Крольчатник - Ольга Владимировна Фикс
Пытаясь скрыть слезы, Валерьян отвернулся. Марина молчала, как всегда в таких случаях не зная, что и сказать. Она взяла Валерьяна за руку, погладила, сжала нежным, судорожно-нервным движением. Они молчали так долго, что из темного угла высунулась мышь и уставилась на них блестящими бусинками глаз.
– Я понимаю, – тепло сказала Марина, двумя руками сжимая Валерьянову руку. – Но, Валя, это пройдет, это должно пройти.
Валерьян выдернул у нее свою руку резким движением.
– Сам знаю, что пройдет! Ты ничего, ничегошеньки не понимаешь! Шесть лет – это же целая вечность! Ох, это словно часть меня умерла! – Он посмотрел на Марину так, словно только что ее заметил. – Слушай, ну чего ты пришла? Катись-ка ты к своему Сергею! – Лицо его исказилось, он сжал кулаки, и на мгновение Марине показалось, что сейчас он ее ударит. Она вскочила насколько могла быстро и попятилась к двери, шепча:
– Успокойся, Валечка, не нужно так волноваться! – тем нежным голосом, каким обыкновенно заклинают змей. Нашарив наконец спиной дверь, Марина выскочила из комнаты, плотно закрыла дверь за собой и с облегчением перевела дух. На душе после этого посещения было на редкость гадко.
Вернувшись в свою комнату, Марина с радостным изумлением увидела, что Сергей по-прежнему держит Ксюшку в своих сильных, несколько неуклюжих руках, покачивает ее и нежно, вполголоса, гудит ей что-то абсолютно немузыкальное и бессмысленное, а Ксюшка, явно до ужаса довольная, улыбается и, кажется, даже строит ему глазки, на свой какой-то, младенческий манер.
– Какая она славная у тебя! – сказал Сергей, оборачиваясь на Маринины шаги. – Ужас до чего на племяшку мою похожа, двоюродной сестры дочку. Ох надо бы тебя с ними со всеми познакомить когда-нибудь! А что с этой Викой случилось-то? Что вы все, как только о ней речь заходит, сразу какие-то не такие делаетесь?
– А она умерла. Чуть ли не в тот самый день, когда вы с ней разговаривали.
14
Мягкий сумрак окутывал Маринину комнату. Луна, сделавшаяся за этот год для Марины чем-то вроде подружки, вовсю светила в окно. Марина сидела на постели, не раздеваясь, с нежностью глядя на лежащего поверх одеяла обнаженного Сергея. Они долго разговаривали, Марина не помнит сейчас даже о чем, и Сергей еще во время этого разговора начал раздеваться, явно надеясь, что Марина последует его примеру: кажется, именно после Марининых слов «Пора уже, спать!» он и начал расстегивать рубашку и теперь чувствовал себя чрезвычайно глупо.
– Ты что, стесняешься меня? – спросил он.
Помолчав, Марина кивнула.
– Из-за этого, – она показала на живот.
– Глупая! Я же люблю тебя! – воскликнул Сергей смеясь. – И не скажу даже, что я этого не замечаю, нет, дело не в этом: просто это же ведь прекрасно, потому что это ты.
– Правда? – Маринины глаза засияли.
– Ну конечно! – Сергей привлек ее к себе и начал расстегивать пуговки сарафана. – Столько мучила меня! Дурочка моя дорогая! Иди ко мне, как же я без тебя стосковался! Думал, уж не оживу! Благослови ее Бог, эту Вику, пусть ей земля будет пухом!
– Не вспоминай об этом сейчас, не надо! – попросила Марина, закрывая глаза и вся как бы растворяясь в его руках.
Раздев, Сергей усадил Марину верхом на себя. Старая кровать громко заскрипела.
– Сюда никто не придет? – пробормотал сквозь стиснутые зубы Сергей. – Мы с тобой так ужасно шумим!
– Нет, никто! – успокоила его Марина и тут же вскрикнула, не в силах дальше сдерживаться. – А-ай! – И снова: – А-ай!
– Тише! – умолял Сергей. – Услышит же кто-нибудь!
– И пусть! – Маринино смуглое лицо еще больше потемнело от пота. – И пускай! И вообще, здесь стены толстые, и ни прямо подо мной, ни справа, ни слева никто сейчас не живет, и я все равно не могу тише, даже если бы хотела! – И Марина опять закричала. На самом деле она была уверена, что эти крики слышит и слушает сейчас весь Крольчатник. Во всяком случае, Марина надеялась, что это так. Ей хотелось, чтобы все вокруг знали, как ей сейчас хорошо, чтобы каждый, таким образом, был причастен к ее, Марининой, радости.
В три часа утра они почувствовали зверский голод. Сна не было ни в одном глазу.
– Поесть бы чего-нибудь! – пробормотал Сергей слабым голосом, делая судорожную попытку приподняться.
– Лежи, я сейчас что-нибудь придумаю.
Марина встала и накинула на себя халат. На лестнице было темно. Ощупью находя ступеньки, Марина медленно спустилась в кухню, включила свет и обнаружила на столе две большие кружки остывшего чая и примерно треть большого сладкого пирога. В тарелке с пирогом лежала записка: «От неизвестного доброжелателя». Марина прочитала и улыбнулась. Денис, небось, писал. А пирог пекла, наверное, Женя. Или, может быть, Маша? Марина представила себе, как они сидели тут вместе, слушали ее доносящиеся сверху крики, и почувствовала, что уши ее снова заливаются краской. «Ну и что? – фыркнула Марина сама на себя. – Я так и хотела!»
Марина поставила тарелку и чашки на поднос, выключила в кухне свет и не спеша пустилась в обратный путь. Достигнув второго этажа, Марина остановилась. Интересно, как там дела у Валерьяна? Балансируя подносом, Марина на цыпочках дошла до Валерьяновой двери, толкнула ее, заглянула в комнату и облегченно вздохнула. На залитой тусклым лунным светом постели на подушке рядом с Валерьяновой головой Марина увидела голову Жени. Они оба спали. Марина прислушалась к их сонному, ровному дыханию, заглушаемому звонким тиканьем Валерьянова будильника, осторожно затворила дверь и вернулась к Сергею.
Поев, Сергей слегка приободрился.
– Слушай! – вспомнил он. – Я ж тебе так ничего и не отдал! Ни Аниного письма, ни бандероли из Мексики!
– Не казнись! – сказала Марина. – Нам обоим было не до того.
– Нет, погоди, как же так? Вдруг там что-нибудь важное? – И Сергей полез в рюкзачок, с которым приехал в Крольчатник.
Анино письмо оказалось довольно длинным. Она писала, что Патрик, приехав в Москву, раскрылся вдруг перед ней совсем с неожиданной стороны. Оказалось, он, еще учась в средней школе, сошелся довольно близко с жившими недалеко от него хиппи, и
