Якуб Колас - На росстанях
- Очень хорошие люди, - говорила она.
- Что ж, ничего не поделаешь, бабка, надо пострадать - пойду.
- Какое же это страдание? Э, панич! И выпьете, и закусите...
- А ты, бабка, любишь выпить?
- А кто же не любит, паничок? Если случается, почему и не выпить!
В первый праздничный денек вышел Лобанович на знакомую ему стежку возле двух ветряных мельниц и пошел на железную дорогу. Это место ему очень нравилось, и хотя он делал изрядный круг, идя здесь, времени оставалось еще много, спешить ему было некуда. Подойдя к железной дороге, он остановился. Хотелось пойти в сторону разъезда, идти долго-долго по маслянистым, потемневшим шпалам среди зарослей лозы и камыша, среди кустарника и леса.
Было совсем тихо. Распогодилось. Низко стояло осеннее солнце. Какой-то неизъяснимой грустью веяло от узких, тесных полянок, от заброшенной среди болот и лесов деревеньки.
Коротко и отрывисто прогудел паровоз на разъезде, тихонько вздрогнули рельсы, легкий, еле слышный шорох пробежал по ним, будто они о чем-то переговаривались между собой. И тотчас же на изгибе дороги вырвался огромный клуб беловатого дыма, за ним взлетели другие клубки, вслед за тем показался паровоз курьерского поезда. Хвост густого белесого дыма с каждым мигом удлинялся, становился шире и, казалось, неподвижно застыл в морозном воздухе, в то время как голова его все вытягивалась, будто из своего собственного туловища. Было что-то величественное, могучее и захватывающее в стремительном беге поезда. Невольно хотелось склонить голову перед гением человеческого ума, одержавшего верх над бесконечными пространствами. Поезд промчался, как змей, обдал учителя вихрем пыли и дыма, отхватывая за минуту целую версту.
Лобанович тронулся с места и пошел в ту сторону, куда полетел и где сразу же исчез курьерский поезд. Учитель шел на четвертую будку, к Бабиничу. За второй будкой начинался высокий бор, и место было более сухое и веселое. Здесь недавно встретился Лобанович с незнакомой девушкой. Он часто думал о ней, но ни у кого не спрашивал про нее, - ведь некоторые люди в таких случаях всегда склонны бросить хоть маленький комочек грязи в то, что для тебя является святым и неприкосновенным. Только с панной Ядвисей, и то между прочим, был о ней разговор. Сегодня он, вероятно, что-нибудь узнает о незнакомке. А может, она тоже будет в гостях? А вдруг это совсем не та девушка?
Проходя возле третьей будки, где жил Курульчук, Лобанович бросил на нее внимательный взгляд, но на крылечке и во дворике было тихо, никого не видно. Следующая будка, четвертая от села, была не более чем в полуверсте от третьей.
- Милости просим! Милости просим! - встретил староста учителя на крылечке и повел его в будку.
Маленькая снаружи, будка внутри была довольно вместительной. В ней была кухня, проходная комнатка и еще две комнатки, более просторные, светлые и чистые.
В домике Лобановича встретила хозяйка, низенькая, полная женщина. Глядя на нее, сразу трудно было определить, что в ней преобладает, толщина или рост.
Гостей было человек восемь - трое мужчин и женщины. Рядом с комодом возле оконца сидела девушка, с которой встретился Лобанович, гуляя по полотну железной дороги. Здороваясь с гостями, учитель, увидя панну Марину это была она, - невольно на мгновение задержался перед ней: необычайно красивое лицо девушки словно приворожило его. Разглядев панну Марину вблизи, Лобанович нашел, что такой славной девушки он еще никогда не видел. Темные чистые глаза, казалось подернутые легкой печалью, смотрели так приветливо и с такой добротой, что от их взгляда становилось легко на сердце. На высокий белый лоб нависали черные-черные волосы и придавали ее лицу еще больше красоты. Тонкие, сомкнутые губы делали лицо девушки немного строгим и серьезным.
- Кажется, это с вами я встретился однажды? - спросил Лобанович, поздоровавшись с девушкой.
Панна Марина усмехнулась.
- Да, это я шла в вашу деревню.
- Ну и молодежь! - сказал Бабинич. - Как быстро они умеют встречаться!
Бабинич, видимо, успел уже хватить несколько чарок, язык его, вообще распущенный, не знал удержу и начинал плести такое, от чего краснели не только девушки и женщины, но часто и мужчины опускали глаза либо покатывались со смеху. Бабинич в этом смысле был известный чудак и никак не мог обойтись без того, чтобы не ляпнуть чего-нибудь при женщинах, особенно если он хорошенько выпил.
Через несколько минут Бабинич и его жена-кадушка пригласили гостей за стол. На столе было много закуски, а еще больше водки. Хозяйка приглашала гостей очень деликатно, а хозяин просто толкал их, угрожая поддать коленом, если кто-нибудь не очень быстро занимал место за столом.
- А ты чего стоишь и топчешься, как толкач в ступе? - набросился он на будочника Лобука.
- Садись, Лобук, садись! - смеялся высокий, широкоплечий Курульчук, шурин панны Марины.
Гости живо уселись за стол.
Окинув взглядом компанию и стоявшую на столе водку, Лобанович твердо решил не пить. Какое-то чувство осторожности подсказало ему это решение. Когда первая чарка дошла до него, он поблагодарил хозяина и передал чарку соседке, жене вокзального жандарма.
На лице Бабинича изобразилось необычайное удивление.
- Разве вы не пьете? - понизив голос чуть не до шепота, проговорил староста.
- Не пью, - солгал учитель.
- Ни единственной чарочки?
- Совсем не пью.
- Господи боже, твоя воля! Как же это может быть, чтобы человек не пил? Ну что же с вами делать?
- Ой, господин учитель, у нас нельзя, чтобы горелки не пить, огорчилась и хозяйка. - Вы хоть немножечко, а выпейте.
- Нет, нет! - загудели женщины. - Как это не выпить?
Учитель стоял на своем и не поддавался ни на какие уговоры.
- Панна Марина, попросите вы. Может, на вашу просьбу гость обратит внимание, - обратилась к девушке жена жандарма, краснощекая добродушная женщина.
Панна Марина усмехнулась и показала свои белые, как рождественский снег, зубы.
- А зачем приневоливать человека? - сказала она и взглянула на учителя.
- Большое вам спасибо! - поклонился ей Лобанович.
- Эх, панна Марина, панна Марина! - укоризненно покачала головой жена жандарма и выпила чарку горелки.
После этой заминки чарка уже не знала покоя. Курульчук через полчаса начал свою песню, одну из тех, какие он знал и пел, дойдя до определенного состояния:
Ходил себе с топориком пан Ян...
Женщины разрумянились, словно пироги под пасху у хорошей хозяйки. Бабинич совсем осоловел, глаза его пожелтели и ворочались, как точило в руках неумелого кузнеца. Его нескромная болтовня уже не производила большого впечатления: к ней прислушались и притерпелись, и она как бы получила здесь права гражданства. На это, видимо, обратил внимание и сам Бабинич, - в его болтовне начался перелом, с каждым разом он заходил все дальше и дальше. Несколько раз жена закрывала ему рукой рот и сама хохотала. Подгулявшие женщины запели какую-то песню, а Бабинич закричал на всю комнату, требуя к себе внимания. Все замолчали, ожидая, что он скажет. Бабинич отпустил такие словечки об их пении, что и привычные женщины повскакивали с мест.
Панна Марина куда-то спряталась, а ее сестра, жена Курульчука, разгневалась и сказала:
- Нет, куманек, не приду я больше к вам.
- Ну, не буду, не буду! - давясь дымом махорки, смехом и кашлем, проговорил Бабинич. - Не буду, пускай вас холера задушит!
Лобановичу наконец опротивели эта пьяная гулянка и эта грязная болтовня. Его только очень удивляло, как могла быть в такой компании панна Марина. Ему было стыдно и за себя и за нее. Встать и уйти, что он уже несколько раз порывался сделать, Лобанович не решился, не желая обидеть хозяина и гостей. Он должен был досидеть до вечера, пока Бабинич не встал, шатаясь, и не исчез надолго за дверью.
Вместе с Курульчуками и панной Мариной вышел учитель от Бабинича. Курульчуки и панна Марина просили его быть с ними знакомыми и заходить к ним.
XIII
- А вас здесь паненка спрашивала, - доложила бабка учителю, как только он вернулся из гостей. - "Где же, говорит, бабка, твой панич?" - "Пошел, говорю, паненочка, куда-то на чугунку". - "А я, говорит, хотела попросить книг у панича".
- Хорошо, бабка, книги я подберу.
Лобанович покопался в своих книгах и отобрал две: томик рассказов Короленко и небольшую повесть Сельмы Лагерлёф "Легенда одного дома".
Лобановичу хотелось самому передать книги, и панна Ядвися, как догадывался учитель, вероятно, рассчитывала, что он сам принесет их. Книги здесь были только предлогом. Но Лобанович вдруг заупрямился. "Нет, не пойду", - сказал он себе.
- Вот, бабушка, книги, отнеси их, пожалуйста, паненке.
- Хорошо, паничок.
Бабка немного постояла, раздумывая о чем-то, но ничего не сказала и вышла.
Лобанович, сказать правду, сердился на Ядвисю после того вечера, когда у пана подловчего был в гостях Суховаров, и решил не показываться там. Кроме того, другая девушка сильно заинтересовала его и частично заслонила собой Ядвисю.
