Анатолий Гладилин - Бригантина поднимает паруса (История одного неудачника)

Ведь не туристская поездка по участкам.

Надо во всем разобраться, правильно понять, правильно решить. А время? И Шалин, к сожалению, один.

Собачья работа!

Но Шалин любил эту "собачью работу". И чем труднее, чем сложнее и запутаннее казалось дело, тем оно больше увлекало.

Что может быть интереснее работы с людьми? Нет, здесь играло роль не честолюбие (хотя, конечно, честолюбие было).

Каждый человек представлялся Шалину замкoм. Замки бывали разные. Стандартные, самооткрываюшие-ся, с трудным, заржавленным механизмом и, наоборот, открывающиеся ногтем. Иногда попадались такие головоломные замки, ключ к которым подобрать было необыкновенно трудно.

И вот подобрать ключ, уметь направить человека, помочь ему - и составляло работу Шалина. Самое главное - считал Шалин - это понять, почему данный человек делает так, а не иначе. Понять правильно. Тогда в руках ключ.

Иногда требовался ключ не к отдельным личностям, а к целым бригадам, собраниям, участкам.

И Шалин знал, что когда ему надоест искать ключи к людям, когда каждый человек перестанет для него быть Человеком, а превратится просто в одного из безликих комсомольцев с билетом за номером, - вот тогда конец Шалину-организатору.

Вот тогда Шалину придется срочно идти в шоферы или грузчики, проветриться, иначе он рискует стать бюрократом, то есть одним из тех, кого он ненавидел и с кем воевал всю жизнь.

В восемь часов вечера Шалин пришел на комитет. Кроме него присутствовало три члена комитета. И так все в разъезде, а тут еще двое не явились по неизвестным причинам. Этого еще не хватало! Шалин порядочно измотался за сегодняшний день, а тут...

Шалин умел держать себя в руках, и по его лицу никто бы не догадался, что он не в духе.

Шалин пригласил в комнату старшего воспитателя общежитий Дунькина и... Андрианова.

Андрианов был вызван на комитет. Его вопрос разбирался последним, и Шалин рассудил: "Чего парню болтаться так по коридорам. Пусть посидит, полезно".

Вовка, в свою очередь, не знал, зачем его вызвали. Тем более он не понимал этот "ход" Шалина. Но потом Вовка решил, что начальство определенно хитрит. И, оставив эту хитрость на совести начальства, Вовка, внутренне готовый к неожиданному нападению, сам стал наблюдать за начальством.

Началось все с детсада. Вовка навострил уши. Это интересно. Оказывается, комсомольцы стройки после работы строят детсад. Каждый день, по очереди, от участков выходят человек двадцать. Выходят как на субботник. Шалин шутит - дескать, особенно стараются молодожены. Понятно. Вскоре дойдет очередь и до лесозавода? Что ж, выйдем с удовольствием.

Первый член комитета (Вовка дал каждому номер) напал на второго. Первый (Вовка узнал, что фамилия его Пашков) был нескладным, ехидным парнем лет двадцати шести.

Второй (Вовка так и не узнал его фамилии) был белокурым, крупным и, судя по всему, добрым человеком.

Пашков без особого труда доказал, что бригада, работавшая вчера под руководством второго члена комитета, отнеслась к работе формально. Сегодня пришлось много переделывать.

Но второго члена комитета было трудно пронять. Он улыбался и изредка пофыркивал. Когда Пашков кончил, второй член комитета откопал несколько объективных причин и надежно укрылся за ними.

Время заставило перейти ко второму вопросу. Но Пашков злился. Второй член комитета улыбался.

У Вовки сложилось убеждение, что тот не столько прав, сколько перехитрил. Но перехитрил хитро. Не пробьешь. Шалин, кажется, тоже это понял и сказал, чтоб в следующий раз не было объективных причин. Иначе...

И, как ни странно, после первого вопроса Вовка преисполнился уважением к комитету. Члены комитета стали для него не какими-то таинственными, сухими ответственными работниками, а обыкновенными людьми, со свойственными каждому человеку достоинствами и слабостями.

А когда перешли ко второму вопросу (прием в комсомол), Вовка почувствовал даже гордость за то, что сидит вместе с ними и как-то (пускай молчаливо) участвует в обсуждении.

Принимали в комсомол ребят со строительных участков. Ребята волновались и почтительно поглядывали даже на Вовку. Секретари первичных организаций (входящие вместе с кандидатами) смотрели на Вовку с некоторым удивлением, но как на равного.

И здесь, впервые, Вовке захотелось добиться законного права когда-нибудь присутствовать на комитете, решать вопросы, спорить, экзаменовать товарищей, - словом, заседание показалось ему совсем не скучным, наоборот, очень интересным и полезным.

Третий вопрос. Улыбки исчезли. Третий член комитета посмотрел на Вовку. Взгляд его означал: "Приготовься, сейчас дело серьезное". И Вовка понял и, как все, нахмурился.

Круглолицый, подтянутый и, казалось, ни в чем не сомневающийся комсорг пятого участка докладывал: Серегин и Гаджиев сбежали со стройки и прогуляли неделю в Новосибирске.

Собрание участка просит райком (комитет на правах райкома) исключить Серегина и Гаджиева из комсомола.

Вызывают Серегина. Длинный парень. Плутоватый взгляд. Дескать, товарищ (Гаджиев) хотел навестить больную мать. Было у них два свободных дня. Поехали. Он составил Гаджиеву компанию.

Встает Пашков. Наложил начальник участка взыскание? Да? И мало! Это называется дезертирством. В военное время за такие вещи - расстрел. Погулять хотели в городе? В таких случаях всегда вспоминают больную маму.

Совершенно неожиданно голос Пашкова задрожал. Пожалуй, он переживает больше, чем Серегин.

- Гнать таких из комсомола!

Шалин:

- Ваш билет.

Очевидно, билет был приготовлен. Серегин быстро выкладывает его на стол.

Молчание.

Вызывают Гаджиева. Стриженая голова. Губы закушены, взгляд исподлобья. Да, больная мама.

- Так отпуск в законном порядке взять не мог? Ты же не ребенок?

Гаджиев молчит.

- Что за детское недомыслие?

Гаджиев молчит. Вовке кажется, что Гаджиев за эти дни многое понял. Вовке жалко Гаджиева. Парень исправится.

Пашков:

- Гнать таких из комсомола.

Второй член комитета (робко):

- Зачем гнать? Может, выговор с занесением в личное дело?

Голосуют. Большинство за Пашкова.

Шалин встает:

- Ваш билет.

Гаджиев не двигается. Смотрит в пол.

Шалин повторяет:

- Ваш билет!

У Гаджиева совсем бесцветные губы. Все молчат. Минута.

- Ваш билет! - кричит Шалин.

Гаджиев медленно вынимает кошелек, достает сверток, разрывает бумагу, вытаскивает билет. Он держит его несколько мгновений. Резко кладет на стол.

- Не в те руки попал билет! - задыхается Шалин.

Гаджиев резко поворачивается и выходит из комнаты.

Минута в молчании. Комсорг пятого отряда деловито кашляет.

- Как он работает? - негромко спрашивает Шалин.

- Ничего. Хорошо.

- Через несколько месяцев доложите о нем. Пусть потом и кровью заработает билет. Таких надо перевоспитывать.

Комсорг уходит.

Шалин садится. Сдержанным, усталым голосом:

- На лесоскладе в бригаде москвичей дней десять тому назад трагически погиб бригадир Юра Лосев. Это вы знаете. Теперь грузчики выбрали себе другого бригадира, Андрианова (все смотрят на Вовку). Мне это кажется странным. После Лосева - и Андрианов? Я с ним несколько раз разговаривал. Во-первых, по-моему, по его инициативе грузчики однажды бросили работу. Во-вторых, он поддается на панику, легко верит любым самым нелепым слухам.

Все. Вовке ясно, куда он гнет.

Дунькин, старший воспитатель, возмущен. Как, у моих девчонок была паника? Нет, быть не может. Дунькин порывается рассказать о своих бывших воспитанницах из школы ФЗО, которые сначала руки отмораживали, а потом замуж повыходили.

- Не в этом дело, - перебивает его Шалин, - нам надо поговорить с Андриановым, узнать, что это за человек...

"И перевоспитывать? - мысленно добавляет за него Вовка. - Нет, держи карман шире. Раз ты ко мне так, то я... Иди, других перевоспитывай!"

- Расскажите, Андрианов, почему тогда бригада бросила работу?

Вовка угрюмо, но сдерживаясь:

- Я просто встал и пошел. А за мной пошли остальные. Но...

- Нечего сказать, хорош вожак! Да в другую сторону, - перебивает его Шалин.

Вовка несколько секунд смотрит на Шалина - и ни слова.

Третий член комитета, который дружески переглядывался с Вовкой во время заседания, теперь разочарованно спрашивает:

- Андрианов, неужели вы поверили слухам о налете? Испугались?

- Испугался. А что особенного? Вы в городе, над вами не каплет! - с явным вызовом отвечает Андрианов.

Вовке кажется, что Пашков, первый член комитета, готовится произнести: "Гнать таких из комсомола!"

А второй член комитета скажет: "Зачем гнать? Выговор с занесением в личное дело".

Голос Дунькина:

- Скажи, Андрианов, ты видел, как тонул твой товарищ, Лосев? А ты в это время...

Андрианов перебивает:

- А я в это время поплыл от него подальше. Своя шкура дороже!