Крольчатник - Ольга Владимировна Фикс
– Ага! – Марина радостно кивнула и побежала наверх, за ребенком.
Когда они раздевались, Марина обратила внимание на множество белых полосок, исчерчивающих Машин живот. Кожа на них чуть сморщилась, а сами они в темноте как бы слегка светились.
– Что это? – спросила Марина наивно.
– Боевые шрамы, – пошутила Маша. – Ну растяжки. После беременности. А у тебя что, ни одной разве еще нету?
Вдвоем они внимательно обследовали Маринин живот. Обнаружили-таки на нем три растяжки – одну с правой стороны и две слева.
– Три – это еще ничего, – утешила Маша, заметив, что Марина не на шутку расстроилась. – Поглядела бы ты, что у нашей Ольги на животе творится! – Потом Маша помолчала и добавила, как бы про себя: – А вот у Алены, между прочим, нету ни одной! Нет, что уж тут ни говори, но раз уж везет человеку в жизни… – Она не договорила.
11
Утро было ясное-ясное, небеса васильково-синие, точно только что выстиранные. Нигде ни тучки, ни облачка.
Володя и Валерьян дружно, в две лопаты, очищали от снега двор. Денис, распахнув настежь свою дверь-окно, расхаживал по крыше, двигаясь свободно, как по земле, и сбрасывал оттуда наземь тяжелые зеленовато-серые, слежавшиеся за зиму грязные глыбы льда. Достигнув земли, глыбы с шумом раскалывались на мелкие и крупные части, которые тут же начинали таять под беспощадным весенним солнышком. Воздух был свежий и сладкий, и Марине, которая, стоя на крыльце, вдыхала его полной грудью, казалось, что она не дышит, а пьет.
Пролетел низко-низко самолет и умчался куда-то в неизвестную даль. Никита проводил его завистливым взглядом своих пронзительно-синих глаз.
– Марина, а ты летала когда-нибудь на самолете?
– Кажется, да, – не слишком уверенно ответила Марина. Вроде бы из Мексики ни на чем другом сюда не доберешься.
– Марина, а расскажи мне, как там, в самолете?
– Не знаю, Никитушка, откуда мне знать?
– А говоришь, летала!
– Да не помню я, Никит, ничего! Я тогда маленькая была совсем, понимаешь? Меньше, чем ты сейчас. Даже меньше Соньки и Ванечки!
– Как твоя Ксюша?
– Ну, может, побольше немножечко.
– Ну сколько тебе тогда было лет?
– Никита, отстань! Говорю тебе: ничего не помню!
Никита махнул рукой, громко загудел, подражая мотору, сбежал с крыльца и начал, раскинув руки, носиться по двору.
– Кит! – прогремело с крыши. – Тебе сколько раз говорить: не бегай тут! Опасно здесь сейчас, понимаешь? Не дай бог, отскочит кусочек льда и как шмякнет тебя по черепушке!
Никита засмеялся и убежал.
– Ну все! – проговорил Валерьян, отбрасывая в сторону очередную порцию талого снега и втыкая лопату в сугроб. – Пойду собираться, а то не успею на электричку. – Он огляделся. – Хорошо тут как! Кто б знал, как не хочется в Москву ехать!
– Ну и не езди! – сказала ему Марина.
– Да я бы и не поехал, не будь у меня сегодня в Некрасовке вечера.
– Вечер? У тебя? – Марина уже успела почти забыть, что Валерьян – поэт. Он здесь почти никогда ничего не читал, ни Марине, ни кому-либо еще, практически не упоминал свое творчество в разговоре. Однажды он сказал Марине, что поэзия – болезненное порождение людского ума и нуждаются в ней только больные люди, поневоле живущие в местах, чрезвычайно вредных для человеческого здоровья, а здесь, в Крольчатнике, жизнь нормальная и здоровая, поэтому никто здесь не испытывает потребности в стихах. «К тому же, – добавил Валерьян, уже откровенно рисуясь, – я всегда, переступив здешний порог, все свои стихи сразу же забываю».
Сначала Марина частенько ловила себя на том, что скучает без Валерьяновых стихов, чего-то ей без них вроде бы недостает. А потом она про них забыла. В конце концов, в ее распоряжении была целая библиотека. Не сошелся же свет клином на одном Валерьяне, есть же на свете, слава богу, и другие поэты!
Слова Валерьяна о сегодняшнем вечере наполнили Маринино сердце тихой грустью о невозвратно ушедшем времени, когда она была еще девочкой, школьницей, жила дома с мамой и папой, ожидала возвращения из Америки Ани, когда все у нее было просто и ясно. И ведь это было еще так недавно! А будто вечность прошла с тех пор.
– Валька, ты еще помнишь, как мы познакомились?
– А? – Валерьян с трудом отвлекся от собственных мыслей. – Да, что-то такое припоминаю. Ты была одета во что-то до ужаса стильное и размалевана, как дорогая кукла. Я подумал, тебе лет двадцать пять. Простить себе не могу, что связался тогда с малолеткой.
– Зачем же ты пригласил меня к себе, если я тебе не понравилась?
– Я пригласил? По-моему, ты сама навязалась! – однако, заметив, что Марина уже не на шутку сердится, он сразу сбавил тон. – Мышь, ты что, в самом деле? Я же шучу! Ты разве шуток не понимаешь?
– Хороши шутки! – фыркнула Марина, но, не выдержав, все-таки рассмеялась. – Скотина ты все-таки, Валька! У меня такое настроение было, а ты!..
На крыльце показалась Ольга. Она, как обычно, первым делом огляделась вокруг, нашла взглядом Дениса и успокоенно улыбнулась. Потом Ольга обернулась к Валерьяну:
– Валь, ты можешь выполнить одну мою просьбу?
– Смотря какую.
– Привези мне, пожалуйста, из Москвы Арчи!
– Чего? – в один голос переспросили Марина и Валерьян.
– Ну крысу мою так зовут! Арчи, а полностью – Арчибальд.
– Так что же он у тебя, не крыса, а крыс? – поразилась Марина.
– Ну да, а ты что, не знала, что ли? У крыс ведь это сразу заметно, такое хозяйство из-под хвоста свисает!
– Ну вот еще, стану я какой-то крысе под хвост заглядывать!
– Да там и заглядывать не надо, издалека все ясно! Ну так что, Валька, привезешь?
– Не уверен. Сама понимаешь, вечер ведь может поздно закончиться. – Однако, заметив, что Ольга расстроилась, Валерьян смягчился. – Да где хоть она у тебя, у кого сейчас живет?
– Да ведь она же у Вики осталась! Вы меня тогда так скрутили сразу, я ничего забрать не успела! Ни Арчи, ни вещей, которые там со мной были.
– У Вики? – Валерьян задумался. – Тогда, пожалуй, привезу. Вообще-то, я Вику уже давно не видел.
– Вот-вот! – подхватил Денис, свешиваясь над ними с крыши. – И я о ней тоже давно уже ничего не знаю. Что-то мне за нее тревожно! Сны даже стали нехорошие сниться.
– Илья говорит, что все сны, и даже самые плохие, надо истолковывать к лучшему, – припомнила Марина.
– Да? – Денис скосил на нее глаза. Вид его небрежно свесившейся с такой высоты фигуры вызвал у Марины приступ тошноты. Она отвернулась. – Илья так говорит? Ну ему
