Песчаная роза - Анна Берсенева

– Ты, наверное, подумала, что я мог бы его ударить, потому что кунг-фу занимаюсь, – сказал он.

– Я ничего такого не подумала, – ответила она.

И тут же поняла, что обманывает его – именно так и подумала. Ей стало стыдно за свой машинальный обман.

– Хочешь кофе? – спросила она.

– Не хочу. Но выпью, если нальешь.

Может, он не кофе сейчас хотел бы, а водки. Но водки у Сони не было. Не ставить же на стол недопитую бутылку испанского вина. Оно располагает к неспешному разговору, который совсем не нужен. Ей – не нужен.

Словно мысленная ворсинка, свербящая и раздражающая, шевельнулась у нее в голове, как только она подумала, что ей не нужен разговор с Максимом. Как странно ее спокойствие сейчас!

Перешли в кухню. Соня вставила в кофеварку новую капсулу. Точно такая же кофеварка была и в его квартире, поэтому она знала, что он любит крепкий колумбийский кофе.

– Кунг-фу совсем не так эффективно, как кажется, – сказал Максим.

– Да?

Соня поставила перед ним узкую фарфоровую чашечку с супрематическим рисунком.

– Это скорее своего рода йога, чем способ самообороны. Как и всё, чем мы занимаемся.

Она хотела спросить, кто эти «мы», но неожиданно сказала:

– Говорят, эффективна борьба Голицына.

– Не знаю такую.

– Да и я не знаю. Слышала когда-то. Случайно и давно.

В тягостном молчании та мысленная ворсинка раздражала Сонино сознание все больше, все резче. Ей показалось, это свербящее напряжение вот-вот разрешится, но чем же оно может…

Из комнаты донесся такой грохот, будто обрушилась стена. Соня вздрогнула, вскочила и выбежала из кухни.

Стена, конечно, была цела, но висевший над окном карниз с нее сорвался. Упавшие шторы смахнули на пол все, что стояло на консоли. Шкатулка с украшениями упала тоже, и сережки-колечки раскатились по ковру.

Прежде чем Соня сообразила, как это могло случиться, шторы зашевелились и из-под них вылез Бентли. Как ни в чем не бывало он прошел через всю комнату к своей корзинке из-под цветов, забрался в нее, свернулся клубочком и уснул.

Странно, что она не сразу поняла, от чего мог быть грохот. А может и не странно, котенок ведь до сих пор остается в слепом пятне ее жизни, поэтому…

И тут яркая, как молния, догадка осветила ее сознание. Вспыхнула та странная ворсинка, заполыхал огонь – разрешение, обжигающее и высвобождающее, оказалось таким сильным, что его можно было бы считать даже радостным.

– Максим! – Соня услышала, что он вошел в гостиную вслед за нею, и обернулась к нему так резко, что чуть не упала. – Это я должна перед тобой извиняться.

– В каком смысле?

Недоумение в его глазах сменилось изумлением.

– В прямом. – Причина собственного спокойствия уже была Соне ясна, и ни малейшего изумления она не испытывала. – Я почему-то была уверена, что ты должен быть готов защищать меня. Без размышлений и любой ценой.

– Но я действительно…

– Я не имела никакого права от тебя этого требовать. – Соня посмотрела ему в глаза так прямо, как не смотрела никогда. – Я тебя не люблю. И даже хуже того, я и была-то с тобой только потому, что тебя не люблю. Не хотела никого любить вообще, не хотела привязываться, и ты для этого очень подходил. Мне так казалось. А на самом деле это не так. Наверное, не так. Не знаю! Но я точно не должна была ожидать от тебя самоотверженности, раз сама… В общем, прости меня, если можешь. Хорошо, что так вышло. Если бы не тот грабитель, я этого не поняла бы. Не решилась бы себе в этом признаться. Хорошо, что так вышло, – повторила она.

Максим молчал. Соне показалось, он тоже чувствует облегчение. Или просто ей хочется так думать?

Но это было уже не важно. Максим вышел из комнаты. Щелкнул замок входной двери.

«Правда хорошо, что так вышло, – со спокойствием, которое теперь было ей понятно, подумала Соня. – Он хотя бы не заплатил ни жизнью, ни здоровьем за мое равнодушие к нему. А занимался бы не кунг-фу, а какой-нибудь борьбой Голицына, и был бы в себе уверен, и не испугался бы, и неизвестно, чем бы кончилось».

Борьба Голицына всплыла в ее памяти совсем некстати. Или наоборот, кстати? Может быть, именно эта давно канувшая в прошлое подробность и подожгла наконец ту мысленную ворсинку, которая, вспыхнув, позволила ей увидеть свою жизнь во всей беспощадной ясности.

«У вас княжеская фамилия», – сказала она тогда. А Шаховской усмехнулся и ответил, что такие маркеры давно не имеют отношения к действительности, что все это кончилось еще когда князь Голицын взялся обучать чекистов приемам своей борьбы, что он обычный еврейский мальчик из хорошей московской семьи и закончил не Пажеский корпус, а пятьдесят седьмую школу.

Глава 9

– Конечно, мне было интересно, – сказала Соня.

– Совсем не конечно, – ответил он.

– Почему? – Она даже обиделась немножко. – Я выгляжу такой глупой?

– Вы совсем не выглядите глупой. Но при взгляде на вас кажется, вы знаете что-то большее, чем внешняя сторона жизни. Мне, во всяком случае, так казалось все два часа, что я на вас смотрел.

Он действительно смотрел на Соню все время, пока шла запись передачи. Заметив это – трудно было не заметить! – она сначала удивилась, потом смутилась, потом обрадовалась. А потом перестало иметь значение и первое, и второе, и третье – она только слушала его, и это занимало все ее внимание.

– Неосознание страной преступлений собственного прошлого уродует настоящее этой страны и лишает ее будущего. Это понимают все-таки многие. Но что именно следует осознать и, главное, что с этим осознанием делать дальше? А вот это остается неясным для большинства даже тех людей, которые не сомневаются в преступлениях тоталитаризма и искренне хотят их изжить. Что людям делать с таким мучительным осознанием? – повторил он. – Продолжать жить, как будто ничего не произошло? Но тогда зачем осознавать, чего ради мучить себя – из пустого мазохизма?

Это оказалось так неожиданно! Серьезное, важное, что он говорил. Смысл его слов. Его интонации. Тембр его голоса. Блеск его глаз.

Недюжинность – это слово, не самое употребительное, при взгляде на него пришло Соне в голову само собою.

Когда рассаживали зрителей, ее перевели из последнего ряда, куда она села сама, в первый. А когда попыталась возразить, что она ведь не эксперт, и мнение свое высказывать не будет, и вопросы задавать не собирается, администратор сказал:

– Вам и не надо ничего высказывать. Вы – прекрасная деталь. –