Выжить без зеркала. Сборник новелл - Анна Лощилова
– Мне нужно к доктору? – робко оглянулся Витя. Глаза пробежали по стенкам кабинки туалета.
– Ты бы уже сходил, если бы было нужно, – лицо Рубины озарилось короткой вспышкой смеха.
– Были съемки. И я должен был терпеть.
– Ты и теперь должен терпеть.
– О, нет, ты не права. Как тебя зовут?
– Мое имя – Рубина. Ты подписался и теперь ты должен, – ее хмурое лицо мгновенно, но плавно стало приятным и заботливым, – но, если что-то болит, надо от этого избавиться.
– Так у меня меня все болит! Что же тогда останется, если я избавлюсь от всего?
Рубина снисходительно улыбнулась, наклонив голову в сторону Вити:
– Не все, а только тело. Фигурка, внешняя оболочка, куколка, кокон. Вот и все.
Она схватила его за руку и стремительно потянула в коридор. По коридору шатались.
Витя заметил, что из группы выпивающих интеллигентов остались единицы. Рубина ответила, что они переместились в какой-то бар, где-то на крыше, под небом. Цыгане, шурша и пританцовывая, передвигались на полусогнутых коленях.
Медленно исчезали, выеденные щелочью, узкие длинные галстуки, по-дендистски расслабленные у шеи, рубашки с манящими тканями.
Это был танец пожирающих друг друга медуз всевозможных видов и расцветок. Врезывались друг в друга, одно тело немного проникало во второе и отталкивалось что было силы. Резкий толчок – мягкое движение желейной упругой субстанции. Иногда пожирало, иногда отталкивалось, чтобы продолжить танец. Встали на носочки. Опустились на полупальцы.
Витя хотел и себе такое желейное тело. Желал желейное тело. Желал жизнь – движение. От толчка до полной остановки, то есть одновременно с этим нового толчка.
– Где моя медуза! – Витя кричал. Витя нечаянно, внезапно думал о Леночке.
Рубина толкнула его в грудь своей грудью – она не была похожа на желе, она была твердой и сильной – грудь каменной статуи, Виктор упал на чьи-то формы, густо покрытые волосами.
– Это хорошо так лежать, – решил Витенька. Боль давно требовала внимания и плакала, не унимаясь, – но лежа тоже чувствуется.
Открывшийся в копне вьющихся волос рот, на которых расположился Витя, медленно, обдумывая каждое слово, проговорил:
– Конечно чувствуется. Пока тело есть, будет и чувствоваться.
Слова эти перенеслись в рот Рубины, она, смеющаяся и красная от духоты, помогала Виктору встать, тянула его за руку.
– Посмотри на свою голову, посмотри на свою корону! – повторяла Рубина, счастливая и прекрасная.
А Витенька в этот момент любил, и ему было не до короны. Рубину, всех этих людей вокруг, всех медуз, Иль-гона, Соленого, маму, Максимова, Васеньку и его тетку, Леночку – любил их всех. В неоне колыхались прекрасные неведомые птицы, рыбы просвечивали тонкими оболочками. Витя чувствовал касание игл. Сосны или ели.
Цыгане трогали ему руки, гладили лысую голову, отчетливо пульсировала кровь.
* * *В съемочном павильоне ничего не меняли, так, говорят, нужно для успокоения души. Но пускали всех, абсолютно бесплатно. Приходили смотреть на Витеньку, распятого на декорациях в цветочной зоне. На голове его был венок из колючей проволоки тоннеля, через который Виктор пролезал в руки массовки.
Благодаря встроенному датчику, Витя механическим голосом рассказывал один и тот же анекдот:
«– Скучно тут у вас. Позвали бы цыган.
– Мы и позвали. Они посидели, посидели, а потом говорят: «скучно у вас». И ушли».
Россия
Бабушкины базарчики – дары огородов, выстроившиеся в линию, достигают своего изобилия, как правило, к концу августа. Даже если лето выдалось не особенно сладким, а больше слякотным: после дождя как грибы распускается укроп, сельдерей, петрушка и базилик (зелёный и фиолетовый). В то лето солнце разбаловало наш провинциальный городок к самому его завершению, поэтому базарчики наводнились не только кабачками, яблоками и вышеупомянутой зеленью, но и помидорами по 35 рублей за килограмм.
Мы с мамой набрали все, что душа возжелала, плюс ведерко облепихи за 120, и уже на выходе заприметили красные клубни картохи.
«Скороспелка!» – бабуля-продавщица знала, как заворожить мою маму.
«Не унесём, мам, пошли, – только облепихи на 120 рублей. – Я вернусь, куплю».
Бабуля с картохой перемигнулась с женщиной с грушами и спустя секунду они синхронно сканировали меня взглядом:
«По-моему, женщина всё, что угодно может унести».
«Так она, наверное, ещё не женщина».
Именно в тот день, в тот момент я понял, что буду астрологом и переберусь в большой город. Кроме этого решил отрезать свои волосы ниже плеч. А чёрный лак на ногтях оставить: для антуража.
Решение оказалось судьбоносным и правильным:
1). Уже через два месяца, в день моего рождения, мне в видении явился сомнительный, но супер мощный дух и наградил меня даром читать судьбы людей по их ладоням.
2). Уже через два года я покупал квартиру в Подмосковье.
Я позвал маму с собой. Без неё всегда было одиноко и грязно, плюс это она настояла на том, чтобы купить квартиру с окнами на канал, так пусть сама им наслаждается. С другой стороны окна выходили то ли на лес, то ли на парк. Я склонялся к тому, что на лесопарк и в ночь, когда окончательно перевёз вещи со съемной квартиры, пошёл разведывать обстановку.
Врезавшись в высокий тупой забор, я было двинулся изучать территорию по его периметру, но быстро наступил на говно вряд ли человечье и точно не собачье, и вернулся домой.
Спать не хотелось, несмотря на усталость – я открыл гуглкарты. Согласно их данным никакого здания в лесопарке напротив не было, только деревья, а значит, не должно было быть забора, но он был, я видел его своими глазами, и даже наступил на говно.
Если бы я взял квартиру с окнами на лесопарк и на достаточно высоком этаже, чтобы видеть, что среди деревьев стоят дома, похожие на банный комплекс, обнесённые забором, я бы знал, что среди деревьев стоят дома, обнесённые забором и похожие на банный комплекс, но у меня не было квартиры с окнами на лесопарк и на достаточно высоком этаже.
Весь следующий день любопытство меня не сильно тревожило, я занимался обустройством квартиры, а к началу его завершения я двинул в лесопарк.
При свете дня мое путешествие начиналось успешнее. Я обошёл забор. В глубине деревьев, на поваленной сосне сидел мужчина. Лучи закатного солнца, отфильтрованные хвоей, мягко оттеняли бутылочку “Жигулей”.
Я хотел свернуть, обойти и его, но он четким тихим голосом подозвал меня к себе:
– Товарищ, ты зверя не видел?
– Какого? – Меня смутило приветствие, неосознанно захотелось схамить, но я не нашелся.
– Страшного, – он перекинул ногу на ногу и я заметил, что слишком длинные брючины скрывали небольшую платформу его вышедших из моды лет восемь назад ботинок. Погодя он добавил, – ОЧЕНЬ страшного.
– Не видел.
– Даже говняшек не видел?
Я замотал головой, и с каждым моим поворотом шеи вправо-влево его глаза все сильнее сщуривались.
Я понял, что соврал
