеющей клеткой этого многоликого плода. Из шести касс работали три, и правая тише всех звенела стеклянной тарой. Аня поверила ей и оказалась позади грузной пыльной женщины, решившей этим дождливым субботним вечером купить тысячу пакетиков кошачьего корма. Телятина, ягненок, форель, кролик, утка, лосось – хоровод этих нечеловеческих деликатесов всё бежал и бежал по ленте, гипнотизируя одинаковыми серыми мордами. Аня перевела взгляд: бордовый свитер весь в шерсти, серые волосы, заколотые «крабиком», потертый полосатый пакет «Rave Girl», куда отправлялись бесконечные фиолетовые упаковки. На секунду она представила, как эта женщина вернется домой, к своим голодным и равнодушным кошкам, и почувствовала отстраненную жалость, но тут же услышала ее голос: «И еще пачку дюрексов и вон ту смазочку, пожалуйста!» Сама того не замечая, Аня уставилась на тетку-кошатницу с восхищенным оцепенением; тетка подмигнула ей и исчезла вместе со своим пакетом в сумрачном пространстве, полном загадочной любви.
На улице по-прежнему шел дождь, не по-летнему долгий и злой. Аня, боязливо удерживая под мышкой скользкую бутылку, в которой бултыхались веселье и головная боль, пустилась в забег на окраину Двенадцатого микрорайона. Намокая, тяжелея, замерзая, она бежала вдоль парковки с отсыревшими слепыми автомобилями, сквозь пустые темнеющие дворы, мимо агрессивно мигающей красным вывески «Цветы» и ругала себя за то, что надела босоножки в такую противную погоду. Вокруг был сырой мрак, а впереди – медовый свет, запах яблок и фарфоровый стук посуды. Ну вот, последняя лужа, домофон, десятый этаж, потом налево – там уже стоит Катя, держит дверь, выпуская на серый бетон площадки домашнее тепло.
– Офигеть ты вымокла, бедняга моя! – Катя всегда говорила быстро, и казалось, что слова вылетают
