Избранное. Том первый - Зот Корнилович Тоболкин
Лишь на мгновение он ожил, увидав стадо диких оленей. Оглянулся на Отласа: «Постреляем?». Тот рукой махнул: «Вперёд!».
Ома яростно ткнул остолом вожака и замкнулся на весь оставшийся путь.
Вскоре на крутом берегу увидали с пяток олюторских юрт. Там курились дымы. Хозяев видно не было. Но Отлас по опыту знал: скрытно сюда не подойти. Неслучайно выбрано такое высокое место. Где-то обязательно есть доглядчик.
– Стоп! Лука! – он позвал Морозку. – Возьми человек двадцать и подымись на берег. Без нужды не стрелять.
Велев отвести упряжки подальше, поманил к себе Ваську:
– Стрелять не разучился?
– Я-то? – обиделся тот. – Да я...
– Ладно. Знаю, что попадёшь в оленя, ежели он в двух шагах.
– Да колесом тя по уху, да шаньги – не деньги, – начал изощряться Васька, но Отлас хмуро прервал:
– Не в цель стрелять, а так... для знакомства. – Хотел припугнуть олюторов огненным боем и уж потом начать переговоры. – Постой! – окликнул племянника. – Зарядить все самопалы. Стрелять пятерым.
Между тем, два десятка упряжек с Лукой во главе уже поднимались по пологому склону. Сам Лука, надев шапку на пику, помахал Отласу: мол, пока всё в порядке.
Выждав минуту-другую, Отлас велел дать залп. Васька, польщённый его доверием, навёл пищаль на стойбище. Туда же нацелились казаки.
– Не в острог, пень! – рявкнул Отлас. – Вверх!
Не понимая атамана, они всё же подняли стволы и по Васькиному сигналу выстрелили.
В тишине, в ослепительном белоснежье, под солнцем, ярким, словно Стешкины волосы, залп показался нелепым и оглушительным. Испуганно прянули олени, едва не порвав постромки, взлетели стаи белых куропаток. Синие дымки поднялись в небо маленькими облачками. Пять выстрелов – пять облачков.
– Ну как? – оглядываясь на дядю, спрашивал Васька.
– Жди, – хмуро отстранил его Отлас.
Удивляло, что из юрт никто не показывался. Оробели или прячутся? Не слышать не могли, и народ там есть – вон дымы курятся.
Отлас хмурился, нетерпеливо кусая ус. Рядом топтался Григорий, которому велено было вести переговоры. Что ж они, ни мира, ни войны не желают? Что бы там ни было, всё равно войдём, решил Отлас.
– Василко, – позвал он племянника, – возьми пару казаков. Пойдёшь доглядчиком. Да борзо там! Время попусту не трать.
В острожке казакам предстало ужасное зрелище. Подле юрт рядами лежали покойники. Из крайней выполз старик с чёрным лицом, упал рядом с усопшими. – Чо он, а? – изменившись в лице, хриплым шёпотом пытал Васька.
Лицо старика было настолько отрешённым, чуждым всему живому, что казаки содрогнулись. Жуткая, немыслимая тишина нависла над юртами. А сверху слепяще светило солнце.
Вот и из соседней юрты человек выполз. Подле неё тоже лежали горкой покойники. Он пристроился к ним. Не поймёшь – мужчина или женщина. Ввалившиеся щёки, чёрный страшный оскал, худые – кожа да кости – руки.
Тут же невозмутимые бродили собаки, изредка грызлись между собой.
– Холера, – поёжился Архип Микитин, старший среди доглядчиков. Он в разных служил острогах, многого навидался. Но увиденное здесь и его потрясло. – Бежать! Борзо!
– Володей разведать велел, – замотал головой Васька и направился к ближней юрте.
– Не ходи! Заразу подхватишь! – схватил его за руку Архип.
Но страх бывалого казака добавил Ваське мужества. Он ухмыльнулся и решительным шагом зашагал к юрте.
Это было странное сооружение, напоминающее мешок, перевязанный подле устья. В самом мешке жили люди, а через узкое горло устья входили и выходили. Оно же служило дымоходом. Мало того, что острог полон мёртвых, так ещё и жуткая эта дыра... Бррр!
Но попробуй не выполни приказ Володея! Да и не казак тот, который испугается хоть бы самого чёрта.
Спустившись вниз, Васька не поверил, что цел. Всё ждал, вот-вот начнёт поджаривать снизу: ведь шёл же откуда-то дым... Но очаг, гревший юрту, был в стороне. В нём весело потрескивал огонь, а вокруг – и это прежде всего бросилось в глаза – в бешеной пляске метался маленький, перекошенный на левый бок человечек. Он что-то хрипло выкрикивал, вскидывал то руки, то ноги, успевал поворачиваться в прыжке и тогда руки его распластывались, точно крылья какой-то диковинной птицы, и глаза безумно сверкали.
В юрте находилось человек шестьдесят-семьдесят, но все молчали, сидя или лёжа подле стен. Бесился и ликовал лишь один этот кривобокий человечек. Он словно радовался чему-то.
– Эй ты! Полоумный! Белены, что ль, объелся? – спросил Васька, не подозревая, что близок к истине.
Шаман перед тем, как начать камланья, принял и белену, и мочёные мухоморы. Они опьяняли, доводили до неистовства. Всеми презираемый, жалкий в своём племени человечек в такие минуты становился всесильным провидцем. Ему внимали. Ему верили.
Многих шаманов до него выбрасывали из юрт, и те замерзали где-то, но Куимча оказался самым хитрым. Он терпеливо сносил насмешки воинов, угодливо улыбался им и предсказывал всё, чего от него
