Вся вселенная TRANSHUMANISM INC.: комплект из 4 книг - Виктор Олегович Пелевин
К сердобольской идеологии «Голова Сталина» отношения не имела, но грозное имя давало защиту от жандармов, помнивших, чей гранитный мозг выносят из Мавзолея каждые Еденя.
Да и сердобольским родителям легче было объясняться с начальством, если их детки попадались с туманом в таком месте. Поэтому тут было самое безопасное место во всем Сите, и сердоболы ходили сюда так же охотно, как Свидетели Прекрасного. В «Голове Сталина» царило вечное идеологическое перемирие.
«Голова» подходила для любого кошелька. Здесь можно было дешево надраться ликеров у высокой стойки за входом. Зайдя поглубже, можно было сытно поесть, но стоило это уже дороже. А в самой дорогой VIP-зоне наверху было целых двадцать кабинетов – небольших комнаток, куда приносили выпивку и еду.
В пяти из них даже стояли гемодиализмашины полного цикла – для богатых господ, желающих позволить себе все и выйти утром на службу огуречно свежими. Такими же машинами пользовались топовые вбойщики во время туров, когда надо было быстро вымести из организма метаболические обломки вчерашних излишеств, не теряя при этом работоспособности.
Это было дорогое удовольствие для самых избранных, и вокруг каждого гемо-чилла (или, как здесь говорили, «холодняка») всегда стояла охрана из бойцов-сердоболов. В их сторону лучше было не смотреть.
Малообеспеченные посетители вроде меня предпочитали проводить время в просторном коктейль-холле, где можно было спать прямо на полу, покрытом соломенными матами.
Я устроился в «Голову» мыть посуду – и провел за этим занятием около двух лет, иногда подрабатывая здесь же официантом.
Конечно, в любой великой автобиографии должна быть подобная строка. Но в то время я совсем об этом не думал, а просто устроился мыть посуду (такая строка в каждой великой автобиографии тоже обязательно должна быть). Культа древнего вождя в «Голове» не было.
Я не слышал его имя ни разу за исключением вечера, когда обслуживал компанию сердобольских пропагандистов, обсуждавших за бутылочкой полугара, как объяснить народу наши проблемы в Курган-Сарае.
Во главе стола восседала настоящая медиавалькирия – с бритой татуированной головой и шрамами от трех дополнительных чипов. Одна из тех гипнотических фурий, которых сердоболы нанимают за огромные деньги прогревать глубинному народу рептильный мозг.
Я в их магию верю не особо. Вернее, магия там есть, и весьма мощная, но сводится она к самопрезентации и разводу на бюджет. А вот с гипнозом у них действительно все в порядке, поэтому находиться в одной комнате с такой валькирией страшновато. Сердоболы сидели, уткнув жала в стол, и даже меня пробивало дрожью от голубого блеска ее линз, когда я подносил закуски.
Вот тогда этот Сталин и всплыл. Один из сердоболов вспомнил его слова о том, что миролюбивые нации всегда оказываются готовы к /В-слово/ хуже, чем нации агрессивные. Поэтому, развил он мысль, когда наша миролюбивая нация напала на агрессивный КурганСарай, все с первого дня пошло через жопу.
Даже я сообразил, что это политтехнологический конструкт мирового уровня. Похоже, впечатлилась и валькирия – то же самое повторили потом в утюге.
Еще в «Голове» собирались сливки криптолиберальной интеллигенции – их легко было опознать по черным косовороткам, жемчужным жилетам и сапогам особого фасона. По какой-то причине их называли «подрейтузниками», хотя рейтуз они не носили. Эти господа вели бесконечные споры о прошлом, настоящем и будущем Отечества.
В то время среди них популярна была теория доброго зла – нравственное учение, зародившееся в позднем карбоне. Поднося им баранки и чай, я постепенно понял суть их взглядов.
«Мы не можем не работать в сердобольской спецслужбе, не можем не получать зарплату сами знаете у кого, не можем не быть мразью в служебное время, потому что именно за это дают еду. Но мы можем вонять умеренно, рубить головы не больно, расстреливать не в живот, а прямо в сердце и так далее. Наша цель – не делать добро, что в настоящее время невозможно, а готовить будущие поколения к добру и свету, как бы намекая своим поведением, с какой примерно стороны придут его лучи…»
В общем, я повидал в «Голове Сталина» много разного люда и смело могу назвать это место своим университетом.
Это были трудные, но веселые годы. Я спал и питался прямо в «Голове» – мне выделили койку и шкаф во флигеле для персонала. Работа была грязной и изматывающей, но занимала всего три часа днем и три часа ночью.
Остальное время я проводил в Катакомбах. Так, с большой буквы «К», называют лабиринты Сита.
Когда здесь высились карбоновые небоскребы, под ними были парковки, склады, магазины и так далее – целый город. Наземную часть этого комплекса снес ветер истории, но катакомбы остались на месте, разве что с мертвых станций метро ободрали отделочный камень, как когда-то с Колизея. Он пошел на украшение игорных клубов, притонов и курилен тумана, занявших брошенные подземелья.
Собираясь в Катакомбы, я надевал жандармские маскировочные штаны, потертые сердобольские крокодилы чуть выше щиколотки и служебную поддевку из «Головы Сталина» со споротым шевроном. В таком виде меня принимали за тихаря из секьюрити, что очень помогало в игорных залах, где я играл по маленькой.
Когда у тебя в башке стоит преторианский имплант, выигрывать в дурачка и сику несложно, но при нелегальном подключении к чужой голове ты нарушаешь закон. Поэтому играть надо по маленькой и сразу после выигрыша проигрывать больше половины. Дельта должна быть достаточно мелкой, чтобы на тебя не обратили внимания. Кроме того, иногда надо специально приходить для проигрыша – и вести эту бухгалтерию следует аккуратно.
Закон в Катакомбах нарушают все, но не всем это одинаково разрешено. Мелкота вроде меня может легко отлететь в Сибирь, ну а про отношения сердобольской верхушки с уголовным законодательством можно выпустить подарочное издание Камасутры. Думаю, это понятно и так.
Под землей сложная структура собственности, но большая часть бизнеса принадлежит, конечно, баночным сердоболам – именно поэтому здесь так сложно провести санацию.
Некоторые клубы имеют статус офшоров и закрытых экономических зон. Такая зона может занимать всего несколько комнат, но туда уже не пойдут с проверкой. Офшорный статус очень помогает, когда один баночный сердобол желает наехать на другого через своих жандармов или улан-баторов.
Но хватит о бизнесе.
Всякая река начинается с крохотного ручейка.
Выдохни, читатель. Я уже рассказал, где и как родился KGBT+. А сейчас я покажу ручеек, из которого появилась носящая мое имя река.
За карточным столом в одном из притонов я познакомился с кухаром из «Орлеанской Девы» – и купил у него перебитый разовый пропуск. По нему я мог каждый день проникать в этот дорогой и изысканный консервативный клуб якобы для кухонного собеседования. Дальше я смешивался с толпой.
