Юсиф Везиров - Домашнее задание
Прошла война, что кончилась ничем. И многие обратно не вернулись. А он живой остался, не погиб. И повстречался мне недавно. Он нынче работник метрополитена. И трудится под землёй, в самой глубокой станции городского метро. Стоит он на платформе, в фуражке, в форменной одежде. И с флажком (надо же заставить человека так обмельчать). И от него былого - лишь сумасшедшее выражение глаз. А мимо, по обе стороны в обе стороны проносятся вагоны. В них взрослые и дети. Люди. Жизнь. И всё проходит мимо. Только он стоит на месте, глубоко под землёй. Один. Но при любимом деле.
Мораль: когда профессиональный опыт не востребован, может не стоит бояться переквалифицироваться?
Спешите, двери закрываются!
26 ноября 2002-го года.
Задушевная духовность.
Что ни говори, а люди мы всё-таки странные. Мы, то есть мы - обладатели и носители (не путать с соискателями) пресловутой загадочной русской души вне зависимости от национальной принадлежности, географической дислокации и языка общения. Это общее понятие для всех, кто не боится в этом признаться.
Мы эрудированны и прекрасно разбираемся во всех вопросах. Читали мировую историю с периодами и эпохами, знакомы с астрономией с кометами и астероидами, изучали атлас мира с материками и океанами. Но больше всего мы понимаем в политике и всегда точно знаем, что делать и кто виноват. Только так ничего и не делаем.
Мы ругаемся, как сапожник, курим, как паровоз, пьём, как лошадь, напиваемся, как свинья, живём, как скотина, зато читаем изысканную литературу и тонко чувствуем красоту. И даже пишем стихи. И иногда выдаём такое, гениальностью чего последующие поколения обязательно будут гордиться во время или после очередной пьянки.
Мы не всегда сидели, но любим блатные лагерные песни в грубом исполнении хриплого голоса. Мы внимательно вслушиваемся в банальные слова и переживаем их с тяжёлым сердцем (при этом опера нам не чужда). Мы уважаем заключённых и ненавидим правоохранительные органы. Мы диссиденты мозгом даже тогда, когда нас никто не трогает.
В нас духовность великая и большая душа. И мы богаты тем, чего не имеем. Наш талант жить - самородок. Нам бы поле вольное, костёр огромный да гитару при всех струнах. И жизнь удалась. Мы барды, мы совковые хиппи, мы свободные люди, наделённые чувством высокой любви. И мы способны совершать поступки, лишённые логики.
Откуда я всё это знаю?
30 ноября 2002-го года.
Карнавал.
Вот и декабрь наступил. А вместе с ним и мы наступили на те же грабли. И публика в предвкушении предстоящего предпраздничного представления начала расслабляться в плане работы и напрягаться в плане подготовки костюмов и масок. К карнавальной ночи, которая непременно будет.
Все спешат, торопятся и торопят время, которое и само торопится, без посторонней помощи. Покупают и закупают на всякий случай. Делятся и скрывают, чтобы сюрприз получился интереснее. И все, конечно, чего-то ждут, даже те, которые уже не ждут ничего, но всё же... Готовятся.
И эта старая сволочь (которая старая и как сволочь, и как жилец), что пьёт кровь молодым, лишая их перспективы, в больших дозах и без закуски, тоже достал из сундука свой карнавальный костюм - ангела - и вечерами штопает прохудившиеся места, отчего по утрам пахнет нафталином.
Он завсегдатай на карнавалах. И никогда не изменяет своему костюму. Ангела. И многие завсегдатаи его знают ангелом. Потому, что на карнавалах он и есть ангел: добрый, краткий, хрупкий. И интересный, в чём ему, безусловно, не откажешь, и что поддерживает имидж. Ангела.
Хотя в душе он сущий дьявол. И не любит ни ангела, ни его создателя. И столько грехов на нём, что гореть ему в аду в любом костюме (там не скрыться). И зная это, он грешит ещё сложнее и изощрённее. Ибо уверен: грехом больше, грехом меньше, а в рай дорога закрыта. И это так...
Вернёмся к карнавалу. Где все в костюмах и при масках. Все ангелы, феи, амуры, и просто добрые люди. Но как приходит ночь и прочь костюмы, так рожки, копыта и хвосты наружу. И сущность каждого становится очевидной. Они среди нас, во плоти человеческой. Что и есть костюм.
А наши будни - карнавал.
2 декабря 2002-го года.
Коммунальная неуверенность.
Ещё в детстве мне говорили: "Будь в себе уверен". И я старался быть в себе уверенным даже тогда, когда по юности лет приходилось решать определённые вопросы силой: один на один, один против нескольких или толпа на толпу.
И я был в себе уверен, когда пытался кому-то понравиться, нося осанку смирно, а вместе с ней и сочный прыщ на видном месте и ни чуть не стесняясь такого удара со стороны судьбы. И нравился ведь, настолько был в себе уверен.
С первым кариесом появилась первая боль, уничтожающая окружающую среду в восприятии болеющего. И первые сочувствующие, которые прошли через этот ад. Но я уверенно шагал в кабинет дантиста, и смело терпел возню во рту.
Я уверенно готовился к экзаменам, которых в жизни моей было столько, что чувство страха притупилось. И уверенно шёл на них. Смело отвечая на поставленные вопросы, умело фантазируя и честно зарабатывая проходную оценку.
Я был уверен в себе, в своих словах и поступках. Уверенно совершая действия, не всегда гарантированные на успех. Я уверенно рос над собой и уверенно чувствовал себя при своём невысоком росте. И слыл уверенным среди уверенных.
И ничего не боялся.
Пока не попал в зависимость от коммунальных удобств, которые сплошные неудобства. Когда совершенно не уверен в том, что утром будет вода, и я нормально умоюсь. Но, даже умывшись нормально, я не уверен, что смогу нормально позавтракать. Ибо могут отключить газ, и я останусь без горячего чая. Но если случилось чудо и есть и вода, и газ, тогда обязательны перебои с электроэнергией. И запасись я множеством свечей, керосиновых ламп и фонариков, свой любимый сериал я всё же пропущу, будь я сто раз умытый и напитый чаем.
Вы думаете, всё образуется? Я не уверен.
6 декабря 2002-го года.
Анабиоз.
Как долго я молчал, хотя и говорил и думал. Как долго я писал, хотя и за столом, но в стол. Как долго я стонал с улыбкою для прочих. И долго ждал того, чего и нынче жду.
А жду я правду, которая пока что ложью одержима. Ложь хочет правдой стать и правдой стать готова. Её проводят в жизнь под нашу подпись те, кто ложью правды добивались.
И добились. И теперь имеют право определять где правда, а где ложь. В чём логика буксует, застревает. И исчезает напрочь. И резко обесцениваются ценности.
Все говорят: "Пройдёт, переживём". И все действительно проходят. Умирают, так и не пережив. А ложь крепчает духом. И заражает молодых людей, как сильный вирус.
А дальше - больше заражённых. И чем их больше, тем дольше мне молчать, и думать, и писать, стонать, и снова ждать того, чему, боюсь, не быть уже при мне по крайней мере.
И жить в состоянии анабиоза.
9 декабря 2002-го года.
Атлантида.
Он не моряк. И не матрос, и не рыбак (хотя рыбу любит, но не об ней речь). Он вырос на море и море знает. И чувствует и рифы, и мели. И отмели. Он плавает птицей по воде. И ныряет рыбой в воду. И пройдя крабом по дну, идёт на поверхность бревном. Что не тонет. И доплыв до далёкой дали, загорает на отдалённой скале, в далеке от любопытных глаз и арбузных корок. И подышав носом, не жабрами, идёт по волнам на берег. Где ступив на большую землю, не боится её величия.
И горячий песок не жжёт ступни так, как хотелось бы тем, кто сжигая мосты обжигает горшки. Не Боги они. И человеками их трудно назвать. Но они хранят огонь, и поэтому с ними приходится считаться. Даже тогда, когда его, который плавает всеми известными стилями, держат в бассейне и не меняют воду. Отчего ему жутко не хочется плавать. Но без воды ему просто нет жизни, а от моря он отрезан категорически. Потому, что он хорошо плавает. И может очень далеко заплыть.
И его начинают топить. Всё те же хранители огня. Для которых топить человека в воде и топить дрова в камине одно и то же. И потопляют ведь в конечном итоге. Его, непотопляемого. Ибо нет ничего невозможного на этом свете. И легче унизить и уничтожить любого, кто выше и лучше, чем осознавая свою ничтожность постараться подняться на его уровень. Их величие в низости. Их желание - унижение великих. Они низки, но с огнём. И это значит, что остальные должны быть ещё ниже.
Иначе - Великий потоп.
Хотя... Большому кораблю большего плавания.
10 декабря 2002-го года.
Плагиат.
Мы рождены, чтоб сказку сделать былью.
Считая себя трезвомыслящим реалистом, много лет тому назад в компании группы товарищей я позволил себе же предугадать будущее, что есть наш сегодняшний день. И оказался настолько прав, что удивил не столько присутствующих там тогда, сколько, опять же, самого себя.
Будучи пессимистом высшего класса уже в то время, когда было плохо, я сказал, что будет намного хуже, и описал это самое "хуже" в таких жутких красках, каких ещё не придумывала природа. Нет, я не врал. Я просто фантазировал, дабы выглядеть убедительнее перед публикой.
