Когда пробудились поля. Чинары моих воспоминаний. Рассказы - Кришан Чандар
Вода, вода!..
Ее не было нигде — ни в деревне, ни на соляной горе. Только на противоположной горе, чье сердце осталось верным любви, бил сладкий ключ. И еще в речке Кхель. Но вода ее пропадала каждые полгода, а пришел день, когда она исчезла навсегда. Только синие камни ее дна, сухой песок да унылые шаги женщин вдоль прежнего берега отмечали былой ее путь. Но это уже не дни моего детства, это годы моей юности.
Где-то далеко-далеко от нашей деревни раджа Акбар Алихан, владелец большого поместья, вопреки воле моих односельчан изменил течение реки. Он направил ее в свое поместье, а нашу долину и соседние земли превратил в сухую, бесплодную пустыню. И тогда все, кто жил по берегам речки, застонали, словно дети, осиротевшие после смерти матери. Да, речка Кхель умерла. Умерла и ее вода. А нам осталась лишь горькая память.
Я помню, как мои односельчане вместе с крестьянами других деревень подали жалобу властям. Они протестовали против самоуправства раджи и просили вернуть им уведенную речку. Ведь река, рассуждали они, — это хозяйка дома. Река дарит нам воду, она работает в поле, делает чистым белье, смывает грязь с наших тел. Наши деревни без воды — как дом без хозяйки. Крестьяне считали даже, что отвести воду — это все равно что украсть невинность их родной дочери. В этом случае они бы так же горевали, так же хмурились…
Но раджа Акбар Али-хан был самым богатым землевладельцем Чаквальской илаки. Чиновники были с ним заодно. Да и подряд на разработку соляных копей принадлежал ему. Крестьяне не получили обратно своей реки. К тому же многие из них лишились работы. Ведь они были виновны в том, что осмелились требовать возвращения украденной воды.
Помню, в тот день отец прибежал домой сам не свой. Хватаясь за голову, он все время повторял:
— Прости, боже! Прости, боже! Какая ошибка! Если бы не милость Аллаха, раджа-сахиб и меня вышвырнул бы. Да уведи теперь раджа-джи не то что воду — дочь родную, я и тогда не стал бы жаловаться!
И правда, вода в нашей деревне ценилась так же высоко, как честь девушки. Вода, приносящая жизнь, вода, текущая кровью в наших жилах, вода, которой не хватало, чтобы вымыть лицо, выстирать рубаху, вода, от недостатка которой мы обовшивели, тела наши покрылись густым липким потом, а душа коркой соли, — такая вода дороже золота и красивее девушки.
Да что тут говорить — спросите-ка лучше о цене воды у наших крестьян. Всю жизнь они ссорились из-за нее. Однажды, например, повздорили Сайдан, жена Сардар-хана, и Айшан, жена Аюб-хана. А ведь они были подругами — дома их стояли рядом, целыми днями женщины были неразлучны, вместе ходили по воду. Ключ далеко, тропинка одна; набрав по очереди воды и поставив друг другу кувшины на голову, возвращались они потихоньку домой, судача о деревенских делах. Кто знает, что случилось в тот злополучный день — торопились ли они обе или что другое было причиной вспыхнувшей ссоры, только одна из них сказала:
— Сначала я наберу воды!
— Нет, я! — ответила другая.
Наверное, это случилось потому, что, когда пересохла речка, остался только один ключ с пресной водой, и приходилось ходить очень далеко — за три коса. Женщины затемно выходили с кувшинами. Их ожидала длинная очередь у ключа. Тоненькая струйка воды не могла наполнить кувшин и за полчаса…
Так или иначе, поссорились женщины из-за воды. Они расцарапали друг другу лица, разбили кувшины, разорвали платья. Уже стемнело, когда они вернулись домой. Сайдан пожаловалась Сардар-хану, Айшан — Аюб-хану. Не помня себя от гнева, выбежали мужья с топорами в руках и, прежде чем люди успели вмешаться, зарубили друг друга. Так похоронили мы в один день двух соседей сразу. И много еще других могил на нашем кладбище породила нехватка воды.
Это убийство, связанное с единственным ключом у западной горы, произошло в дни моей юности. Позже там появился новый источник. Удивительная его история стоит того, чтобы о ней вспомнить.
В Потхохаре был страшный голод: все реки, каналы и колодцы нашей илаки иссякли от жары и засухи. Только в ключах горных расселин, куда не добирался палящий солнечный зной, оставалось немного воды. Наши женщины отправлялись за водой в два часа ночи. У ключа выстраивался длинный ряд кувшинов — ряд пустых кувшинов, из которых, казалось, рвался вопль изнывавших от жажды детей.
Богатые люди потеряли тогда всякий стыд, забыли бога. Сущим шайтаном показал себя сборщик налогов Малик-хан. Сговорившись с начальником полиции Афзалом Али, он выставил стражу у ключа. Затем вместе с начальником района Гуламом Али они скупили всю землю вокруг источника. Днем и ночью возводилась ограда по краям купленного участка. Наконец вода была заперта на замок. Теперь никто не смел брать ее без разрешения: источник принадлежал Малик-хану. А он обложил налогом каждый кувшин воды. Один кувшин — один ана, два кувшина — два ана.
Вой пронесся по деревне. Но полиция и власти были на стороне Малик-хана, закон был тоже за него. Вода также принадлежала ему.
Тогда вся деревня — парни, старики и дети — пришли к моему отцу.
— Дядя Худабахш, спаси нас, беда пришла!
— Что же я могу сделать? — спросил отец, разводя руками.
Седобородый старик Хаким-хан сказал:
— Помнится, это ты, Худабахш, отыскал пресный ключ, который отобрал у нас Малик-хан. Окажи милость, найди другой ключ! Ведь должна же быть хоть где-нибудь на этой горе пресная вода, живая вода. Худабахш! Ты самый мудрый среди нас, подумай же получше, выручи народ! Мы с тобой, что бы ни случилось… Может и помереть придется…. Ну а вот деревня, вся деревня… Воды, воды!..
Мой отец присел на скамеечку, помянул Аллаха и отправился в путь. Вся деревня потянулась за ним. Взобрались на гору, начали искать воду. А ведь найти ее труднее, чем Фархаду было гору своротить[42], это я понял в тот день.
Словно блуждающий огонек, скитается вода в складках наших гор. Сегодня она здесь, завтра там. Вода — бродяга, вода — чужеземка, вода — лукавое, непостоянное существо. Верить ее любви нельзя. Она улетучивается, как слабый аромат в палящий зной. В нашей илаке Потхохар женщины верны и стыдливы, а вода — изменница, вода — бесстыдница, непоседа. Никогда не принадлежит она одному, никогда
