Валерий Брумель - Не измени себе
Огромнейший киногород мы объехали на машине. Время от времени Динк давал пояснения.
- А где тут живет ваша Элизабет Тейлор? - спросил я его.
- Вон! - Динк указал на трехэтажный дом, что стоял на горе. - Это ее особняк. Но сейчас Элизабет нет, она на съемках в Италии. - И полюбопытствовал: - А почему вы ею интересуетесь?
За меня ответил Звягин:
- Он давно мечтает с ней познакомиться!
Динк улыбнулся и развел руками - мол, ничего нельзя ног делать, в Америке ее сейчас нет.
Но вечером к нам в номер вдруг принесли телеграмму:
"Мистер Буслаев! Узнала, что вы хотели со мной встретиться. Давно мечтаю об этом сама. Час назад прилетела из Италии, На одни сутки. Если Вы будете так любезны и у Вас найдется для меня немного времени, позвоните по телефону: Голливуд - 14188367. Весь вечер жду вашего звонка. Элизабет Тейлор".
Я просто ошалел. Звягин, не сдержавшись, ехидно поинтересовался:
- А о чем ты с ней разговаривать будешь? Ты же в английском ни бум-бум!
- Ничего, - ответил я. - Слов десять знаю, остальное - жестами.
- Ну, звони, звони. Погляжу, как ты с ней объяснишься!
Сам он английский знал довольно прилично.
В результате мы договорились, что поедем вместе. Звягина я представлю как своего переводчика.
Он набрал номер телефона.
- Здравствуйте! Я от мистера Буслаева по телеграмме Элизабет Тейлор. Моя фамилия Звягин.
Обернулся ко мне и шепнул:
- Сейчас сама подойдет.
Я выхватил у Звягина трубку, услышав приятный женский голос, прокричал:
- Хэлло, Элизабет!.. Это я! Мистер Буслаев!
- Ну и дальше что? - спросил мой товарищ.
Я отдал ему телефон обратно, он о чем-то поговорил по-английски, записал адрес, произнес: "О'кэй!" - и нажал на рычаг.
- Поехали! Говорит, ждет не дождется!
Мы сели в автомобиль и примерно через час подкатили к небольшому дому. На нем значился нужный нам номер.
Звягин сказал:
- Что-то не то! Не может быть, чтобы она в таком доме жила.
- Вылезай! - ответил я. - Здесь она, наверное, принимает всяких неофициальных лиц. Как мы с тобой.
Позвонили. Открыла горничная, с улыбкой попросила нас войти и подождать.
Мы переступили порог.
Звягин, оглядевшись, заметил:
- И внутри тоже ничего особенного.
- Интересно, - спросил я его, - сколько ей лет? Говорят, уже под пятьдесят?
Рядом вдруг кто-то ответил:
- Около сорока.
Мы обернулись и увидели Динка.
Звягин обалдел:
- А вы что... тоже приглашены?
Тот, не выдержав, стал хохотать. Очень медленно мы начали кое-что понимать.
Наконец, справившись с собой, Динк выговорил:
- Ребята, простите. Если вам не по вкусу мой розыгрыш, извините... Но мы с женой уже давно хотели пригласить вас в гости, а как заманить - не знали.
У Динка мы хорошо и просто провели время за ужином. Однако уходя, мы попросили его никому не говорить о "приключении" с Элизабет Тейлор. Он пообещал этого не делать и слово свое сдержал...
На другой день нам пришло приглашение от Грегори Пека. В телеграмме он сообщал, что к такому-то часу пришлет за нами в гостиницу свою машину.
- Дудки! - воскликнули мы в один голос со Звягиным. - Теперь нас не купишь!
В номер зашел руководитель команды Кислов и показал точно такую же телеграмму. Я и Звягин покатились со смеху. Он ничего не понял... Когда мы ему все объяснили, Кислов разыскал по телефонной книге номер Грегори Пека и позвонил. Актер действительно хотел видеть нас, чтобы поближе познакомиться с русскими атлетами.
Наша команда побывала у него на ланче. Пек оказался живым, веселым человеком. Не понравились лишь его лакеи - разнося еду или разливая вино, они держались очень высокомерно, словно хозяевами в доме были они, а не сам актер.
За двадцать дней в Америке у нас набралось более тридцати встреч с самыми разными людьми. Везде мы чувствовали себя как дома. Каверзных вопросов больше никто не задавал.
Однажды меня спросили:
- Не хотели бы вы еще раз побывать в Америке?
- Хотел бы, - ответил я. - Даже с удовольствием.
- А жить? Смогли бы вы здесь жить?
- Если бы я был американцем, то, конечно, смог бы! А так - зачем? У каждого человека своя земля, своя родина. Как, например, собственная мать или отец. Понимаете?
- Вполне, - ответили мне.
Вторые состязания были гораздо значительней - это был открытый чемпионат Соединенных Штатов Америки. Всем приглашенным спортсменам представлялась возможность стать чемпионом США по своему виду.
К этому времени я окончательно акклиматизировался и как следует отдохнул. К тому же меня воодушевляла первая победа над Ником Джемсом.
В легкоатлетический манеж я вышел довольно уверенно. На этом турнире я поставил перед собой задачу: не просто выиграть, а показать максимальный результат.
Все высоты, включая и семь "великих американских футов", я и Ник Джемс взяли с первой попытки. При этом, согласно замыслу, я "пренебрегал" соперником: не обращал на него ни малейшего внимания, даже не смотрел, когда он прыгал. От публики я отрешился тоже.
Почувствовав это, Джемс начал раздражаться. Он привык соревноваться с соперником, а не с планкой.
Первая попытка на 216 ему вдруг не удалась. Я же преодолел эту высоту сразу.
Неудача не должна была расхолодить американца. Я полагал, что настоящая борьба развернется где-то в районе 220. И ошибся.
Джемс все больше обрастал неуверенностью, страхом и паникой. Публика начала выкрикивать негру что-то обидное. На двух оставшихся попытках Джемс сбил рейку.
Что кричали моему сопернику, как он на это реагировал - я не слышал и не видел. Об этом мне потом рассказал Скачков. Я старался раньше времени не радоваться своей победе. Мне предстояло показать еще результат.
Сначала я покорил 218, затем - 222, то есть повторил мировой рекорд Ника Джемса.
Когда стали устанавливать 226, манеж притих - ни один из прыгунов мира никогда еще не покушался на такую высоту.
Почему я попросил поднять планку именно на два метра двадцать шесть сантиметров?
Ответить трудно. Просто в этот момент я почувствовал идеальное состояние хорошую возбудимость и ощущение каждой мышечной клетки. К тому же настала пора бороться с планкой по-настоящему. Один на один.
226 я не взял, но нисколько не пожалел об этом. На третий раз рейка соскочила со стоек в самый последний миг - от микронного касания шиповки. Я вырос в собственных глазах: одним махом мне удалось подготовить себя к рекорду.
Понял это не только я - публика тоже. Она долго аплодировала моим усилиям покуситься на фантастическую высоту.
Потом я стоял на пьедестале почета и, подняв над головой руки, выражал свои дружеские чувства к американцам. Мне удалось повторить мировой рекорд, во второй раз обыграть Ника Джемса и стать чемпионом Соединенных Штатов Америки.
Впервые в честь своего чемпиона американцы поднялись с мест и, замерев, слушали Гимн Советского Союза...
КАЛИННИКОВ
Прошло два месяца, как я послал в отдел рационализации и изобретений Минздрава СССР заявку на свой аппарат с намерением получить на него авторское свидетельство. Пока не было ни ответа, ни привета.
Я по-прежнему работал ординатором областной больницы, но теперь уже в травматологическом отделении. Свой аппарат мне, естественно, применять не разрешали, зато выделили нескольких собак и ключи от вивария. После службы я до полуночи ставил там свои эксперименты.
Первые же результаты подтвердили правоту моей идеи - обыкновенные переломы срастались в аппарате в два с половиной раза быстрее, чем в гипсовой повязке. Вскоре я поставил своеобразный рекорд - удлинил одной собаке ногу на три сантиметра!
С каждым днем у меня возникали новые вариации применения аппарата. Для проверки замыслов недоставало собак, приходилось отлавливать бродячих псов на улицах.
Однажды я попросил заведующего областной больницей Сытина взглянуть на мои результаты. Он неохотно явился, пожал плечами и сказал, что я занимаюсь игрушками.
Из Москвы наконец пришла телеграмма. Заместитель министра здравоохранения РСФСР Фуреев вызывал меня с аппаратом, чтобы апробировать его в московских клиниках. Я мигом собрался, взял недельный отпуск и прилетел в Москву.
Остановился я у каких-то дальних родственников по материнской линии. Другого пристанища не было.
Родственники встретили меня настороженно. Они смутно помнили мою мать, а обо мне вообще не имели понятия. Кто я, откуда, куда и зачем приехал - все это я объяснял, стоя на пороге с огромным мешком за плечами. Наконец меня впустили.
Я попросил разрешения оставить свой мешок в прихожей и тут же понесся в министерство.
Меня направили к начальнику отдела рационализации и изобретений Четвергину, солидному мужчине с открытым взглядом. Он радушно встретил меня и заявил, что по поводу моего аппарата уже заседали, идея интересна, но ее еще нужно апробировать (это будет на днях), а пока со мной хотел бы познакомиться один из экспертов отдела, Гридин Иван Анатольевич.
