Все и девочка - Владимир Дмитриевич Авдошин
– Брось работать, возьмись за ребенка. На моей зарплате начальника отдела уместимся.
Так нет:
– Я не для того училась, чтобы с детьми сидеть. С детьми сидит няня, вот ее и наймем. А я – как ездила, так и буду ездить.
– Что ж, без тебя не справятся?
– Да, именно! Мне мой начальник так и говорит. Без вас, Тамара Ивановна, все дело застопорится, вы должны ехать обязательно.
Это была первая неожиданность для папы как для мужа. А на кровати лежал маленький комочек с двумя дырочками и тихо сопел. Его принесла няня, уложила спать и ушла.
Нянька – первый человек из низших классов, с кем я была вынуждена встретиться. Конечно, как девочка добрая или старающаяся таковой быть для бабушки, я бы хотела состоять в добрых отношениях и с няней. Но в юности, когда няня жила и работала кем-то в рабочем поселке, один молодец обманул ее. Чтобы не опозориться, она должна была скрыть беременность, сделала аборт, да неудачно, после чего и отдало ей на голову. Странный какой-то случай. Она уехала в город и стала жить сидением с детьми. Устраивалась няней, и все хорошее и дорогое, приготовленное ребенку, поедала в больших количествах. Она стала толстой, пожилой и раздражительной, а остановиться не могла.
Всё это было говорено соседке Галине Прокопьевне, с каковой она сошлась на кухне, работая няней, в собственные уши и не раз. А маму мою ее подноготная не касалась. С мамы на работе строго спрашивали, а она с няни спрашивала.
И что же получалось? Наготовленные мамой щи для няни и для ребенка – как стояли, так и стоят киснут. А красная икра на три дня для ребенка, по слабости здоровья ему нужная, – съедена дочиста. Мама сердилась и никак не могла взять в толк, как же это? Маме было обидно, мама чувствовала себя обманутой. После нескольких предупреждений пришлось с няней расстаться.
Мое рождение оказалось проблемой и для соседей, которые привыкли брать числом и бытом подавлять маму с папой. Но с моим рождением соседям пришлось все-таки подвинуться, а маме научиться отсобачивать соседку Галину Прокопьевну в ее же духе и на ее же уровне, чего я, как девочка добрая, и произнести даже не могу.
Соседи молча смотрели, как завешивают пеленками кухню, пропускали в туалет трехлетнего ребенка, а мама держала меня за ручку в коридоре и следила, чтобы не было провокаций. Словом, пришлось пройти школу коммунального героизма, которую мало кто достойно выдерживал. Пережил – и то достаточно. Конечно, в другое, вне естественных отправлений время, приходилось сидеть как в осажденной крепости, и слышать, как по коридору несется и улюлюкает противник.
– А еще интеллигентные люди! – слышалось из одного угла.
А из другого:
– Мы пришли как порядочные знакомиться, договорились дружить, выпили! А теперь вона как! И косыми не глядят! Значит, всё на словах было?
Папа и мама молча, в комнате, проявляли выдержку и характер. Как у ответработников у них был большой опыт работы с людьми.
Сосед сбежал с голодовки на Украине в 30-е годы. Его долго мотало по городу и наконец он осел здесь, на Фасадной, персональным шофером у Смирнова. Любил по вечерам, правда уже на пенсии, в тепле и холе по-обломовски лежать на диване, глядя на свой личный Фасадный кремль и вспоминать со слезами на глазах про голод на Украине 1933 года. А его хозяйка, как сосед называл жену Галину Прокопьевну, тем временем с удовольствием гнобилась на кухне.
Галина Прокопьевна – женщина маленькая, неказистая, но плодовитая и настырная. Шесть ртов накорми, напои, обстирай, а тут посторонние… Которые, видишь ли, право имеют. А я не согласная! Одних умываний шесть, тарелок шесть, чашек шесть, ложек шесть, а умножь на три? Завтрак, обед, ужин? Умножь, если ты такой умный… Умножь, а потом подходи.
Папа всегда возмущался:
– Почему это вы, Галина Прокопьевна, всё собой заполоняете, безвылазно на кухне сидите?
А мама всегда уводила его:
– Не ссорься, Леонид, пойдем в театр. Будем выше. Будем истинными интеллигентами.
Правда, быстрая на словах, собиралась всегда очень долго, чем сердила папу.
– Оставим поле коммунальной битвы за вами, Галина Прокопьевна. Но победа всегда есть и будет за интеллигентной вежливостью, – неуклонно говорила мама.
И папа с мамой уходили. Она работала по фундаментам и любила во всем, и в морали тоже, находить фундаментальное для себя. Хотя, впрочем, дружба на словах все-таки продолжалась и продолжалась неукоснительно. Это когда нужно было подозвать к телефону. Папе дали комнату от министерства, а сосед был шофером того же министерства, и лучше других знал, что одного телефонного звонка оттуда было достаточно для большого разбирательства с непредсказуемым концом. Поэтому на все звонки они отвечали исключительно вежливо и исключительно вежливо и любезно, подходя к нашей двери, говорили:
– Это вас, Леонид Николаевич, к телефону. Или: – Это вас, Тамара Ивановна.
Но в то же время знали: чем хуже себя вести, тем быстрее съедут. Комната вон сколько стояла пустой. Если не передерживать конечно…
Мама выходила писать командировочные отчеты в ночь на кухню, чтоб ни соседям, ни ребенку не мешать. В ночь спокойнее, не отвлекает дневной стук в дверь и объяснения соседки Галины Прокопьевны, почему старый график уборки помещений неверен и почему она составила новый, по которому вы, Тамара Ивановна, должны сегодня убирать.
– Когда вы были в командировке – я за вас убирала, а должны были вы! – кричала она, размахивая бумажкой.
Глава 10
Приезд на Околоточную
Быстренько-быстренько собраться с мамой, не забыть закрыть комнату большим ключом, не глядя в соседскую сторону пробежать коридором, скоренько спуститься на лифте с десятого на первый этаж, и, кивнув консьержке, что мы уходим, держа маму за руку полубегом подняться по Щепе к метро. Одним махом перебежать подземный переход и на той стороне в приторно-сладком воздухе старенькой булочной (она же и пекарня), глядя на большой дом Жолтовского с той стороны Садовой с библиотекой и балконом Джульетты справа, подождать такси. Потом гнать Пресней, Беговой, Ленинградским проспектом и въезжать в ворота, где двор – это еще зеленая лужайка, обставленная старыми дровяными сараями, за которыми всё еще стоят купы зеленых деревьев, а соседние дома увидишь из-за зелени не сразу и не во всех подробностях. А улица тиха. И солнце спокойно, не нервничая, обходит эту лужайку, где
