Анатомия предательства, или Четыре жизни Константинова - Геннадий Русланович Хоминский
Затем он стал рассказывать, в каких интересных местах он был, с какими известными людьми встречался. Пообещал показать фотографии, которые лежали у него в гостинице.
– Вот допьём водочку и пойдёмте в гостиницу, я Вам покажу массу интересного. Кстати, у меня в номере есть ещё бутылочка финской водки, изумительный вкус, но самое главное – утром как огурчик, никаких последствий.
– Финская, говорите. Это хорошо, много слышал, но сам не пробовал, – сказал Константинов.
– А знаете что? Вы будете героем моего очерка. Я буду писать про Вас. В номере возьму у Вас интервью. Мы славно побеседуем за бутылочкой финской.
– Уважаемый Владимир Петрович, извините, никакое интервью я давать не буду. Поймите меня – не могу, запрещено.
– Зря переживаете. Ничего я публиковать без согласования с органами не буду. Обязательно согласую и с Вами, и с вашим руководством. А сегодня мы просто поболтаем о том о сём. А в Москве я всё решу и тогда мы с Вами ещё встретимся.
«Какой всё-таки интересный собеседник, напрасно мне он вначале не понравился», – подумал Константинов, когда они рассчитывались за ужин. Вышли на улицу, погода была великолепная. Ярко светили звёзды, ветер нёс запахи осенней степи. На улицах было много народу. Летом не погуляешь – жара. Зимой – холод. А вот весна и осень самое прекрасное время. Константинов кивал своим знакомым.
– Вы всех знаете? – удивлялся Владимир Петрович, – Вы, наверное, часто бываете здесь?
– Бываю, правда, не часто, в основном на испытаниях, да так, со всякими делами. А мне здесь нравится, отдыхаю от московской суеты, от начальства.
– Мне тоже нравится бывать в разных местах, знакомиться с различными людьми. Я много где побывал, кстати, придём, покажу фотографии, – вновь напомнил Владимир Петрович, – и здесь мне очень нравится, просторно и дышится легко.
Номер у Владимира Петрович был огромный. Две комнаты. В одной диван, два кресла, стол, телевизор и холодильник. В другой комнате, по-видимому, спальня. Они придвинули кресла поближе к столу. Владимир Петрович достал из холодильника бутылку водки, на этикетке было написано «FINLANDIA». Стекло бутылки было не простое, а какое-то пупырчатое, как кожура мандарина. Еще на стол поставил металлическую баночку с чёрной икрой.
– Однако, откуда такое богатство? – весело спросил Константинов. Настроение у него было великолепным, хотелось ещё выпить, поболтать с этим замечательным человеком, посмотреть его интересные фотографии.
– Водку привёз друг, дипломат, из самой Финляндии, а икорку прислали друзья с Каспия, – ответил Владимир Петрович, тонко нарезая булку чёрного хлеба и намазывая кусочки сливочным маслом.
– Как я Вам завидую, Владимир Петрович, завидую белой завистью. Вы столько видели, у Вас много друзей.
– Ну тогда давайте выпьем за дружбу, – сказал Владимир Петрович, и они выпили.
– А у меня с этим сложнее, больше всё один да один.
– Понимаю, Юрий Иванович. Друзей с такой работой иметь сложно, с семьёй тоже непросто. Жена ушла, с любовницей не сложилось. Так ведь, Юрий Иванович? – И он посмотрел Константинову прямо в глаза. – Давайте выпьем за жизнь.
– Да, это точно. Кругом проблемы, – вздохнул тот.
Они выпили. В голове Константинова появился какой-то туман, мысли путались. Возникло сильное желание выговориться. И Константинов начал рассказывать, как они познакомились с Людой, а потом про Нину. Про институт, где он учился и про свою работу.
– Так что там у тебя не ладится с разъёмом? – напомнил ему Володя, – я ведь в юности был радиолюбителем, может, что посоветую.
Они уже перешли на «ты». Правда, когда, Константинов уже не помнил.
– Да ты понимаешь, ерунда полная. Всё сконструировали по техническому заданию, а один разъём монтажники подключить никак не могут. Руки у них, видишь ли, не залазят под блок.
– Ну-ка, Юра, давай поподробнее.
Константинов взял лист бумаги с тумбочки и начал рисовать схему изделия и их системы, пытаясь объяснить, плохо разбирающемуся в технике, Володе. Он всё пытался рассказать доходчивее, но ничего не получалось. Мысли все путались, неслись вскачь. Константинов всё рисовал и рисовал, уже не один лист бумаги валялся на полу комнаты. А Володя всё подливал ему водку. Она была в самом деле отличная, с приятным ароматом, но Константинов уже ничего не ощущал. Он всё рассказывал и рассказывал: об институте, об их лаборатории, о том, какой замечательный был руководитель Леонид Парфёнович и как тяжело работать с Анатолием Васильевичем. О том, какие великие учёные работают в институте. В конце концов речь Константинова стала совершенно несвязанной, он уронил голову на стол и провалился в небытие.
Сколько прошло времени он не знал. Голова раскалывалась. С трудом открыв глаза, Константинов увидел яркий свет за окном. Он был в своём номере, на своей кровати. «Как я сюда попал?» – Константинов пытался вспомнить, но ничего не получалось. Кое-как поднявшись, он подошел к окну. День был в разгаре. Люди не спеша шли по своим делам. Росшие у гостиницы берёзы в лучах солнца казались золотистыми. Он вновь попытался вспомнить, что было вчера вечером, и никак не мог. Помнил, как разгорячённый спиртным пытался что-то рассказать корреспонденту. Постепенно он начал вспоминать, как рисовал схемы на бумаге, как рассказывал про изделие. Его прошиб холодный пот и руки мелко задрожали. Он понимал, что наговорил очень много лишнего. «Нужно срочно подняться в номер к Владимиру Петровичу и забрать все исписанные листы, извиниться и попросить никому ничего не рассказывать», – это была его единственная мысль, когда он спешно умывался. Одевшись, Константинов поднялся на этаж, где был номер Владимира Петровича. На стук в дверь никто не отозвался. Тогда он застучал ещё настойчивее, но никто не открывал. Константинов спустился на первый этаж в регистратуру. Там ему сказали, что постоялец ночью вызвал такси и уехал.
– Куда?
– Ничего не сказал.
У Константинова перехватило дыхание и задрожали ноги.
– Там в номере должны были остаться бумаги с рисунками, Вы не видели? – со слабой надеждой в голосе тихо спросил у дежурной.
– Ничего не было. Я сама заходила принимать номер. Всё было чисто, вещи все на месте.
– Какие вещи? – не понял Константинов.
– Гостиничные, какие же ещё. Полотенца, постель.
– Спасибо, извините, – Константинов не спеша побрёл на свой этаж.
«Ну я и влип», – подумал он.