Хулиганка и бунтарь - Виктория Александровна Килеева
— Самодвижущийся экипаж, машина.
— Не знаю, не спрашивала.
— А следовало бы. Кем работает?
— Вафельщиком.
— Кем?
— Он делает вафельные стаканчики для мороженого. По ночам, на заводе. Просто он ещё студент.
— Какой интересный юноша. Хорошо хоть, не обсериватель.
— Это кто?
— Тот, кто наносит на спички серу.
— А-а. А я подумала, что это критик, только в разговорной форме.
Спасая Люсю от зачатков депрессии, институтские подруги повезли её в ретро-клуб «Новопарижск».
В клубе им встретился знакомый ди-джей, и Люся была автоматически забыта. Но она всё равно продолжала старательно веселиться. Набравшись храбрости и виски, Люся пошла на танцпол, хотя единственный танец, который у неё получался, назывался «сеялка» и представлял собой энергичное размахивание рук над головой.
— А что это с вашей подругой? — спросил ди-джей, кивая на угловатые Люсины беснования.
— Она танцует.
Утром Люся проснулась уже уставшей.
Она вышла на улицу, и сразу хлынул дождь. Зонта у неё не было — она ещё в прошлом году оставила его у Маши и всё забывала забрать.
— Да что за лето такое!
Люся повязала на голове свой красный шейный платок и была уверена, что выглядит очень стильно. Чтобы никогда больше не походить на серую мышь, она носила исключительно яркие вещи, преимущественно красного цвета. Потом, увидев себя в витрине, Люся поняла, как горько ошибалась, и торопливо распустила волосы.
«Мокрая драная кошка, — с грустью отметила она, столкнувшись со своим отражением в следующей витрине. — Никому не нужная и нелюбимая».
Люся принесла на работу грязь и уныние.
— Ну как, повеселилась? — участливо спросила Катя.
— Настроение — растрёпанный синтаксис.
— Это видно. По твоей причёске.
Люся взъерошила мокрые волосы и страдальчески скривилась:
— Ещё и голова болит.
— Типичное похмелье.
— Сильно заметно, что у меня глаза опухшие?
— Достаточно.
— Я с утра хотела к ним огурец приложить, но у меня только солёный был. Наверное, он как-то не очень помог.
— Наверное, — в ужасе кивнула Катя.
Люся заметила у неё раскрытую книгу.
— Что читаешь?
— «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека» Фридриха Энгельса. Надо хоть немного развиваться, а то я прямо чувствую: диплом получила, и всё, мозг усох за ненадобностью.
— У меня, кажется, тоже мозг усыхает.
— Не-ет, это по-другому называется. Это у тебя, подруга, сушняк.
— Лёша, у нас в холодильнике есть что-нибудь попить? — спросила Люся у выходящего из кухни коллеги.
— Есть. Водка.
С нечувственным стоном Люся упала на стул.
— О Господи, что за жуткая музыка?
— Твой телефонный агрегат, — сказала Катя.
Мобильный Люси надрывался, издавая пугающие звуки саундтрека к «Психо» Хичкока.
— Это Чёрный Человек, — расстроилась Люся.
— Что, брать не будешь?
Люся покачала больной головой.
— Лучше б ты мозгоклюя своего так не брала.
— КТО-НИБУДЬ, ОТКЛЮЧИТЕ ЭТУ МЕРЗКУЮ МУЗЫКУ! — взывали из-за перегородки.
— Катька, ты не помнишь, как у меня звук отключается? — засуетилась Люся.
— Без понятия. Да ответь же ты ему!
— Не могу — я его не хочу!
— Да какая ж это сволочь звонит?! — возмутились из дальнего угла.
— Это Вася! — криком ответила Катя.
— Так чего вы его не берёте?!
— Васю никто не хочет.
— ПОЧЕМУ НИКТО НЕ ХОЧЕТ ВАСЮ?
Люся нервничала и кусала губы.
— Дурацкий телефон! Я не помню, как здесь убирается звук.
— Тогда возьми и сбрось, — устало прошипела Катя.
— Я не могу, мне стыдно…
— Слушай, Лысюк, — грозно донеслось из кухни, — либо ты отрубаешь телефон, либо я разбиваю его вместе с твоим Васей!
И Люся взяла.
— Да!
Чече был оригинален, но не своевременен:
— Привет. Могу я поговорить с самой обаятельной девушкой на свете?
Люся с жалостью взглянула на себя в зеркало.
— Э-э… Вы не туда попали. — И отключилась.
Через три месяца молчания снова объявился Денис. Он приехал, как всегда, без цветов — зато с ворохом пустых обещаний.
— Люсёнок, ты прости меня за всё. Мне только ты нужна. А с Надей я расстался… Честно…
Слова тонули в жаре вздохов.
Наутро он ушёл, мимолётом чмокнув её в щёку.
— Целовнул и был таков, — заключила Люся свой рассказ.
— И что дальше? — хмуро спросила Катя.
— Тишина — ни звонков, ни смс.
— Лысюк, сколько это может продолжаться?
— Не знаю.
— Тебе же почти удалось прийти в себя. Работа, новая жизнь, и вдруг опять этот идиот Достоевского нарисовался. Ты скажи, зачем ты ему дверь открыла?
— Я его люблю. Когда он приходит, в мою жизнь возвращается счастье.
— Фантазёрка. В твою жизнь возвращается кошмар!
— Но с ним меня как будто солнцем пригревает, а без него мне холодно, тоскливо…
— Ой, хватит оправдываться.
— Я не оправдываюсь, я утешаюсь.
— Люська, это не любовь! — оборвала Катя. — Это смертельно опасная болезнь, и её надо лечить. Денис — раковая опухоль на твоей жизни, но хирургом можешь быть только ты. И если уж резать, то по живому и сразу.
Через неделю Денис снова явился с ночным визитом. Он начал приставать, но Люся намекнула на то, что секса сегодня, вероятно, не будет. В этот раз, сама себе немало удивляясь, она была почти тверда — не подпускала к телу и требовала определённости.
«Пусть знает моё мнение, и мне плевать, если оно ему не нравится!» — подумала Люся.
— Денис, давай поговорим.
— Зачем? — не понял Денис.
Эта циничность больно резанула Люсю по сердцу, но отступать она не собиралась:
— Денис, ты, наверное, думал, что у нас симбиоз, а у нас… дурдом. Это тебе удобно, а мне… мне плохо.
