Сергей Михайлов - Иуда Искариот - предатель или святой
Иисус же сказал ученикам Своим: истинно говорю вам, что трудно богатому войти в Царство Небесное (Мф. 19:23).
Иисус прямо обращается к членам своей маленькой общины: "не ищите, что вам есть, или что пить, и не беспокойтесь", "не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы". Не о мирском должен заботиться верный ученик своего Учителя, не о хлебе насущном печься, а "Царства Божия и правды Его" прежде всего искать таков смысл наставления Иисуса. "Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом", - заявляет Иисус своим ученикам, и добавляет: "все приложится вам", имея, очевидно, в виду, что Бог-Отец уже взял на себя заботу о тех, кого сам же и избрал на служение своему Сыну. Кроме того, слишком пристальное внимание учеников к обыденным житейским благам могло бы дискредитировать как их самих, так и их Учителя: статус общины предполагал определённый аскетизм и игнорирование всего, что в какой бы то ни было мере способствовало её обогащению.
3.
У приведённого выше аргумента, на первый взгляд совершенно бесспорного, имеется один существенный недостаток: он не учитывает основного назначения общинной кассы. Касса была не просто ящиком для хранения денег, необходимых для жизнеобеспечения маленькой общины, - она выполняла ещё и благотворительную функцию. Именно из денежного ящика, хранителем которого был назначен Иуда, черпал Иисус средства для помощи неимущим и раздачи милостыни нищим. Не только Благую Весть нёс страждущим Сын Человеческий, не только словом орошал он их истосковавшиеся по истине сердца и души - не забывал он и их житейские нужды, их повседневную заботу о хлебе насущном. И если учеников своих он призывал не искать, "что есть, или что пить", не думать о дне завтрашнем, ибо "Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всём этом", то в отношении "людей мира сего" Иисус придерживался иной позиции. Он знал: та скудная толика медных монет, что порой перепадала бродяге или нищему по его, Иисуса, воле, зачастую спасала человека от голодной смерти. Ясно, что Иисус не мог обойти вниманием такую важную составляющую своего служения, как благотворительность и помощь людям.
С другой стороны, благотворительность вовсе не обязательно должна была носить денежный характер: вспомним два чуда, сотворённые Иисусом с целью накормить большое количество людей (сначала пять тысяч, потом ещё четыре тысячи человек). Как раз в этом случае Иисус мог себе позволить то, что мы назвали материализацией: создание продуктов питания с помощью чуда (в отличие от создания денежных средств) не подрывало устоев государства и преступлением не являлось. Словом, Иисус располагал солидным арсеналом средств, позволявшим ему не только содержать свою общину, но и помогать обездоленным, - и при этом не полагаться исключительно на общественную казну.
Чтобы разрешить создавшуюся дилемму, необходимо взглянуть на общинную кассу под совершенного иным углом зрения, далёким от холодного прагматизма и мелочного рационализма. Касса служила не только вместилищем денежных средств, которые могли быть расходованы на обеспечение жизнедеятельности общины и благотворительность, - она являлась ещё и символом, объединявшим людей страждущих и сострадающих, выполняя тем самым весьма значимую для Иисуса высокую и гуманную функцию. Денежный ящик всегда был открыт как для нуждающихся, так и для тех, кто жертвовал своими кровью и потом заработанными грошами на благо неимущих, обездоленных, юродивых, больных, калек. Содержимое ящика постоянно менялось: одни вносили в него ту или иную сумму, другие черпали из него, вознося хвалу Богу. Именно это и являлось тем объединяющим началом, которое делало возможным исполнения заповеди "возлюби ближнего своего как самого себя". Иисусу, следовательно, не могла быть безразлична судьба денег, олицетворявших способность людей творить добро и сострадать - наивысшее из чудес, которому он хотел научить всё человечество.
Более того, имеется одна веская причина, по которой Иисус не стал бы прибегать к чуду для благотворительных целей. Из евангельских жизнеописаний мы видим, что Иисус не любил злоупотреблять своими чудотворными способностями. Известные нам из св. Писания чудеса, совершённые Иисусом, можно перечесть по пальцам. Наиболее яркие из них - превращение воды в вино на свадьбе в Канне Галилейской, насыщение четырёх и пяти тысяч голодных земляков, воскрешение Лазаря из мёртвых, несколько случаев исцеление больных и изгнания бесов из одержимых, - вот, пожалуй, и весь перечень чудес Учителя, оставивших след в памяти потомков. Вспомним, однако, сколько раз Иисус отказывал людям в совершении чуда, когда те просили его об этом! И не только потому, что считал демонстрацию чуда дьявольским соблазном, искушением для себя самого, но и потому, что не желал искушать тех, ради которых пришёл в этот мир - мир, погрязший в неверии и грехе, мир, который ему надлежало спасти. Нет, не за тем был послан Отцом Иисус, чтобы шокировать и ублажать единоверцев, жадных до всего чудесного, своими сверхъестественными способностями: слишком лёгкой ценой была бы завоёвана вера этих любителей чудес, вера зыбкая, шаткая, эфемерная. Он хотел иной веры - настоящей, истинной, свободной. Но, увы, люди оказались не готовы к принятию такой веры, как не приняли они и главного чуда, которое принёс им Иисус, - его самого. Не приняли, не поняли, что уже само его пришествие в мир есть величайшее чудо из чудес, несравнимое ни с одним другим из всех, когда-либо известных человечеству.
Вывод один: Иисус слишком дорожил общинной кассой, чтобы поручить её "вору".
4.
Итак, был ли Иуда "вором", пошёл ли он на преступление, на сделку с совестью ради личного обогащения, ради "неправедной мзды" (Деян. 1:18)? Вопрос, ответ на который пытались (и пытаются) дать многие исследователи-библеисты, но к единому мнению так и не пришедшие. Правда, чаша весов в подобных изысканиях склоняется к традиционным взглядам на эту проблему, что неудивительно: травля Иуды, начатая двадцать столетий назад Иоанном, одним из столпов зарождающейся Церкви, словами "он был вор", с неизменным успехом продолжается и поныне.
Так кем же был Иуда, двенадцатый ученик Иисуса?
Мы не располагаем никакими свидетельствами ни о прошлом Иуды, ни о роде его занятий до встречи с Иисусом. Единственным евангельским свидетельством, к которому мы можем обратиться, являются уже известные слова Иоанна. Иуда, как утверждает четвёртый евангелист, "был вор: он имел при себе денежный ящик и носил, что туда опускали" (Ин. 12:6). Остановимся на этом обвинении более подробно.
Итак, тот факт, что Иуда был казначеем Иисуса, является для Иоанна веским основанием для обвинения Иуды в воровстве[72]. Двоеточие в иоанновом свидетельстве после слова "вор" может быть истолковано единственно возможным образом: Иуда был вор, потому что имел при себе денежный ящик. Тем самым Иоанном как бы постулируется мысль, что любое должностное лицо, отвечающее за хранение денежных средств (или других материальных ценностей), будь то казначей, бухгалтер или банкир, a priori должен быть вором. Мы вынуждены признать, что это утверждение бездоказательно и ни на чём не основано: никаких конкретных фактов, подтверждавших бы склонность Иуды к воровству, Иоанн не приводит[73], вывод же, который он делает, противоречит элементарной логике, явно надуман и предвзят.
Действительно, если принять за аксиому воровство Иуды из общественной казны, то предание им Иисуса иудейским властям кажется нам нецелесообразным и нелогичным: в этом случае Иуда лишался бы возможности воровать в дальнейшем. В сложившейся ситуации вор вряд ли бы стал предавать - однако мы знаем, что так называемое "предательство" было совершено, из чего следует, что факт воровства из общественной казны несостоятелен.
Предвидим возражение "традиционалистов". Да, Иоанн прямо обвиняет Иуду, хотя и не приводит никаких доказательств своих слов. Да, отсутствие доказательств, согласно принципу презумпции невиновности, не позволяет обвинить человека в преступлении. Однако это верно лишь в том случае, когда мы рассматриваем свидетельские показания очевидца в ходе судебного разбирательства. Здесь от свидетеля обвинения требуется конкретная аргументация и чёткость в изложении фактов. Иоанн же, излагая события двухтысячелетней давности, не ставил перед собой цели свидетельствовать на судебном процессе и потому не стремился к фактографической точности. Возможно, он и был свидетелем воровства Иуды из общественной кассы - иначе зачем бы ему было обвинять Иуду? Да, он имел предвзятое мнение об апостоле-предателе, поскольку Евангелие создавалось им много лет спустя после совершённого Иудой преступления, однако огульное обвинение Иуды в деянии, которого тот якобы не совершал, вряд ли пристало одному из основоположников христианства, человеку, по-видимому, высоких моральных качеств и благородной души, - недаром ведь Господь Бог оказал ему доверие, одному из немногих избранных, нести людям Благую Весть. Доверил судьбу нового учения. В конце концов, на каком основании мы должны подвергать сомнению слова апостола, даже и не подтверждённые фактами?
