Толпа - Эмили Эдвардс
Джек не выдерживает:
— Чувак, дело не в том, что она не привита, а в том, что ей нельзя делать прививки.
— Ладно, прости, но это в принципе одно и то же, разве нет?
Джек немного отстает и пропускает Эша в калитку первым.
«Это ни разу не одно и то же», — думает он.
— Да, пожалуй, хорошая идея. Спасибо.
Эш улыбается, довольный тем, что решил еще одну проблему друзей, и начинает бежать, на этот раз энергично, в сторону дома. Джек отстает. Лучше бы он не заводил разговор о письме и вообще не упоминал о нем. На сердце у него тяжело, тело словно налилось свинцом. Уже дома, в дÿше, прокручивая в памяти весь разговор, Джек понимает, что его беспокоят не слова Эша, а то, как он их произнес: как будто они были заранее отрепетированы, как будто он ждал этого разговора, и все это тоже не давало ему покоя.
Пока Элизабет делает покупки в интернете, Джек ест мюсли. Клемми, молодчина, пытается играть в крикет вместе с мальчиками. Слышен звук удара мяча о биту, и Клемми в третий раз кричит: «Я возьму!»
Он с опаской следит за ней и кричит: «Отлично пробежала, Клемми!» Но он знает, что мальчишки станут над ней смеяться — над ее гордым раскрасневшимся личиком, неуклюжим бегом, — совсем скоро им надоест смотреть, как она изо всех сил старается, и оживление сменится раздражением. После дÿша он просмотрел статью о малышке, которая умерла от менингита. А он-то занимался ерундой, разглагольствовал с Эшем, беспокоился о том, что подумают другие! Первое и единственное, что он должен делать, — это защищать тех, кого любит, а свою дочку он любит больше жизни.
— Кстати, милая, я думаю, что твой вариант письма просто идеальный.
Его жена отрывает взгляд от экрана, снимает очки:
— Ну что ж, хорошо. Я тогда отправляю его, да?
— Да, конечно, — он встает из-за стола, она выгибает длинную шею, пока он целует ее в губы. — Чем скорее, тем лучше.
Сейчас пять, и Эш вот уже час сидит у Джека и Элизабет в саду и пьет вино. Он чувствует умиротворение и приятное опьянение. После утренней пробежки вино действует быстрее и мягче. Бедняга Джек, как только приехал, вынужден был отправиться со всеми тремя детьми в «Неттлстоун» на школьную ярмарку. Эш помахал ему на прощание, довольный тем, что его задача, согласно плану Элизабет, — возиться с барбекю. Он с удовольствием следит за тем, как Элизабет хлопочет по хозяйству. Она абсолютно невозмутима. Как лебедь, который безмятежно плывет по речной глади, но при этом непрерывно работает мощными лапами. У нее полно забот, но она спокойна и все контролирует. Это потрясающе. Он смотрит, как она расправляет отутюженные белые скатерти на столах и добавляет последние штрихи, сервируя салаты, приготовленные вчера вечером, — с чечевицей, с бататом, с горошком и с латуком и другими овощами — все украшенные зеленью и нежными цветочками из сада.
Однако иногда Элизабет перегибает палку. Эш вспоминает про письмо, о котором Джек говорил на пробежке. Порой кажется, что ей нравится бесить людей. Но сейчас ему не хочется думать о письме, и он просто наблюдает за Элизабет — как она осторожно, на цыпочках, встает на клумбу, чтобы срезать несколько цветов. Она аккуратно причесана и отлично выглядит в своем легком голубом платье, сквозь которое просвечивает гладкая бледная кожа, а запачканный мукой фартук придает ей уютный домашний вид. Эшу потребовался год или два, чтобы привыкнуть к ее строгим принципам, но сейчас ему нравится, что он может восхищаться ею и при этом не испытывать романтических чувств. Это прекрасно: чувствовать к ней любовь, но не желание.
— Знаешь, Лиззи, ты удивительная, — провозглашает Эш со своего шезлонга возле барбекю.
В ответ на его слова она хмурит лоб: она ненавидит, когда ее называют Лиззи.
— Что такое, Эши? — спрашивает она и собирает волосы в пучок, перед тем как осмотреть расцветший розовый куст.
Заметно, что она слегка улыбается, и Эш понимает, что она услышала его с первого раза, но хочет еще комплиментов, а он и не прочь ей угодить.
— Я говорю, что ты совершенно удивительная. Профи. Кажется, ты всегда знаешь, как сделать так, чтобы все вокруг сияло, а гости чувствовали себя как дома.
Видно, как на стройных ногах Элизабет напрягаются мышцы, когда она поднимается с розой в руке и благодарно улыбается, а затем медленно говорит:
— Ну, а вот твоя жена так не думает…
— Что? Не говори глупостей. Конечно, она считает так же.
Эш старается скрыть удивление: если Элизбет заметит, то вновь замкнется в себе. Максимально непринужденно он спрашивает:
— Почему ты так думаешь?
Упираясь рукой в поясницу, Элизабет потягивается.
— Да она тут кое-что сказала недавно, когда новая соседка из восьмого дома нам помахала.
— И что же она сказала? — интересуется Эш тем острожным тоном, каким расспрашивал бы об Альбе, если бы она что-то натворила.
— Она сказала мне, чтобы я была с ней «милой».
У Эша вырывается отрывистый удивленный смешок.
— Нечего смеяться, Эш! Меня это очень задело.
Элизабет осторожно выбирается из цветника, забирает у него бокал, делает пару глотков, возвращает бокал и продолжает:
— Получается, она хотела сказать, что обычно я бываю не особо милой. Или что люди не считают меня милой. Конечно, я в курсе, что не всем нравлюсь, особенно хипповатым подружкам Брай, но если честно, то и они мне не слишком-то нравятся! Так что мне все равно.
Эш знает, что «хипповатые подружки» — это Роу и Эмма.
— Элизабет, я уверен, она ничего такого не имела в виду. Брай любит тебя как родную сестру.
Элизабет кивает; она знает это.
— Ты поговорила с ней?
— Нет.
Элизабет прищуривается и улыбается. Она похожа на Клемми, когда у той есть секрет.
— Я сделала круче: пригласила Розалин, новую соседку, на барбекю.
Эш снова смеется и предлагает Элизабет отпить у него еще вина, но она качает
