Царь горы - Александр Борисович Кердан
В приподнятом настроении Летов влетел в квартиру, горя желанием поскорей рассказать Сонечке о своём благородном поступке.
Но Сонечки дома не оказалось.
Она пришла вечером, задумчивая.
Они попили чай с баранками. Летов глядел на жену и любовался ею: какая она у него всё-таки хорошенькая. Волосы русые, гладкие, глаза карие, и них как будто светлячки светятся…
А после чаепития жена вдруг сказала Летову:
– Виталик, я ухожу от тебя.
– Как! Куда? – вытаращился на неё Летов. Он-то полагал, что у них с женой всё хорошо. Ну, разве что нет пока детей, но ведь живут-то между собой без ссор и криков…
– Это не важно, – сказала Сонечка и, подумав, добавила: – Ухожу насовсем.
– Но почему, скажи? Что я сделал не так? – требовал Летов. Он даже стал перечислять свои несомненные, на его взгляд, достоинства: – Ведь не пью, не курю, деньги – в дом, за все пять лет ни разу тебя пальцем не тронул, голос никогда не повысил…
– Я полюбила другого. – Сонечка встала из-за стола, быстро собрала вещи в их отпускной чемодан и ушла в ночь.
Летов не спал до утра. Всё ждал, что Сонечка вернётся, что это какая-то нелепая шутка. Он вспоминал, как они с Сонечкой познакомились. Какая она, выпускница музыкального училища имени Чайковского, была тихая и скромная. Как хорошо на пианино играла… Какая в этот момент у неё были хрупкая, беззащитная спина, тонкая, детская шея и слегка торчащие, как у ребёнка, розоватые ушки… Он вдруг подумал, что все эти годы любил в Сонечке ту, прежнюю, почти ещё девочку, а эту взрослую женщину, которая только что ушла от него, он, наверное, даже и не знал…
«Она обязательно вернётся!» – обнадёживал он себя.
Сонечка домой так и не вернулась. Ни под утро, ни на следующий день.
Летов продолжал ходить на службу, где всё шло своим чередом, словно и не было никакого партсобрания.
Правда, Андрюшкина, как и предполагал Летов, всё же отправили в запас. Но тихо, без скандала. Полковник съехал из служебной квартиры и на стадионе по утрам больше не бегал.
А ещё через месяц, вечером выйдя из штаба округа, Летов увидел Андрюшкина в штатском элегантном костюме, идущим по противоположной стороне улицы под ручку с Сонечкой…
Сонечка, прижимая к себе букет алых роз, что-то весело говорила Андрюшкину, он улыбался ей, и оба выглядели абсолютно счастливыми.
Летов бросился через улицу наперерез и чуть не угодил под колёса проезжающего уазика с красным крестом над кабиной.
Взвизгнули тормоза. Водитель скорой, высунувшись из окна, обозвал его кретином и идиотом.
Когда уазик уехал, Андрюшкин и Сонечка уже свернули в один из дворов.
Летов, отряхивая пыль с поднятой фуражки и нахлобучивая её на свою коротко остриженную голову, замялся: «Побежать, что ли, найти их, но зачем? Разве только для того, чтобы сказать, что я про неблагодарного Андрюшкина и эту подлую изменщицу Сонечку думаю? Так ведь поздно пить боржоми, когда печень отвалилась!»
Неожиданно он осознал: «А ведь прав водила скорой! Дурак я и полный идиот!.. Зачем вступился на собрании за этого старого донжуана? Проголосовал бы тогда за его исключение, выгнали бы Андрюшкина на гражданку с “волчьим билетом”, может быть, и Сонечка не ушла к нему… А так – перед секретарём парткомиссии и Шведовым я себя подставил, жену потерял, и по службе продвижения мне вряд ли теперь предвидится… Разве партия простит не вовремя поднятую руку?..»
Летов долго стоял, тупо глядя в сторону, где скрылись Андрюшкин и Сонечка.
И вдруг совсем необычные, «перестроечные» мысли, одна за другой, пронеслись в его голове: «Ну а не простит меня партия, и пусть – не простит! Можно и без партии прожить! Вон, некоторые режиссёры партбилеты на Красной площади сжигают, и – ничего: их даже в милицию не отводят… – Летов машинально проверил лежит ли во внутреннем кармане кителя его собственный партбилет, и усмехнулся этому автоматизму. Мысли его летели вдаль всё свободней и смелее. – А ведь без карьеры тоже можно быть счастливым! Андрюшкин, хоть и “старпёр”, а понял это, не испугался, что его исключат из партии, что из армии турнут… Понял и счастлив теперь! А мне ещё и тридцати нет! Вся жизнь впереди! И у меня ещё счастье непременно будет… без партии и без Сонечки…»
Он совсем другими глазами поглядел на мир. Домой ему идти расхотелось – пусто там, одиноко.
Летов поднял руку и проголосовал.
Когда рядом с ним остановилась машина с шашечками – такси, сказал, усаживаясь на переднее сиденье:
– Командир, знаешь на Вторчике кабак «Тбилиси»? Гони туда!
В этом кабаке, как рассказывали Летову холостые сослуживцы, кухня отменная, да и девчонки симпатичные туда часто заглядывают…
2018
Квартира рядышком с метро
– Серёга, где хочешь жить после выхода в запас? – дурачась, спрашивали Коркина однокашники по училищу связи.
– Да где угодно, лишь бы метро было поблизости… – на полном серьёзе отвечал он.
Что Коркин знал о метро? Да ничего не знал. Он даже не видел его ни разу. В Донецке, где он родился и провёл детство, метро отродясь не было. Да и во всей стране победившего социализма таковое имелось только в Москве, Ленинграде и некоторых столицах союзных республик…
Но почему-то думалось ему, Коркину, мол, если есть метро рядом – так ведь и жизнь другая…
Дослужившись до майора, Коркин понял, что офицеров, желающих прозябать в захудалом гарнизоне на краю света, не бывает. Все мечтают служить в хорошем месте, и уж если выходить в запас, то, пусть и не в столичном, но в каком-то приличном областном городе, чтобы квартиру успеть получить рядом с благами цивилизации.
Он же от своей наивной юношеской мечты – жить рядышком с метро, так и не отказался.
Коркин служил всегда далеко от центра – в ДальВО и ЗабВО, и всё надеялся перевестись в какой-нибудь престижный округ: Киевский, Одесский, Закарпатский или Прибалтийский… Но он и предположить не мог, что, когда наступит срок распрощаться с армией, не будет уже ни этих престижных округов, ни самой «непобедимой и легендарной», а вместе с нею не останется и страны, которой он присягал, да и увольнение его в запас произойдёт намного раньше, чем того требует выслуга лет…
Однако именно так и вышло. Новая власть, убаюканная заверениями бывших противников СССР, которых стали
