Сексуальная жизнь наших предков - Бьянка Питцорно
Часть восьмая
Пустота и нож
(белый холст с разрезами в стиле Лучо Фонтаны [80] )
1
Через пять дней, подписав все необходимые бумаги, Ада улетела в Болонью. Причин задержаться не осталось – ей ведь и так придётся нагонять расписание. С Лео она больше не виделась и даже не позвонила попрощаться перед отъездом.
Она покидала Донору со странным ощущением, что никогда не вернётся, хотя теперь, несмотря на смерть дяди или, скорее, благодаря ей, большинство её источников дохода сосредоточилось в родном городе. Давно прошло то время, когда, не желая поступиться принципами (и терпеть саркастические замечания бабушки Ады), она избавилась от фамильных драгоценностей. Теперь, если ей вдруг придёт в голову абсурдная мысль снова всё поменять и отказаться от наследства (в пользу Лауретты? или в пользу бедных? каких именно бедных? может, в пользу Ассоциации итало-кубинской дружбы, куда ежегодно платила членские взносы?), так или иначе придётся вернуться в Донору и оформить миллион разных документов. Даже будь Джулиано по-прежнему с ней и согласись он озаботиться формальностями, она бы, наверное, не решилась.
Эти мысли вызывали у Ады беспокойство и дискомфорт. Она чувствовала себя виноватой, что, потеряв самую большую привязанность всей своей жизни, вообще способна думать о деньгах.
В аэропорт её отвезла Лауретта, фонтанировавшая тысячами планов и предположений, как разделить наследство, – словно Армеллина уже умерла. Не обращая внимания на сопротивление Ады, она решила (и убедила мужа) как можно скорее перевезти семейство на «Виллу Гранде».
– Места хватит на всех, – заявила она. – Даже для тебя, если вернёшься. Держать её пустой – настоящее расточительство.
– Сперва стоило бы спросить разрешения у Армеллины.
– Какое ещё разрешение? Мы с тобой там хозяйки. Хватит и того, что приютим её, пока не изволит протянуть ноги.
Ада была слишком подавлена, чтобы спорить. Ей казалось, что Лауретта с каждым днём становится все больше похожей на тётю Санчу и тётю Консуэло. Она поговорила с Армеллиной, извинившись за поведение кузины, но экономка, похоже, не возражала.
– Что ты, я буду только рада, если на вилле станет поживее – теперь в доме так тихо... Мне хотелось бы вернуть те дни, когда здесь жили вы с Лауреттой. Конечно, её малышка (в отличие от брата) куда энергичнее, чем вы вдвоём вместе взятые. Донна Ада – да, она бы эту девчонку в два счета приструнила, а мать только сюсюкается. Ты тоже возвращайся поскорее, Адита. Помни, мне уже за девяносто, и то обещание, что я дала сору Гаддо, потеряло силу.
– Не говори так! – воскликнула расчувствовавшаяся Ада. – Ты и до ста дотянешь!
– Мне теперь незачем, – сухо ответила Армеллина.
Чуть позже с Адой тепло распрощался и доктор Креспи:
– Постарайся следить за собой, не забывай поесть и на работе не засиживайся: ты совсем исхудала, выглядишь измождённой. Соберись! Дядя так тобой гордился, не разочаруй его. Мир не рухнул, жизнь продолжается.
«Как быстро они утешились, – думала Ада. – Может, это только со мной что-то не так? Не могу смириться, не умею принимать неизбежные изменения! Но эта продолжающаяся жизнь как раз из одних изменений и состоит».
А у неё, как и у Армеллины, похоже, просто пропал смысл жить.
– Что за упаднические настроения? Сходи поскорее к психоаналитику, если сама не сможешь справиться! – посоветовала Дария, встречавшая Аду в аэропорту. – Ужас какой, так убиваться из-за мужика на девятом десятке! Нет, я всё понимаю: это твой дядя, брат твоего отца, именно он тебя воспитывал – я в курсе. Но ты ведь больше не ребёнок, ты взрослая, а взрослые теряют родителей и продолжают жить дальше сами, это закон природы.
С началом нового учебного года студенты, снимавшие Адину квартиру, переехали, оставив жилье в ужасном беспорядке: грязные полы, стены, сломанная мебель, текущие краны – а у неё пока не было времени нанять бригаду, чтобы это исправить.
– Куда тебя отвезти? Не на твою же помойку? Может, на виа дель Олмо? Или ты уже освободила квартиру? – спросила Дария, заводя машину. – Поживи у нас. Займёшь кабинет Микеле, он ему редко нужен.
