Реальность и сны - Михаил Ярославцев
– Что?
– Викито!
Я поднял глаза на Илью и обомлел. За спиной у него маячила тёмная размытая фигура.
– Что там? – прошептал Илюша.
Из темноты за спиной Ильи раздался звук, который трудно с чем-либо спутать. Звук затвора охотничьего карабина, досылающего патрон. И этот звук показался мне таким родным и понятным, несмотря на свою угрожающую природу, что я тут же понял, что нам говорила тень за спиной Илюши.
– Ви кито такие? Чито тут, а?
– Мы туристы из Новосибирска, – ответил я. – Заблудились вот немного.
– Турии-исты, – протянул как будто слегка разочарованный голос. Тень шагнула из темноты и оказалась низеньким тщедушным мужичком. Не больше полутора метров роста. Его чёрные маленькие глазки блеснули в свете костра, и тускло сверкнуло воронёной сталью цевьё новенькой «Сайги» в его руках. Шорец. Абориген. Во всей красе.
– Вы не подскажете, до Каза далеко отсюда?
– Здесь нельзя костёр делать! – он, похоже, не понимал половину слов.
– Мы замёрзнем без костра, – сказал я, – а до Каза нам ночью не дойти.
– Не дойти, не дойти, – энергично закивал шорец. Меня даже слегка напугал его энтузиазм.
– А вы вообще кто? – подал голос Илюша.
– А ты как думаешь? – повернулся к нему шорец и шагнул к самому костру. Теперь можно было рассмотреть его во всех деталях.
Короткие и широкие лыжи, подбитые мехом. Старая серая телогрейка, подпоясанная солдатским ремнем. Бесформенная шапка с длинными ушами. Из-под шапки выбивались прямые чёрные волосы. Лицо было морщинистое, с мелкими чертами и глубоко посаженными чёрными глазами. Трудно было определить его возраст, ему подошёл бы любой от сорока до шестидесяти.
– Охотник? – предположил Илюша, косясь на его карабин.
– Ну да, охотник, охотник. Костёр тушите.
– Да как мы без костра-то? – воскликнул я.
– Ко мине пойдёте. Давай, давай, торопись.
Мы как-то не решились спорить, глядя на его маленькую, но внушительную фигуру, сжимавшую в руках грозное оружие.
Быстро забросали костёр снегом, пристегнули лыжи и пошли за ним вдоль забора, налево от ворот. Путь оказался недолгим. Уже минут через десять начали попадаться постройки непонятного назначения, то ли кормушки для копытных, то ли небольшие амбары. Тут и там торчали связанные треугольником длинные жерди, о назначении которых догадаться было невозможно. Внезапно мелкий ельник кончился, и мы вышли на поляну. На краю поляны стояла приземистая избушка, маленькая и чёрная.
Шорец скинул лыжи и жестом пригласил нас за собой.
В избушке нас обдало тёплым смрадом. Пахло зверьём. Причём так сильно, что у меня поначалу глаза заслезились. Шорец загремел чем-то в темноте, пробормотал что-то на непонятном нам языке и в глубине избушки вспыхнул огонёк керосиновой лампы, слабо осветивший внутренности этого жилища. Всего одна комната, дверь и окно. Похоже, здесь не жили постоянно, а использовали как временное зимовье или охотничий домик. У окна стояла неизменная для такого рода строений буржуйка. Её стенки слабо светились пурпуром и давали ощутимое тепло. В углу виднелись грубо сколоченные широкие нары. Посредине небольшой стол, один стул. Вот и вся обстановка.
Несомненно, это был лучший вариант для ночлега, чем сидеть на снегу у костра. Только что же тут так воняет?
– Кушить хочишь? – спросил шорец, то ли обращаясь к кому-то одному из нас, то ли не совсем владея формами русских глаголов.
– Нет, спасибо, мы ужинали, – ответил я, – только вот чаю не попили.
– А, есть чай! Сейчас сварю.
Хозяин заходил в полутьме избушки от стола к печке.
– Не нравится мне тут, Мишаня, – прошептал Илья. – Воняет, как в зоопарке. И мужик странный какой-то.
– У тебя есть ночлег получше? Костёр он нам жечь не дал. И вообще, мало ли что у него на уме. Карабин уж больно серьёзный. Давай не будем дёргаться. Нас в гости пригласили, сейчас чаем напоят. Всё нормально.
– Давай хотя бы про снегоход спросим?
И, не дожидаясь моего ответа, Илюша спросил:
– А снегоход ваш где?
– Какой снегоход, – пробурчал шорец, – не знаю я снегоход.
– Мы по колее от снегохода сюда спустились. Ну, по следу.
– По следу… – шорец помолчал. – А, по следу, ага, руски был, «Буран» утром отсюда ехал.
Беседа явно не клеилась. Хозяин или не понимал нас, или делал вид, что не понимает.
– Иди, чай пить будем, – пригласил шорец.
Чай оказался на удивление вкусный, душистый. Это был и не чай вовсе, а настой из каких-то трав. Мы согрелись и успокоились, потянуло в сон.
– Вон там спи, – кивнул головой на нары хозяин, – а мне уйти надо. Печь дрова кидай.
Мы расстелили на нарах свои куртки и улеглись. Было тепло, темно и почти тихо, только хозяин возился в углу избушки, видимо, собираясь. Незаметно для себя я уснул.
– Миха, проснись! – Илюша шипел не своим голосом, словно ему на шею накинули удавку. – Ну проснись же!
Я открыл глаза. Лампа не горела, только стенки буржуйки слегка светились в темноте избушки. На стене светлел размытый квадрат окна.
– Чего тебе? Что случилось?
– Слушай.
Я прислушался. Сначала ничего не было слышно, кроме потрескивания дров в печурке. Но потом я уловил странный ритмичный звук, похожий на очень далёкий стук колес поезда, только не двойной «ту-тум-ту-тум», а одинарный, «буу-бум» – пауза, «буу-бум» – пауза.
– Слышишь? – спросил Илюша.
– Угу. Сколько времени?
– Полтретьего ночи. Это хозяин избушки, Миш. И хоть мне стыдно это сказать, я тебе признаюсь – мне страшно. Аж трясёт всего. Посмотри, что он делает.
Илюша сполз с нар и крадучись подошёл к окну. Я присоединился к нему и увидел за окном залитую лунным светом поляну. Посреди поляны, метрах в тридцати от избушки, ходил по небольшому кругу шорец. В одной руке он держал что-то круглое вроде бубна, а в другой толстую палку и ритмично бил палкой в бубен, который и издавал глухой и тоскливый «буу-бум».
– Может, это у него обряд какой? – озадаченно предположил я.
– Угу, обряд. В три часа ночи. Ты внимательно посмотри.
Я пригляделся и почувствовал, что колени у меня подогнулись, а сердце забилось где-то в ушах. Шорец ходил по поляне абсолютно голый.
– Он маньяк, похоже, Мишаня, – сипел рядом Илья, – извращенец. Ну уж сумасшедший-то на сто процентов. На улице сейчас градусов восемнадцать, а то и двадцать мороза.
Одинокая мысль пробилась сквозь волну ужаса, захлестнувшего меня.
– Илюха, он ружьё с собой забрал?
– Не знаю.
Я с некоторым усилием оторвался от гипнотического танца за окном и обежал глазами комнату. На стене поблёскивала «Сайга». И её присутствие позволило схлынуть застилавшую разум пелену страха. Я осторожно снял карабин со стены. Он оказался очень тяжелым, намного тяжелее, чем я себе представлял.
– А
