Проклятая квартира - Светлана Игоревна Бестужева-Лада
— Меня зовут Кешей. То есть Иннокентием Петровичем. Фамилия — Уваров, — послушно начал я и осекся. Вера говорила, что этому самому Павлу все всё всегда рассказывают. Выходит, и я уже начал исповедоваться совершенно постороннему человеку.
— Да вы не тряситесь, — усмехнулся Павел. — Дороже Веры у меня человека нет. Только вот она склонна впутываться в самые неожиданные неприятности. Мне это не нравится, но справиться с ее причудами не в состоянии. Поэтому давайте разбираться. Сердиться не буду, когда узнаю, что ей ничего не грозит. Кстати, почему она привезла вас к себе, а не в больницу? Боитесь милиции?
— Если честно, то боюсь, хотя ничего такого не сделал. Но меня наверняка милиция уже ищет по подозрению в двух убийствах и ограблении…
— Не слабо, — присвистнул Павел. — Ну, валяйте, рассказывайте.
— А вы вообще кто? Ее муж?
— К сожалению, только старый друг. А если вас интересует профессия — следователь Московской прокуратуры по особо важным делам. Таким, как ваше…
У меня потемнело в глазах. Буквально.
Глава шестая
Вера Муратова
В общем, как всегда, я поддаюсь первому душевному порыву, а потом начинаю думать, зачем мне все это нужно. И на сей раз произошло то же самое. Уже в машине, по дороге к дому этого Кеши Плачущего, я проанализировала ситуацию и вынесла себе приговор: идиотка! А как говорится в одном всенародно любимом фильме, «если человек идиот, то это надолго». В моем случае — пожизненно.
Перестала казниться, когда поняла, что мне уже нравится сам процесс покаяния. Да и дорога была недолгой: через десять минут моя «Волга» уже была в нужном месте.
Как ни странно, инструкции Кеша дал вполне толковые. Готовился, наверное, бедолага, все продумал. Или действительно Бог дураков любит — хоть в чем-то повезло. Не удалось сейф ограбить, так хотя бы пути к отступлению не отрезаны. Правда, непонятно, при чем тут я. Ну да ладно…
Могу себе представить, что скажет Рита, когда буду ей рассказывать эту историю! Уж ей-то можно будет рассказать все, как есть: она не Паша, не станет смотреть укоряющими глазами, тяжело вздыхать, шагать по комнате из угла в угол и смолить одну сигарету за другой. Хорошо еще, что Пашу всегда могу убедить в чем угодно. Например, он совершенно уверен, что у меня нет пистолета. Ну пусть ему от этого будет легче. Спит сейчас, наверное, Пашенька, думает, что я тоже отдыхаю. Ну-ну. До чего все-таки легко мужикам мозги пудрить!
Подошла к двери черного хода, нашла нужную водосточную трубу. Покачала ее из стороны в сторону — нет, вроде держится. Во всяком случае, до второго-то этажа добраться можно. Было бы хуже, если бы пришлось карабкаться на крышу.
На этой лестнице, похоже, никогда не ступала нога человека. Здесь можно было бы устроить совершенно идеальную конспиративную явку: ни одна кошка бы не шелохнулась. Хотя кошки как раз были бы недовольны: судя по запаху, они здесь устроились всерьез и надолго.
Как всегда, в голову лезла всякая чепуха именно тогда, когда нужно было сосредоточиться на главном. Так, четвертый этаж, дверь справа. Я посветила фонариком, нашла замочную скважину и вставила ключ, который Кеша исхитрился не потерять во время своих безумных приключений. Замок даже не щелкнул. Потянула на себя довольно тяжелую дверь и… чуть не завопила от неожиданности. В нескольких шагах, посредине кухни стояла пожилая женщина и глядела на меня, как на инопланетянку. Или на двухголового теленка. Первый раз в жизни своими глазами увидела, как у человека «отваливается челюсть».
Ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы она заорала. Эти старушки, божьи одуванчики, обычно имеют такие голосовые данные, что любая эстрадная певица позеленела бы от зависти… Подскочила к бабе Кате (а кто еще мог быть в этой кухне?) и зашептала:
— Тихо, без паники. Я от Кеши, вот вам записка. Он просит перевезти Петеньку в безопасное место. У нас очень мало времени.
Баба Катя закрыла рот, взяла записку и прочла ее раз восемь, наверное. Потом вопросительно посмотрела на меня.
— Да, да, Вера — это я. Все правильно. А теперь давайте собирать ребенка. Машина внизу. Где он?
Вместо ответа она сделала мне приглашающий жест рукой и пошла из кухни. Похоже, бабулька не любила много разговаривать. Предпочитала действовать. Редкость среди женщин любого возраста. Мне она определенно начинала нравиться.
Мы прошли в комнату. На допотопной кровати с никелированными шарами сладко спал маленький мальчик. Беленький и очень хорошенький: невольно залюбовалась. Но потом подумала: а что начнет вытворять этот белокурый ангелочек, когда проснется? Крики, капризы, кашки, горшки… Нет, хорошо, что меня дети не волнуют. Не представляю себя в роли Мадонны с младенцем.
— Поди глянь, что у Кеши в комнате творится, — внезапно сказала баба Катя. — А я там Петенькины вещи возьму.
В другой комнате у меня сложилось впечатление, что нахожусь на съемках фильма из жизни революционеров. Нищенская обстановка и следы полуобыска, полупогрома, учиненного царскими жандармами. Разбито и разрезано было практически все: от цветочных горшков до матраса на детской кроватке. Что они искали? Деньги? Драгоценности? Только не бумаги, потому что никому не придет в голову распарывать мягкую игрушку размером с мою ладонь в поисках документов. Там можно спрятать в лучшем случае удостоверение личности.
— Как же вы ничего не услышали? — изумилась я.
— А я, вишь, вместо одной две успокоительных-то пилюли… А может, под дверь чем пшикнули. Сама удивляюсь, ведь от любого шороха вскидываюсь. А тут…
Баба Катя времени даром не теряла. Собирала все необходимое и одновременно знакомила меня с событиями последних суток. Ничего лишнего, никаких эмоций, одни факты. Не свидетельница, а мечта для любого следователя. Жалко, что Пашу нельзя с ней познакомить. Лишний раз убедился бы в том, что не все женщины болтливы и бестолковы. Встречаются приятные исключения. К примеру, эта Катерина Павловна. Или я.
Закончив сборы и одновременно рассказ, баба Катя тем же тоном продолжила:
— Петеньку с тобой одного не отпущу, и не мечтай. Мне тут Кеша не указ, да и мужики не всегда соображают, что и когда делать нужно.
— Но здесь же опасно оставаться!
— И не останусь. Сама с Петенькой к Кеше поеду.
— Вы?! Но ведь неизвестно, куда потом нужно будет перебираться. Вам же трудно будет…
В первый раз я увидела на ее лице что-то напоминающее улыбку.
— Не твоя печаль, милка.
