Санта на велосипеде или сезон охоты на степного волка - Алексей Геннадьевич Некрасов-Вебер
Прополку я со временем полюбил. И сейчас с удовольствием освобождаю корни нежных ростков от соседства дикой поросли, и рыхлю землю острыми зубьями тяпки. Несмотря на открытые двери, воздух под прозрачной пленкой сырой и теплый. Пахнет влажной землей и пробуждающейся жизнью. Наверное, так пахли нагретые солнцем лесные прогалины, задолго до появления на этой планете человека. И когда наш непомерно агрессивный вид исчезнет, весной также будет пробуждаться жизнь, затягивая нанесенные человечеством раны. Но я не заглядываю так далеко, а просто чувствую радость труда, наслаждаюсь теплом разогревшегося к полудню солнца и свежим весенним ветерком, что залетает в открытые двери теплицы.
Кстати работа по квалификации тоже нашлась. Когда закончится послеобеденный отдых, отправлюсь в библиотеку. То, чем мы занимаемся с братом Вавилой, можно высокопарно назвать сохранением мировой литературы. Хотя отец настоятель предпочитает термин копировка. Да и насчет сохранения, как говорили предки: «бабка надвое сказала». Сканируя и переводя в цифровой вид печатные страницы, мы перемещаем книжное наследие с многоярусных полок в компактные электронные носители. Это конечно создает определенные удобства, но что быстрее превратиться в пыль — собрание библиотеки или современные флешь-диски сказать трудно. И будет ли лет через пятьдесят возможность их куда-то включать, тоже вопрос открытый.
И, тем не менее, невидимая и совсем неинтересная внешнему мира работа идет. Каждый день с после обеденного отдыха до вечерней трапезы, а потом с вечерней молитвы до колокола отбоя мы с братом Вавилой продолжаем выполнять наше послушание. Конечно, большая часть литературного наследия была оцифрована еще лет семьдесят назад. Но с тех пор соблазн легко менять текст привел к множеству искажений. Произведения давно умерших классиков заставляли работать на современность, обслуживать сиюминутную конъюнктуру. А массовый перевод на язык клипов, конечно, принес пользу разучившимся читать поколениям, но создал еще большую путаницу. И теперь мы снимаем сканы с печатных изданий позапрошлого века. А то, что написано после, берем только в самом первом издании.
Последний вечерний этап работы, наверное, самый сложный, но интересный. Оставив сканер в библиотеке, я у себя в келье просматриваю, что удалось оцифровать за день и составляю что-то вроде конспекта с кратким анализом. Конечно, сам бы, даже работая до глубокой ночи, с таким объемом не справился. Но помогает нейросеть. Она и делает основную работу, я же только вношу коррективы и слежу, чтобы электронный умник не слишком в своих выводах увлекался. Стараюсь быть максимально беспристрастным, но личная субъективная оценка, помимо моей воли, в наш совместный анализ все-таки пролезает…
У Стаса нейросети не было, поэтому дальнейшие рассуждения и технические подробности он посмотрел по диагонали. И, наконец, добрался до места, где монах вновь возвращается к истории своих злоключений в миру:
…Вернувшись домой, я словно волк в клетке, расхаживал по квартире. После приему у герцога, она уже не казалась такой большой и роскошной. Но это сравнение не в мою пользу тогда меньше всего волновало. Я чувствовал, что случилось нечто фатальное. Старался убедить себя в обратном, но не получалось. Себя в тот вечер клял последними словами:
" Идиот, истеричка! Что, не мог потерпеть "приятную компанию" до конца приема!"
Скорее всего, в той нелепой демонстрации протеста главную роль сыграл алкоголь. Но теперь ничего уже нельзя было исправить. А главное, я чувствовал, что на самом деле, мое поведение в той ситуации никакого значения не имело. Для тех, кто решил разрушить нашу жизнь (а я понимал, что именно это и происходит!) моя персона была не важнее конфетной обертки, которую не задумываясь выкидывают в ведро или давят ногами. Единственно возможное, что я мог и должен бы сделать, это под благовидным предлогом проигнорировать приглашение. Но этого не случилось…
Когда под балконом послышался звук подъезжавшей машины, я быстро разделся и лег в кровать, но демонстрация не удалась.
— Ты не спишь, милый? — с порога поинтересовалась Маришка. Я ничего не ответил и тут же услышал звук ее легких шагов и шелест падающего платья. Запрыгнув на кровать, Маришка поцеловала меня в щеку:
— Это был замечательный вечер… Спасибо! Я очень тебя люблю!
Меня обволакивал аромат ее духов. Плечи и шея ощущали прикосновение губ. Уже не однократно Маришка повторила, что меня любит. А я думал, что теперь предстоит жить в другой реальности, и не знал, смогу ли к ней приспособиться и смириться…
Однако, долго приспосабливаться не пришлось. На второй день, вернувшись с работы, где спина, казалось, была утыкана иголками ироничных взглядов, я застал Маришку собирающей вещи.
— Представляешь, мне предложили стать фрейлиной герцогини! Придется, поселиться во дворце, но к тебе я буду убегать, как только появится возможность, — произнесла она скороговоркой. Первое, что успел подумать:
" Если опять скажет, что любит, ударю!"
Сжимая кулаки, я стал между ней и дверями. В голове крутилось.
"Никуда она не уедет. Удержу силой!"
В этот момент запел входной звонок. Маришка быстро схватила пульт. Вскоре сзади послушались шаги и мужской голос вежливо поинтересовался, готова ли она ехать. Появившаяся в комнате парочка громил, судя по всему, состояла в штате телохранителей герцога. Не знаю, прислал ли его светлость самых лучших, но одного взгляда на глыбообразные фигуры хватило, чтобы отбить агрессивные мысли, даже у призера любительских соревнований по рукопашному бою. И все же в какой-то момент в голове промелькнуло:
" Швырнуть бронзовой вазой в того, что повыше. И сразу, пока не опомнились на второго. Бить отчаянно, насмерть, как в последнем бою, когда уже некуда отступать…"
Но я стоял, не двигаясь с места. Молча, смотрел, как громила помогает супруге закрыть чемодан. Как они выходят из комнаты, и Маришка, оглядываясь, виновато улыбается и машет рукой…
Глава 13
Чувства, которые герой
