Дан Маркович - Предчувствие беды
Я отвернулся, постучал в дверь и, не услышав ответа, вошел.
В предбаннике было полутемно, я разглядел большой стол из прочных досок, скамью... На краю скамейки пристроился человек, он писал в блокнот на коленях, пренебрегая пустой поверхностью стола. Человек поднял голову и сказал:
- А, это вы... я сейчас.
Это был Мигель.
Он был потрясающе красив, со скульптурным подбородком, носом с небольшой горбинкой, высоким лбом... Мужественное лицо героя и победителя.
Мое творение. Я гордился собой. Нос, уши... мимика - я говорил. Теперь нечего скрывать, и мышцы шеи чуть-чуть подправил, голова сидела свободно и гордо, не то, что раньше...
Он улыбнулся мне - просто и доброжелательно.
- Милости просим, - говорит, - вы страшно нужны мне. Я все вам понемногу покажу и расскажу.
***
Я довольно избалован успехом, умелостью рук, но такого лица все равно не ожидал. Красавчик!.. Правда, особого благородства не заметил, но ничто не возьмется из ничего...
На пороге появилась баба, увидев меня, ничуть не смутилась, спросила страстным шепотом:
- Я подожду на лавочке... Будем дальше лечиться?..
Мигель захлопнул блокнот, улыбнулся, засверкали зубы. Новые челюсти?.. гниль была... И очень сердечно говорит ей:
- Милочка, ко мне приехал далекий гость, извини... На сегодня ограничимся ваннами, а вагинальные процедуры придется отложить. Не забудь, личико ключевой водой, остальное - до заката не смывать!..
И мне:
- Идемте, на сегодня прием закончен.
Мы вышли и направились к дому. Я шел, слегка оторопев от новых впечатлений. Кажется, будет приключение...
***
Но я не мог предвидеть, как оно закончится.
- Чем вы занимаетесь таким интересным? - я спросил по дороге.
- Лечу баней и грязями. Вообще-то мне все поддается, но особенно женские болячки. Лечу и снаружи, и изнутри... - он снова улыбнулся мне, озорно у него получилось, и так мило, что я просто онемел.
И не нашел ничего лучшего как спросить:
- Здесь, оказывается, лечебные грязи?
Он засмеялся:
- Шутите, кто вам сказал, что лечебные?.. Эффект внушения. У меня около ста пациенток ежегодно, многие приезжают издалека. И, представьте, девяносто пять процентов выздоравливает.
Вошли в дом, он зажег свет. Посреди круглого холла стоял большой стол, на нем банки с красками, тазик с мутной жидкостью, в нем лежали широкие плоские кисти. Мигель прошел мимо, открыл дверь, и мы оказались в комнате, в которую я заглядывал, с незастеленной кроватью и большим круглым окном в сторону дороги.
Я почти сутки ехал, и теперь почувствовал, как сильно устал. Увидел кресло в углу и свалился в него, а он стоял посредине комнаты и разглядывал меня.
- Отдохните, завтра разберемся. Я уверен, вы поможете мне.
Он свернул свои вещи и унес в соседнюю комнату, принес одеяло, белья не предложил, но я и не мечтал о белье. Кинулся на кровать и тут же заснул.
***
Проснулся, и долго думал, куда меня занесло... Так и не припомнил, пока не увидел Мигеля. Он просунул голову в дверь - идите есть. На столе почти чистая клеенка, на ней гора нарезанного хлеба, толстыми ломтями - колбаса и сыр. Тарелок не было, вернее, груда грязных на полу, прикрытая старой газетой. Пили чай, то есть, мутную бурду, которую он заваривал в синем ковшике с отбитой эмалью. Варварство, но я вежливо терпел. Мне важно было разглядеть его, и пока он ел, попеременно откусывая то колбасу, то сыр, то хлеб, я рассмотрел все, что хотел увидеть.
Я подправил ему нос и уши, и они сохранились, также как благородный наклон головы, но это дело обычное, и за успех я не считал. А вот остальное... До операции его мимика была по меньшей мере неприятной, ухмылка вызывала недоверие, стоит добавить про суетливость в движениях, развязную веселость, пошлый хохоток, мокрые губы, блестящие глаза... Теперь он был улыбчив, мил, с теплой интонацией в голосе... движения крупные, задумчивое выражение лица... Я был в восторге, и все-таки недоумевал, не рассчитывал на такой эффект...
По утрам я пью кофе и ничего не ем, поэтому мне было просто, сидел с чашкой якобы чая и смотрел на него, а он все ел и ел... Понемногу что-то менялось в нем. Он начал жирно чавкать, уши двигались как живые существа...
Наконец, он насытился, уселся поудобнее, рыгнул, ни улыбки, ни манер, словно подменили... и говорит:
- Давай о деле. Знаешь, почему ты мне нужен?.. Мне картины позарез нужны. Верни картины, ты не заработал. И главное - верни мне мое лицо, мясник!..
***
Мясник - это ладно, я сам себя так называю, но он обращался ко мне на "ты", это меня возмутило! Его дружелюбие и улыбка вначале, и этот тон теперь... все изменилось буквально за полчаса... Откуда это?.. Вчера он был сама любезность, и еще до завтрака вполне нормальный человек... Картины я купил, между прочим. А те три... но я же починил ему нос, поправил уши, я уж не говорю о мимике, о многих мелких, но важных деталях... он красавчиком стал!..
Потом я понял, его настроение менялось десять раз на дню.
- Что вас не устраивает в лице?..
Я видел, он еле сдерживается, губы шевелятся, от бешенства ничего сказать не может. Мне стало не по себе, кажется, он на все способен... Я был гораздо выше его и тяжелей, но не так молод и быстр, и уже не помню, когда в последний раз дрался... Но он сдержался, облизнул губы, и хрипло сказал:
- Чужое... Как в противогазе... задыхаюсь, и не содрать... Не узнаю себя. По утрам перед зеркалом пугаюсь... И я не могу писать картины!.. Что ты испортил во мне?.. Не получается.
Вот это меня сразило наповал. Я-то рассчитывал на новые работы, и вовсе не думал, что все так плохо!.. Грешен, тут же пожалел, что явился, вот и расхлебывай теперь... Но при чем тут лицо, что за ерунда...
Он немного остыл, и был готов разговаривать. Перешли в его комнату, он развалился с ботинками на кровати, я устроился рядом в кресле, немного полегчало. И я раздумал удирать, может, чем-то помогу ему?.. Вины не чувствовал, но все-таки замешан в его делах. Хотя непонятно, при чем тут пластика лица... Но он мне не был безразличен, я восхищался его картинами. Оказывается, теперь не пишет...
Он помолчал, и нехотя признался:
- Может и не операция... Но что-то изменилось. Так что, давай, верни все как было, а там посмотрим.
***
Может, вины я и не чувствовал, но был сильно смущен.
- Это невозможно... И что, собственно, вы хотите вернуть, сломанный нос?..
Он через силу улыбнулся, я видел, ему кисло.
- Нос, может, и не надо, а все остальное... что ты там нахимичил, я же не знаю...
Мне стало жаль его.
- Обратно не получится, - говорю, - поплывем еще куда-то, исход непредсказуем.
- Я писал, а теперь не могу...
Это было выше моего понимания, я молчал. Непонятно, почему так получилось.
- Что-то сломалось или лопнуло во мне, вот и поставь обратно. Я старался, учился, почему не рисую?..
Я не знал, но решил понять.
- Кто вас учил?..
- Сначала жена, потом знакомый ее, художник, лучше его здесь нет. Все было хорошо, даже заказ дали, президента напиши...
- И написали?..
- А как же...
Он потянулся и вытащил из-под кровати пакет.
- Смотри!
***
Если дали заказ, значит не все хорошо. Таким как он, ничего не дают.
Несколько поясных портретов маслом. Один и тот же мужик, жирная туша, рожа тупая, свинячьи глазки... Тщательный рисунок, поверх него раскрашено в телесные оттенки. Поросеночек ничего себе... Я чуть не засмеялся, настолько это было дико, тяжеловесно - и достоверно! Настоящий примитив, сильный и честный. Но если смотреть глазами заказчиков, из тех кругов, это ужасно.
- И что сказали?..
- Чуть не побили, вытолкали в шею. Угрожали... говорят, ты против независимости, политику нашли...
Он был подавлен, просто убит горем. Он так хотел написать настоящую картину!..
- Одно время я даже застрелить тебя хотел, - говорит, протягивает руку, достает из-под подушки большой блестящий пистолет. - Это все твои штучки с лицом...
Подержал в руке и положил обратно.
- Потом одумался, сам виноват. Начал учиться.
Что я мог сказать - "при чем тут я?.." Молчал. Чувствовал свою вину. Не за лицо, конечно, а за то, что бросил его, забыл. Получил от него то, что хотел, и равнодушно отбросил. А он темный... нет, не дурак, просто темный человек, запутался вконец.
- Я вот что решил, - он говорит, - отдай мои картины. У меня сколько-то ранних осталось, и больше ничего, кроме разной чепухи. Не получается. Из-за лица!.. Сам себя перестал узнавать, оттого и живопись застыла. У меня планы были. Приехал с деньгами, женился, писал день и ночь... А они - "ничего не умеешь..." Взялся, учился, мучился, все по-другому... и снова ничего... И я решил построить музей, повесить здесь свои картины, которые написал.
И делает широкий жест вокруг себя. Это здание и есть музей, оказывается. Неплохо задумано. Внизу хранилище, жилье, выше галереи вокруг здания, свет льется из больших окон, и сверху... вокруг тишина...
- Здесь все картины будут. С теми, что у тебя, штук сорок наберется, а там посмотрим. Лицо вернешь, может, снова начну. Вот когда пожалел, сколько роздал, продал... И что теперь? - картин мало, на музей денег не хватает. Грязь помогает, но на такую махину... знаешь, сколько еще нужно?.. Без крыши пропаду, как польет... пленка не защитит. Заказал, а расплатиться не могу.
