Крым, я люблю тебя. 42 рассказа о Крыме [Сборник] - Андрей Георгиевич Битов
Ныряли мы достаточно глубоко, я, по крайней мере, никогда раньше так глубоко не погружался. За один нырок удавалось схватить одного, в лучшем случае, двух рапанов. Уже пойманных приходилось держать в руках и нырять за следующими. Рапаны не сопротивлялись, только выскальзывали из рук, поскольку и нырять, и плыть до берега с кучей ракушек было категорически неудобно. С горем пополам мы наловили десятка три вожделенных раковин и оказались перед следующей проблемой. Мы забыли, что в раковинах живут скользкие твари, а они никак не хотели свои жилища покидать. Настойчивые просьбы и уговоры, и даже попытки выковыривания успехом не увенчались. Проплывавшие мимо любители дайвинга посоветовали нам бить ракушками о волну, и твари якобы сами полезут прочь. Эта операция была далеко не из приятных, но вскоре мы впали в какое-то остервенение, и моллюски стали покидать свои убежища. Почуяв пир, возле нас собрались небольшие крабы, которые с радостью хватали падающие из ракушек тельца и рвали их своими жадными клешнями. Крабы в этой убийственной истерии забылись до такой степени, что по ним можно было ходить, брать их в руки, и, если бы они были не такими мелкими, мы бы не преминули наловить их себе на ужин.
Наконец все было кончено, как пишут в плохих романах. Мусестр продолжал вычищать остатки моллюсковых тел из ракушек, крабы продолжали доедать свои нежданные яства, а нам, уставшим от этой каторжной работы, ужасно захотелось домой. Путь назад был извилист и тернист, поскольку сил хватило только до частного пляжа с уже изрядно набравшимся бугаем-охранником. Мы попытались с ним договориться, объяснив, что очень устали и не собираемся загорать на его пляже, нам всего лишь нужно выйти на трассу. Но тот продолжал упорствовать, очевидно, намекая на вознаграждение. Показанные два рубля лишь раззадорили его. А больше у нас с собой и не было. Да и что за дурной тон платить за проход по пляжу! И ты, самая старшая и мудрая из нас, попросила отвести нас к директору пансионата. Охранник частично протрезвел, но так до конца и не понял маневра. Он провел нас через малонаселенный пляж к святая святых — лифту в горе, который вынес нас на свободу. Но прежде чем ретироваться, надо было соблюсти приличия. «А вы знаете, что у вас охранники на пляже работают пьяными?» — в лоб спросила ты директора пансионата, представившись столичной журналисткой. Журналистов тогда еще боялись даже сытые и наглые директора приморских санаториев. Оба опешили — сначала директор, а потом и бугай, уловив взгляд директора. «Он не охранник, — прорычал директор, — он спасатель». «Тем хуже», — театрально возмутилась ты. На этой торжественной ноте мы гордо удалились из кабинета директора. Придя в себя, красный, как краб, спасатель догнал нас и закричал вслед: «Чтоб больше никогда здесь не видел! Увижу — убью!» Мы пообещали ему то же самое. И, прошагав минут десять по трассе, поймали свой автобус в ненавистную уже Ялту.
«Прочь из Ялты!» — таков был девиз нашего отдыха все следующие дни. Мы побывали в Ливадии, Гурзуфе и других многочисленных пригородах. Все это в точности помнит лишь наш мусестр-фотограф-подводник и его черно-белая пленка. Ау, где же вы? На Гурзуфе остановлюсь чуть подробнее. Вряд ли мы знали, что хотели там найти. Но нашли, конечно же, Дом творчества художников имени Коровина, и мои спутники потребовали, чтобы я немедленно заявил права на наследство. Это и вправду было бы красиво: «Здравствуйте, господа художники! Освободите, пожалуйста, помещения. Законные наследники приехали». Я пообещал заняться юридическими формальностями по возвращении из Крыма, и мы прошагали дальше. Через потайную дырку в заборе мы пролезли на территорию «Артека» и прошествовали мимо колонн замученных воспитанием пионеров, вяло шагавших с песнопениями и речевками в столовую и обратно. У нас с собой были вино, виноград и желание залезть на Аю-Даг. Но перед этим мы решили искупаться на пионерском пляже. Впрочем, стоило войти в воду, как тут же нарисовался красный дядька с большим пивным брюхом и гневным лицом и потребовал наши пропуска. «Мы журналисты!» — возопили мы, и это дало нам один шанс из тысячи принять дерзкое омовение на девственном (ой ли?) пляже. Но к Аю-Дагу тот же самый красный демон нас не пропустил. Пыл наш иссяк и растворился в Черном море, как крикливая чайка в небе над нами.
Отдыхать в этой жемчужине Крыма нам полагалось пятнадцать дней. Но к концу десятого дня у нас закончились не только энтузиазм, желание отдыхать, ежедневно видеть друг друга и иных старательных отдыхающих, но и деньги. Вся набережная была пройдена вдоль и поперек, окрестности исхожены, объезжены и оплаваны, звезды засмотрены до дыр, и даже местные ежики, ежевечерне передававшие нам свои благодарственные сопения, уже не радовали. Мы поменяли билеты. Впервые в жизни я брал билет из Крыма не на попозже, а на пораньше. Что тогда произошло? Мы все перегрелись и надоели друг другу? Туда мы летели самолетом, обратно решили ехать поездом. Дорогу я не помню. Помню, что мы еще год расплачивались с твоей соседкой за эту поездку. Помню, что потом почти сразу укатили в Пермскую зону ловить летающие тарелки. А потом, без пауз, началось 19 августа 91‑го. Но это уже совсем другая жизнь. И все-таки в Крым мы с тобой еще пару раз возвращались…
Крымские ночи описаны в тысячах стихов и рассказов, и все равно у каждого есть право на свою крымскую ночь. Хотя бы одну в жизни. Ту, когда твои сновидцы смотрят на тебя прямо с неба, не скрываясь, и ты встречаешь этот взгляд. Мне кажется,
