Мистер Вечный Канун. Город Полуночи - Владимир Торин
Судя по всему, здесь когда-то проходили тайные собрания. Это был зал времен могущества и славы рода Кроу, свидетельство его былой власти. Вероятно, прежняя хозяйка особняка надеялась однажды вернуть утерянное величие своего ковена и поэтому скрыла тайную гостиную как от глаз банковских агентов, так и от собственной дочери.
Стены подземного зала — язык не поворачивался обозвать это место просто «подвалом» — были завешаны бордовыми портьерами, на которых годы будто бы не оставили никаких следов — создавалось ощущение, что их развесили только вчера или на прошлой неделе при том, что они висели здесь явно уже больше века. На полу лежал в тон портьерам ковер с мягким ворсом; над ним плавал серебристый туман. У дальней стены, в тени ведьмовского Колеса Года, располагались изящные диваны, кресла и шкафы с винными бутылками. И повсюду были свечи: на резных столах вишневого дерева, на трех огромных люстрах и даже просто в воздухе. Как некое чудесное погодное явление внутри помещения, они висели над головой и на уровне лиц, через некоторые даже нужно было переступать.
И все же не пышность обстановки привлекала внимание в первую очередь. На каменном столе в центре подземной гостиной Гаррет-Кроу стоял гроб, выкрашенный в черный цвет.
— Черный гроб в черной комнате в черном доме… — прошептала Кристина, завороженно и вместе с тем испуганно глядя на зловещее вместилище чьих-то останков.
Корделия удивленно поглядела на дочь, но сказать ничего не успела. Огоньки нескольких парящих в воздухе свечей колыхнулись, выдавая чье-то присутствие и указывая на движение.
— Что ж, я надеялась, Некто явится раньше вас… — раздался разочарованный голос, и из-за гроба вальяжно и неторопливо, будто на сцену театра, выступила Джина Кэндл.
Старая ведьма была одета отнюдь не в тот нелепый и старомодный наряд, в который переодела ее к шабашу Корделия. Джина Кэндл сменила полосатое платье, делавшее ее похожей на каторжницу, на винного цвета узкое платье с длинным подолом. Голову ведьмы венчала шляпа с широкими полями, остроконечной тульей и дымчатой вуалью. Атласные перчатки до локтей скрывали дряблые руки, а туго шнурованный корсет — старческую сутулость. Сейчас Джина Кэндл выглядела так, будто последние два десятка лет не пребывала в плену, а по меньшей мере правила небольших размеров страной.
— Вся Триединая Линия в сборе! Мои дорогие наследницы! — проворковала она тоном примы на подмостках.
— О, сколько патетики, — поморщилась Корделия. — Я уж и забыла, что ты без этого просто не можешь.
— Бабушка!
Кристина шагнула было к Джине Кэндл, но Корделия остановила ее:
— Не стоит.
Рыжая ведьма опасливо покосилась на собственную мать.
Та же медленно и величественно шагнула навстречу, а парящие в воздухе свечи отплыли в стороны, освобождая ей дорогу.
— Неужто боишься, что я причиню вред своей любимой малышке? — с наигранным удивлением спросила Джина. — Как ты причинила мне?
— Нет, — ответила Корделия и шагнула ближе к матери, словно меняя позицию в шахматной партии. В каждом ее движении проглядывали напряженность и готовность напасть. Она ненавидела эту женщину каждое мгновение своей жизни последние двадцать шесть лет. Она знала, на что способна ее мать. И вот та стоит перед ней, обретшая свободу и былую силу. Более того, став еще сильнее в момент, когда замкнулась Триединая Линия.
— Тебе не стоит меня бояться, дочь, — ласково, будто убаюкивая, сказала Джина и сделала еще один коротенький шаг; подол ее платья подобрал волну серебристого тумана и направил его в сторону Корделии. — Ты ведь знаешь, что я ничего тебе не сделаю.
— Потому что при всем желании не сможешь, — язвительно ответила дочь, и клуб тумана распался-растаял, так и не доплыв до нее. — И тебя, верно, это чертовски раздражает. Но ты ведь помнишь, кто здесь Средоточие, и будешь хорошо себя вести?
— О, а когда это мы поменялись ролями? — удивилась Джина и прикоснулась к вуали; за нею глаза старой ведьмы блестели, как искры во тьме. — Это ведь слова мамы, и ты — моя дочь, а не наоборот.
— Как мне сегодня напомнила моя собственная дочь, мы стали равны, мама, — сказала Корделия. — Лучше признайся, это ведь отнюдь не обряд Триединства выпустил тебя, верно?
— Так и есть. — Джина кивнула чересчур резко, и даже через вуаль было видно, как с ее лица посыпалась пудреная пыль. — Это твоя дорогая сестрица совершила крошечную оплошность, когда ловила Ключа. Вот бездарность-то…
— Тебе-то чего жаловаться? — подняла тонкую рыжую бровь Корделия. — Стоишь тут, изливаешься желчью и лицемерием. Как в старые недобрые времена. Словно и не прошло ни дня. Строишь козни, лелеешь планы…
— О, эти планы, — вдохновенно сказала Джина. — О, эти козни… Меня оскорбляет твой тон, девочка. Ты говоришь так, будто я какая-то Селен Палмер. Но мои планы, уж будь добра, не криви душой, оказались настолько важными, что ты неустанно пыталась их воплотить в жизнь все последние годы и даже сейчас продолжаешь ими жить.
— Ты заблуждаешься, мама, — презрительно усмехнулась Корделия. — Я здесь как раз для того, чтобы помешать тебе.
— Как?! — по-настоящему удивилась Джина. Она вдруг поняла, что дочь не шутит. — Что это вдруг на тебя нашло?!
— Я вела свою игру, мама, и проиграла, — поджав губы, ответила Корделия. — Сегодня я поняла, что достаточно себя обманывала. Быть может, чтобы это понять, тебе самой нужно проиграть, но, знаешь ли, свобода Иеронима и последующие бедствия не стоят того, чтобы всего лишь преподать тебе урок.
Джина Кэндл вальяжно облокотилась о гроб.
И тут Кристина не выдержала. Она задала вопрос, надеясь, что это хоть как-то, хотя бы на секунду отвлечет мать и бабушку от свары:
— Кто лежит в гробу? — спросила девушка.
Джина действительно отвлеклась. Она нежно погладила крышку, как спинку любимого кота. Старая ведьма улыбалась, предоставляя возможность ответить Корделии.
— Там никого нет, — сказала та. — Он пуст.
— Верно, — кивнула старая ведьма.
— Тогда почему ты уверена?.. — начала было Кристина, но бабушка не дала ей договорить. Она расхохоталась так, что огоньки на всех свечах задрожали.
— Как я могу знать, что мистер Эвер Ив, наш разлюбезный Иероним, явится сюда? — спросила с иронией Джина Кэндл — ей было будто бы по-настоящему смешно, но Корделия не верила ни одной эмоции этой женщины, ни одной лживой нотке в ее голосе или смехе. — Ну же, малышка, подумай немножко! Ему ведь нужна свобода. И не просто свобода от затянувшегося сна. Мистер Эвер Ив до сих пор заперт. И ему осталось отворить всего один замок — главный. А для этого ему нужен ключик.
— И ключ уже здесь, — мрачно завершила
