Свои по сердцу - Леонид Ильич Борисов
Федор Иванович Шаляпин, сам о том не догадываясь, поверг старого петербургского извозчика в величайшее смятение. Федор Иванович весело, пышно и беззаботно встретил Новый год, а потом, когда многочисленная компания гостей утомилась, пел арии из опер, раздольные русские песни, вспоминая свою юность, друга своего Алексея Максимовича Горького… Потом вдруг вспомнил и шутку свою, которую он выкинул три часа назад.
— Понимаете, Леонид Витальевич, — обратился он к Собинову, — просит извозчик прибавки. Ну, стал я искать мелочь, — думаю, надо прибавить полтинник, бог с ним, с извозчиком, доставил он меня в самый аккурат. И что это мне в голову взбрело, сам не понимаю, — дай, думаю, напугаю старика! Он сидит этак, штопором, на облучке, ждет, крякает от холода, а я распахнул шубу да как пущу хохоту на всю улицу! Даже лошадь, — Нюркой ее зовут, честное слово, не вру, Нюркой, — даже лошадь глаза вытаращила и полный свой испуг обозначила. Видеть надо было эту картину, Леонид Витальевич!
— Ну и что же? — полюбопытствовал Собинов.
— Ну, понятное дело, мой возница перепугался. Черта увидел, черт подери! Как хлестнет он это свою Нюрку кнутом! Только я его и видел. И так, знаете ли, жаль: полтинник-то я все же нашел. Хотел крикнуть: «Воротись, дядя!» — а он уже за угол повернул…
Собинов оглядел Шаляпина, улыбнулся.
— И мне жаль старика, — сказал он. — Жаль. Номер не запомнили?
Шаляпин махнул рукой.
— Какой там номер! А вот имя запомнил. Зовут его Никитой Петровичем, а по фамилии Лыков.
— Никита Петрович Лыков… — пробормотал Собинов. — Гм… Надо отыскать этого Лыкова. Непременно. Сделать это нетрудно, есть в городе такая контора, что ли, — не знаю, как она официально называется, — в ней извозчики зарегистрированы. Распорядитесь, чтобы узнали для вас, а потом… Надо человека в равновесие ввести, Федор Иванович!
— Полтинник ему, что ли, послать? — рассмеялся Шаляпин.
— Ну, зачем полтинник, — возразил Собинов. — Пошлите ему рублей этак десять да вдобавок билет на представление ваше. Если не ошибаюсь, вы скоро должны петь в «Севильском цирюльнике». Вот и доставьте радость человеку. Счастье, Федор Иванович, счастье, а не радость. Что вам стоит! Был, помню, со мною случай. В Крыму дело было…
— Что ж, быть по-вашему, Леонид Витальевич, — согласился Шаляпин.
Вынул из кармана записную книжку и написал в ней для памяти имя, отчество, фамилию извозчика, а чуть ниже: «Узнать, послать билет, десять рублей».
3
Никита Петрович Лыков решил, что он болен. С этой мыслью, выйдя из трактира, он уселся на облучок и, опустив вожжи, направил Нюрку к дому.
— Домой, Нюрка, домой ходи, милая!
Окончательно убедив себя, что он болен, Никита Петрович принял и еще одно решение, а именно: завтра же обратиться к специалисту, доктору по душевным заболеваниям, к тому, который живет на Старо-Невском, неподалеку от дома Лыкова. Доктор этот однажды уже лечил Никиту Петровича от длительного запоя и преотлично помог.
— Нехорошо, — рассуждал Никита Петрович, — очень нехорошо. Кажись, чертей нету, а вот тебе… Кому сказать — никто не поверит.
И он дал слово себе, что никому не расскажет об этом странном происшествии. Скажи кому-нибудь — в лучшем случае, пьяницей назовут, обидят…
У Троицкого моста Лыкову повезло: подгулявший чиновник нанял его до Николаевского вокзала.
— Сколько? — спросил чиновник.
— Сколько можете, — неожиданно для себя самого ответил Лыков.
Чиновник дал ему сорок копеек.
Лыков зашел в чайное ночное заведение рядом с вокзалом, выпил небольшую чарку хмельного и поехал домой. Он поздравил хозяина с Новым годом, повинился в убыточной езде, отдал оставшиеся рубль восемьдесят копеек и завалился спать.
На следующий день Никита Петрович отказался от исполнения своих обязанностей. На вопрос хозяина — почему? — коротко ответил:
— Черта возил. Больше не хочу.
Хозяин приложил ладонь свою к его затылку, лбу, дал щелчка по кончику носа. Лыков молчал, только подскакивал. Хозяин приложил руку к его сердцу, покачал головой.
— Пил? — спросил он.
— По случаю Нового года и происшествия, — ответил Никита Петрович.
— Ну, погоди! — пригрозил хозяин. — Придет черт по твою душу! Придет! Помяни мое слово! Хорони себя сам, я с тобой возиться не буду, как хочешь!..
— Покорнейше благодарим, — ответил Никита Петрович и опять завалился на плоскую, как блин, перину.
Спал он без просыпу целые сутки, а через день утром хозяин окликнул его:
— Никита Петрович! Да поднимайся, шут в гороховом кафтане!
— Чего-с?
— Того-с! Тебя тут требуют.
Лыков, кряхтя, встал с постели, прошел в кухню. Хорошо одетый человек — в шубе и шапке-мономахе — поклонился ему вежливо, справился, не Никита ли Петрович, по фамилии Лыков, стоит перед ним.
Никита Петрович икнул и так же вежливо поклонился незнакомому человеку, искоса взглянул на хозяина и вздрогнул: ему вспомнились некие слова относительно черта, который придет по его душу.
— Примите и распишитесь на конверте, — сказал человек, протягивая Лыкову крохотный пакетик. — Вот здесь, будьте любезны, Никита Петрович!
— Чего здесь такое, от кого? — испуганно спросил Лыков, боясь дотронуться до конверта.
— От черта, — смеясь, ответил незнакомец. — От того самого, которого вы возили в ночь под Новый год!
Ноги Никиты Петровича подогнулись, в голове противно зашумело. Хозяин обеими руками замахал на незнакомого человека, а тот, улыбаясь, продолжал:
— Федор Иванович просил не гневаться и простить. Посылает билеты и две синеньких за беспокойство. Да вы расписывайтесь, не бойтесь!
Никита Петрович расписывался минуты три, не меньше. А когда незнакомец ушел, хозяин взял в свои жирные, короткие пальцы две кредитки, пощупал их, понюхал, а потом, протянув Лыкову, взял розовый билет с номерами на нем — 2 и 4, что означало: второй ряд, кресло четвертое.
— Тут еще записка имеется, — сказал хозяин.
— Читайте, Герасим Потапыч, — попросил Лыков, — что там такое в записке, господи помилуй.
«Дорогой Никита Петрович, — начал читать хозяин. — Простите меня за мою шутку. Посылаю вам на праздник десяточку и прошу прийти в театр послушать, как я буду петь. Во время антракта зайдите ко мне за сцену, побеседуем. Уважающий вас Федор Шаляпин».
— Шаляпин? — вопросительно произнес Лыков. — Это которым Шаляпин? Знаменитый который? Артист театров?
— Ничего не понимаю, а, кажись, не пьян, — только и сказал хозяин и весьма недовольный ушел к себе. Однако его мучило любопытство. Если кое о чем уже догадывался Никита Петрович, то он, хозяин, ровно ничего не понимал. И, может быть, именно поэтому заговорила в нем зависть.
— Значит, в театр пойдешь? Ну, а сидеть там ты умеешь?
Никита Петрович кротко улыбнулся, спрятал билет и записку в свой сшитый из толстого холста бумажник.
— Умею, Герасим Потапыч,
