Георгий Марков - Сибирь
Несмотря на длительность совместного путешествия, особого сближения между пассажирами не произошло.
Офицеры беспробудно пили и играли в карты. Попы без устали вели благочестивые разговоры. Коммерсанты, как только просыпались, начинали звонко щелкать счетами, торопясь до Петрограда закончить какие-то сложные подсчеты. Дети вдовы-офицерши шалили, то и дело оглашая вагон криками и плачем. Железнодорожные чиновники были поразительно единодушны - они спали и ночью, и днем, спали с упоением и страстью, просыпаясь лишь для того, чтобы принять пищу.
Акимову такая обстановка в вагоне была по душе.
Никто не вязался к нему с расспросами, да и он тоже старался не проявлять излишнего интереса к другим.
Правда, раза два в вагоне вспыхивал горячий спор офицеров с попами. Тема была злободневная: в чем спасение России - в вере или в силе?
Офицеры, естественно считали источником могущества родины лишь силу. Можно лоб разбить в молитвах, но если нет у войск оружия или оно оказывается старым, изношенным, отставшим по своему техническому уровню, никакая вера не спасет, и противник возьмет верх. Логика рассуждений офицеров была прямой, резкой и бескомпромиссной. И тем не менее попы не сдавались. Веру они считали основой силы. Никакое оружие не способно победить людей, если они свято верят в господа бога и его наместника на земле. Попы явно превосходили офицеров по умению спорить, однако же завершилось все их полным конфузом. Один из офицеров, скинув с себя в пылу спора китель, предложил более молодому попу надеть его, отправиться в войска и попробовать там доказать свою правду. Попик смутился, замахал на офицера руками, скрытыми в широких рукавах рясы, и умолк. И спор больше уже не возникал.
Стычка попов с офицерами развлекла Акимова. Он слушал их спор с внутренней усмешкой, мысленно вставляя свои реплики: "Да не вера в бога, святые отцы, основа силы, а убеждение человека, его мировоззрение". "Ну, ну, господа офицеры, чушь вы несете, утверждая, что голое преобладание силы - путь к спасению родины. Силой нужно уметь распорядиться.
Лишь убеждение в правоте борьбы делает силу острым оружием. Вот что решающее условие схватки". Но голоса Акимов, естественно, не подавал, хотя чувствовал, как он соскучился по публичному спору...
И чем бы ни занимался Акимов в эти дни и ночи длинной дороги из Сибири, всюду и во всем незримо присутствовала Катя. Ни время, ни новые события не ослабляли того глубокого ощущения счастья, которое, подобно таежному родничку, сочилось из тайников сознания Акимова. Все, все, что было пережию ими в неповторимые часы их пребывания в избе таежного философа Окентия Свободного, все, до мельчайших подробностей, запомнил Акимов. И теперь свет ее глаз, звук ее особенного голоса, тепло ее рук и губ словно напластывались на его мысли, ощущения, поступки.
После тех часов безотчетного счастья он чувствовал, что живет уже не один, а вместе с ней, Это было новое чувство, захватившее его с такой силой, что пи забыть, ни пригасить его он не мог. Минутами оно вдруг начинало как бы распирать Акимова, и он с трудом сдерживался от желания подойти вот к этому чиновнику со значками лесного ведомства и сказать ему, как он счастлив, буйно счастлив... Вероятно, по липу его то и дело скользила глупая улыбка, и он нарочно хмурился, стискивая челюсти, сжимал губы. Но были и такие мгновения, когда вдруг необъяснимо ему становилось и тревожно и тоскливо. И он начинал упрекать себя за то, что слишком обыкновенно говорил с ней об опасностях ее дела, не насторожил ее по-настоящему, не высказал всех советов, гак необходимых каждому молодому подпольщику.
"Какая жалость, что не могу хоть на одну минуту повидать Александра!"-с сожалением подумал он и мысленно представлял себе эту встречу так:
- Здравствуй, Саша, дружище, здравствуй, мой нежно любимый родственничек!
- Здравствуй, Ваня, здравствуй, мой верный друг, товарищ Гранит! Поздравляю тебя с успешным окончанием твоего затянувшегося побега. Как ты? Здоров ли?
- 3доров, вполне здоров, мой милый родственник!
- Не пойму, что скрыто под этой твоей шуткой:
"милый родственник"?
- Саша, это не шутка! Это правда. Отныне я, раб божий и муравей революции Иван Акимов, и твоя превосходная сестра Екатерина Ксенофонтова не только соратники по борьбе, но и муж и жена. Хочешь казни, хочешь помилуй.
- Кто и где вас обвенчал, сукины вы дети?!
- Нас обвенчал зимний лес в сибирской тайге, п ночное звездное небо наворожило нам вечное счастье.
- Ванька, ты поглупел и начинаешь бормотать какие-то высокопарные слова. Не забудь, тебе еще предстоит длинный и опасный путь дальше.
- Какие там опасности! Когда я счастлив, мне ничто не страшно. Пойми, Саша, счастлив! Да разве ты поймешь, старый бобыль, задубевший в своем одиночестве, как перезрелый огурец..."
А опасности действительно существовали, и мысленное напоминание о них Александром Ксенофонтовым вовремя насторожило Акимова.
На станции Буй в вагон вошли двое мужчин. Один был в форме железнодорожного служащего, а второй в обычной штатской одежде человека среднего достатка.
Как выяснилось в первую же минуту, это были контролеры железнодорожного ведомства. Однако не совсем обычные действия контролеров насторожили Акимова.
Прежде он не один раз наблюдал проверки подобного рода. Контролеры проверяли наличие билетов с числом мест и, если вагон был полностью занят, уходили. Теперь происходило все иначе: в вагоне пустых мест не было, что подтверждалось числом билетов. Тем ле менее контролеры в сопровождении кондуктора, который задержал выход пассажиров на остановке, направились по вагону, убеждаясь, что у каждого билета, есть владелец, занимающий именно то самое место, которое обозначено в проездном документе. С какой целью делалось это? В чем состояла необходимость такой проверки?
Контролеры были тщательны сверх меры. Акимов заметил, как они сверлили своими пристальными взглядами пассажиров. Причем их интересова га только мужчины. Не мог не заметить Акимов и того, что он сам вызвал повышенный интерес контролеров. Они осматривали его подчеркнуто внимательно, в то же время стараясь, чтоб их внимание к нему осталось не замечено им, Акимовым. "Переодетые жандармы, кого-то ищут, и вполне возможно, что меня", - решил Акимов.
Пройдя через весь вагон и закончив проверку, контролеры ушли в соседний вагон, но задержались там буквально на три минуты. Акимов видел, как они вышли из соседнего вагона и озабоченно направились в помещение вокзала. "Пошли докладывать жандармскому начальнику о результатах проверки нашего вагона", - подумал Акимов и представил дальнейший ход событий: перед отправкой поезда, а скорее всего на следующей станции он будет задержан для выяснения личности.
Акимов, как это с ним случалось и прежде в минуты опасности, обрел вдруг такое спокойствие, что мог думать обо всем хладнокровно, очень хладнокровно.
Может быть, в своих предположениях он и не прав, может быть, а скорее всего он прав... Что же, ждать, когда его настигнут события? Нет. Пусть враги не рассчитывают на его беззаботность. Он хорошо понял их маневр.
В вагоне опустело. Пассажиры кинулись на станцию - одни за кипятком, другие на базар, третьи просто погулять. Уплелся куда-то и кондуктор. Акимов снял с багажной полки тюк в брезенте и торопливо вышел в тамбур. И тут он заметил, что пассажирский поезд, стоявший на соседнем пути, делает подвижку. "Вот с ним-то мне и нужно уехать", - решил Акимов и, открыв противоположную от вокзала дверь, выскочил в нее. Кондуктор одного из вагонов соседнего поезда принял от Акимова тюк и помог ему самому подняться по ступенькам.
- Поезд до Москвы, ваше благородие, - сказал кондуктор на всякий случай, так как это не имело уже значения - поезд набирал скорость и выскочить назад было невозможно.
- Вот это мне и надо, господин кондуктор, - вежливо, заискивая, сказал Акимов, поскольку у него и билета-то не было и на эту тему предстояли еще переговоры.
- Войдите в таком случае, - так же вежливо пригласил кондуктор.
Акимов не спешил: лучше договориться с кондуктором здесь, без свидетелей. Замелькали станционные постройки, и вот на изгибе открылся вид на перрон.
И сразу же Акимов увидел, как из крайнего подъезда здания вокзала вышли трое. Двоих он опознал мгновенно - это были контролеры. На третьем голубела жандармская офицерская шинель.
"Важно все делать вовремя", - подумал Акимов, нисколько не сомневаясь, что недремлющие чины шествоьали к вагону, в котором пребывала его собственная персона.
2
В Москве Акимов провел всего лишь несколько часов. Будь времени побольше, он воспользовался бы адресами явок. Но одна из них не подходила по условию, которое гласило: приходить не раньше восьми вечера.
Вторая находилась слишком далеко, в пригороде. Поездка туда была рискованной: он мог отстать от поезда.
