Александр Герцен - Том 1. Произведения 1829-1841 годов
Дошедший до нас прозаический отрывок имеет авторскую дату: «1838 г. Владимир-на-Клязьме». Эта дата была сохранена Герценом, поскольку во вступлении говорится об отрывке «из тогда написанных сцен».
«Лициний», по свидетельству самого Герцена, в письме к Кетчеру от 4 октября, был задуман как первая часть «фантазии» в стихах, которая в целом должна была называться «Палингенезия». Палингенезия (возрождение) – термин, который по-своему использовали сен-симонисты, заимствовав его из книги Балланша «Essais de palingénésie sociale».
Комментируемый прозаический отрывок явно тяготеет к проблематике герценовского творчества начала 40-х годов. Сам Лициннй – рефлектирующий интеллигент 30-х годов, прообраз Бельтова и уже образ «лишнего человека». Соотношение между «рефлексией» (этим термином постоянно пользуется Белинский) и условиями николаевского режима особенно отчетливо сформулировано Герценом в знаменитой записи «Дневника» 1842 года, неоднократно цитировавшейся по аналогии с «Думой» Лермонтова: «Поймут ли, оценят ли грядущие люди весь ужас, всю трагическую сторону нашего существования? <…> Была ли такая эпоха для какой-либо страны? Рим в последние века существования, и то нет <…>». Это – тема «Лициния». В сохранившемся отрывке есть место, текстуально предвосхищавшее знаменитые строки «Дневника»: «Лициний: Наконец-то ты увидел весь ужас настоящего<…> Во все времена, от троглодитов до прошлого поколения, можно было что-нибудь делать. Теперь делать нечего <…> Счастливые потомки, вы не поймете наших страданий, не поймете, что нет тягостнее работы, нет злейшего страдания, как ничего не делать! Душно!» Едва ли можно сомневаться, что Герцен имел в виду самую животрепещущую современность, судьбы поколения 30-х годов. Герцен не прошел мимо трагической темы жажды общественного дела при сознании его невозможности в условиях последекабристской реакции. Тема эта у Герцена нашла свое завершение в образе Бельтова. В то же время сам Герцен преодолевает коллизию вынужденного бездействия, преодолевает ее как революционер и демократ. Это преодоление отразилось уже в его философских работах начала 40-х годов, в частности в высказываниях по вопросу о деянии и «одействотворении» («Дилетантизм в пауке» и проч.). Собеседник Лициния Мевий – «классик со всем реализмом древнего мира» – протестует против идеалистического дуализма, против попыток отделить «дух от тела». Герцен подчеркивает ограниченность мировоззрения Мевия; и все же в суждениях Мевия до некоторой степени отразилось направление философской мысли Герцена на рубеже 40-х годов.
«Драматические опыты» – «Из римских сцен» и «Вильям Пен» – первые произведения Герцена, подымающие столь важную в его творчестве тему философии истории. В наброске «Из римских сцен» философия истории Герцена имеет еще непосредственную связь с воззрениями сенсимонистов. К ним восходит понимание раннего христианства как религии демократической и понимание исторического процесса как смерти и рождения новых миров (это и есть «палингенезия»). Идея борьбы двух миров и неизбежной победы нового мира над старым проходит через все творчество Герцена, и он до конца продолжает пользоваться аналогией: разлагающийся императорский Рим и современный ему капиталистический строй, новый христианско-варварский мир и грядущее царство социализма. Но философия истории зрелого Герцена освобождается, разумеется, от сен-симонистских воздействий, становится самобытной. Характерно, что уже в наброске «Из римских сцен» Герцен в одном существенном вопросе резко отклоняется от сен-симонистского понимания исторического процесса; он вносит в это понимание элемент революционности. Вымышленных героев своих «римских сцен» Герцен связал с историческими событиями, с подготовлявшимся в 65 г. н. э. свержением Нерона. Герцен сам подчеркивал, что, изображая заговор Пизона, он следовал за Тацитом. У Тацита Герцен заимствовал факты, а также характеры исторических лиц, но истолковал все это по-своему. Тацит – представитель старой республиканской аристократии, смирившейся перед императорской властью, – понимал обреченность аристократического заговора и критически изобразил его участников, начиная от прожигателя жизни и честолюбца Пизона, который сам мечтает занять место Нерона, и это отразилось на замысле Герцена. Но в то же время Тацит с величайшим высокомерием относится к римской «черни», не говоря уже о рабах, тогда как произведение Герцена проникнуто демократическим сочувствием к угнетенным. Заимствуя у Тацита факты, характеризующие ненависть народных масс к патрициям, основанную на этой ненависти популярность Нерона и т. д., Герцен полностью эти факты переосмысляет. В «тацитовскую» оболочку юный Герцен вложил волновавшие его в 30-х годах социалистические, демократические и революционные идеи. Принятие революции, отличавшее ранних русских утопистов от западных, запечатлено в «римских сценах» образом Рема, символом угнетенного, ограбленного народа.
Клепсидра – метафорическое обозначение времени, по названию часов (водяных) в древней Греции.
…на скалах сидят страшные Мемноны… – В древнегреческих мифах повествуется о том, что после того, как Ахиллес убил прославленного героя Мемнона, спутники его, вследствие своей великой печали, превратились в птиц Memnones, которые каждый год прилетали на могилу героя, чтобы оплакивать его, и бились между собой. Птицы Memnones были изображены на воздвигнутых в Фивах двух колоссальных статуях, связанных с культом Мемнона.
Cloaca maxima – самый большой из подземных сточных каналов Древнего Рима (от Форума в Тибр).
Орикс – разновидность антилопы.
Нус – термин древнегреческой философии (букв. знач. «ум»); введен Анаксагором для обозначения первоначальной движущей силы всего существующего. Стр.189…хорошо написал он в их пользу, не хуже, как за Архия-поэта. – Цицерон выступил в суде с речью в защиту греческого поэта Архия, обвинявшегося в незаконном присвоении прав римского гражданства.
Логос – в древнегреческой философии разум, мысль, слово. Логос-профорикос – высказанное, произнесенное слово.
Латиклава – украшенная пурпуром туника, которую носили римские сенаторы.
…закон, начертанный на досках… – Имеется в виду древнейший свод римских законов, известный под названием «XII таблиц».
Forum Apii – город по дороге из Рима в Брундизий.
Вильям Пен*
Печатается по ЛII, стр. 276–326, где впервые было опубликовано полностью. Отрывки напечатаны в «Русск. богатстве», 1912, № 3. Лемке напечатал «Вильяма Пена» по копии, снятой Пыпиным с рукописи, полученной, вероятно, от Кетчера. Ни подлинник Герцена, ни копия Пыпина в настоящее время неизвестны (см. комментарий к повести «Елена». Текст «Вильяма Пена» дошел до нас не полностью (см. в разделе «Другие редакции» напечатанное Герценом в 1862 г. «Scenario двух драматических опытов», содержащее краткое изложение «Вильяма Пена»). Отсутствуют последняя сцена (в Пенсильвании) и финал. Кроме того, по свидетельству Пыпина (ЛII, 315), в рукописи недоставало шести страниц (сцена V). В нумерации сцен в подлиннике или в копии допущена ошибка: после «сцены IV» вновь следует «сцена IV». Исправление этой очевидной ошибки приводит к расхождению с нумерацией сцен, которую Герцен даст в «Scenario двух драматических опытов» 1862 г. Однако, восстанавливая «Вильяма Пена» через двадцать лет по памяти, Герцен легко мог ошибиться (о возможности ошибок и пропусков Герцен сам говорит в последнем абзаце своего «Scenario»). В подлиннике, как видно из публикации Лемке, имелись две надписи Герцена: 1) В самом начале рукописи: «Дано на 10 марта, ибо 11 делается… Я решительно сожгу этот неудавшийся опыт». 2) В самом конце рукописи: «Сие писание не апробовано бароном Упсальским». Следует отметить, что Герцен плохо владел стихом. В «Вильяме Пене» мы сплошь и рядом встречаемся с нарушением размера (пятистопного ямба).
Над «Вильямом Пеном» Герцен работал во Владимире весной и летом 1839 г., что явствует из его писем 1839 г. к Огареву и к Витбергу. Эти же письма свидетельствуют о том, что замысел «Вильяма Пена» Герцен тесно связывал с замыслом «Лициния». В упомянутом выше «Scenario» Герцен писал: «в них ясно виден остаток религиозного воззрения и путь, которым оно переработывалось не в мистицизм, а в революцию, в социализм» (стр. 337). В «Вильяме Пене», в оболочке «религиозного воззрения» выступает острая социальная проблематика. Исторический сюжет должен был сделать эту проблематику более приемлемой для цензуры.
Герцен сам впоследствии признавал, что о квакерстве он имел в 30-х годах самое смутное представление. Не говоря уже об идеализации Вильяма Пена, Герцен весьма неточно изобразил и фактическую сторону биографии основателя Пенсильвании, квакерской колонии в Америке, ставшей после войны за независимость одним из северо-американских штатов. В «Scenario» Герцен писал: «В моем очерке должно искать другую правду, не историческую; в Шиллеровом Дон-Карлосе так же трудно найти Дон-Карлоса испанских летописей, как в моем бледном Вильяме Пене хитрого квакера, описанного (с пристрастием, может, в другую сторону) Маколеем». Под «другой правдой» Герцен подразумевает социалистические идеи, которыми проникнуты его драматические сцены. Квакерство для него здесь не более чем псевдоним утопического социализма. В письме к Витбергу от 18 апреля 1839 г. Герцен говорит, что в «Вильяме Пене» изображено квакерство как «религия социальная, прогрессивная». По поводу сцены семейного суда над Вильямом Пеном Герцен в «Scenario» заметил: «Вильям является не подсудимым, а судьей и обличителем (процесс сен-симонистов в 1832 году был еще жив в памяти в <18>38)».
