Максим Горький - Том 2. Рассказы, стихи 1895-1896
«Что всё это значит? — думал он. — Если я не нравлюсь ей внешне и не интересен с внутренней стороны — что же влекло её ко мне? Новое лицо и — только?»
Он верил в её тяготение к нему и снова думал, что имеет дело с кокетством, ловко скрытым под маской наивности и простодушия.
«Быть может, она считает меня глупым… и надеется, что я поумнею…»
— А тётя права — дождь будет! — сказала Варенька, глядя вдаль, — смотрите, какая туча!.. И становится душно, как всегда перед грозой…
— Это неприятно… — сказал Ипполит. — Нужно воротиться и предупредить сестру…
— Зачем же?
— Чтоб до дождя возвратиться домой…
— Кто вас отпустит? Нужно переждать здесь.
— А если дождь затянется до ночи?
— Ночевать у нас… — категорически сказала Варенька.
— Нет, это неудобно… — протестовал Ипполит.
— Господи! Разве уж так трудно провести одну ночь неудобно?
— Я не свои удобства имею в виду…
— А о других не беспокойтесь — всякий умеет сам о себе заботиться.
Они спорили и шли вперёд, а встречу им по небу быстро ползла тёмная туча, и уже где-то далеко глухо ворчал гром. Тяжёлая духота разливалась в воздухе, точно надвигавшаяся туча, сгущая зной дня, гнала его пред собой. В жадном ожидании освежающей влаги листья на деревьях замерли.
— Воротимтесь? — предложил Ипполит.
— Да, душно… Как я не люблю время пред чем-нибудь- пред грозой, пред праздниками. Сама гроза или праздники — хорошо, но ожидать — скучно. Вот если б всё делалось сразу… ложишься спать — зима, мороз; проснёшься — весна, цветы, солнце… Или — солнце сияет, и вдруг тьма, гром и ливень.
— Может быть, вы хотите, чтоб и человек изменялся также вдруг и неожиданно? — усмехаясь, спросил Ипполит.
— Человек всегда должен быть интересен… — сказала она.
— Да — что же значит быть интересным? — с досадой воскликнул Полканов.
— Это трудно сказать… Я думаю, что люди были бы все интересны, если бы они были… живее… да, живее! Больше бы смеялись, пели, играли… были бы более смелыми, сильными… даже дерзкими… даже грубыми.
Он внимательно слушал и спрашивал себя: «Это она рекомендует мне программу желательных отношений к ней?..»
— Быстроты нет в людях… а нужно, чтобы всё делалось быстро, для того, чтобы жилось интересно…
— Может быть, вы и правы… — тихо заметил Ипполит. — Конечно, не. совсем правы…
— Да не отговаривайтесь! — засмеялась она. — Как это не совсем? Или уж совсем, или не права… или хорошая, или дурная… или красивая, или урод… вот как надо рассуждать! А то говорят: порядочная, миленькая — это просто из трусости так говорят… боятся правды потому что?
— Ну, знаете, с одним этим делением на два вы уж чересчур многих обидите!
— Чем это?
— Несправедливостью…
— Вот далась человеку эта справедливость! Точно в ней вся жизнь и без неё никак не обойдёшься. А кому она нужна?
Она восклицала с сердцем и капризно, а глаза у неё то и дело щурились и метали искры.
— Всем людям, Варвара Васильевна! Всем, от мужика до вас… — внушительно сказал Ипполит, наблюдая её волнение и стараясь объяснить его себе.
— Мне никакой справедливости не нужно! — решительно отвергла она и даже сделала движение рукой, точно отталкивая от себя что-то. — А понадобится — я сама себе найду её. Чего вы всегда о всех людях беспокоитесь? И… просто вы говорите это для того, чтоб злить меня… потому что вы сегодня важный, надутый…
— Я? Злить вас? Зачем же? — изумился Ипполит.
— Почему я знаю? Скуки ради, должно быть… Но — лучше бросьте! Я и без вас, — ух, как заряжена! Меня из-за женихов целую неделю кормили разными рацеями… обливали ядом… и грязными подозрениями… благодарю вас!
Её глаза вспыхивали фосфорическим блеском, ноздри вздрагивали, и вся она трепетала от волнения, вдруг охватившего её. Ипполит с туманом в глазах стал горячо оправдываться пред нею.
— Я не хотел злить вас…
Но в этот момент над ними гулко грянул гром — точно захохотал кто-то чудовищно огромный и грубо добродушный. Оглушённые, они вздрогнули, остановились на миг, но сейчас же быстро пошли к дому. Листва дрожала на деревьях, и тень падала на землю от тучи, расстилавшейся по небу бархатным пологом.
— Как мы, однако, заспорились, — сказала Варенька на ходу. — Я и не заметила, как она подкралась.
На крыльце дома стояли Елизавета Сергеевна и тётя Лучицкая в большой соломенной шляпе на голове, — шляпа придавала ей сходство с подсолнухом.
— Будет страшная гроза, — объявила она своим внушительным басом прямо в лицо Полканову, точно считала своей обязанностью уверить его в приближении грозы. Потом она сказала: — Полковник уснул… — И исчезла.
— Как это тебе нравится? — спросила Елизавета Сергеевна, кивком головы указывая на небо. — Пожалуй, нам придётся ночевать здесь.
— Если мы никого не стесним.
— Вот человек! — воскликнула Варенька, смотря на него с удивлением и чуть ли не с жалостью. — Всё боится стеснить, быть несправедливым… ах, ты господи! Ну и скучно же вам, должно быть, жить, всегда в удилах! А по-моему — хочется вам стеснить — стесните, хочется быть несправедливым — будьте!..
— А бог — сам разберёт, кто прав… — перебила её Елизавета Сергеевна, улыбаясь ей с сознанием своего превосходства. — Я думаю, нужно спрятаться под крышу — а вы?
— Мы будем здесь смотреть грозу — да? — обратилась девушка к Полканову.
Он изъявил ей своё согласие поклоном.
— Ну, я не охотница до грандиозных явлений природы — если они могут вызвать лихорадку или насморк. К тому же можно наслаждаться грозой и сквозь стекло окна… аи!
Сверкнула молния; разорванная ею тьма вздрогнула и, на миг открыв поглощённое ею, вновь слилась. Секунды две царила подавляющая тишина, потом, как выстрел, грохнул гром, и его раскаты понеслись над домом. Откуда-то бешено рванулся ветер, подхватил пыль и сор с земли, и всё, поднятое им, закружилось, столбом поднимаясь кверху. Летели соломинки, бумажки, листья; стрижи с испуганным писком пронизывали воздух, глухо шумела листва деревьев, на железо крыши дома сыпалась пыль, рождая гулкий шорох.
Варенька смотрела на эту игру бури из-за косяка двери, а Ипполит, морщась от пыли, стоял сзади её. Крыльцо представляло собою коробку, в которой было темно, но, когда вспыхивали молнии, стройная фигура девушки освещалась голубоватым призрачным светом.
— Смотрите, смотрите! — вскрикивала Варенька, когда молния рвала тучу. — Видели? Туча точно улыбается — не правда ли? Это очень похоже на улыбку… есть такие люди, угрюмые и молчаливые… молчит, молчит такой человек и вдруг улыбнётся — глаза загорятся, зубы сверкнут…
По крыше барабанили тяжёлые, крупные капли, сначала редко, потом всё чаще, наконец с каким-то воющим гулом.
— Уйдёмте, — сказал Ипполит, — вас замочит!
Ему было неловко стоять так близко к ней в этой тесной темноте, неловко и приятно. И он думал, глядя на её шею:
«Что, если я поцелую её?»
Сверкнула молния, озарив полнеба, и при блеске её Ипполит увидал, что Варенька с восклицанием восторга взмахнула руками и стоит, откинувшись назад, точно подставляя свою грудь молниям. Он схватил её сзади за талию и, почти положив свою голову на плечо ей, спросил её, задыхаясь:
— Что, что с вами?
— Да ничего! — воскликнула она с досадой, освобождаясь из его рук гибким и сильным движением корпуса. — Боже мой, как вы пугаетесь! А ещё мужчина!
— Я испугался за вас, — глухо сказал он, отступая в угол.
Прикосновение к ней точно обожгло его руки и наполнило грудь его неукротимым огнём желания обнять её до боли крепко. Он терял самообладание, ему хотелось сойти с крыльца и стать под дождь, там, где крупные капли хлестали по деревьям, как бичи.
— Я иду в комнаты, — сказал он.
— Идёмте, — недовольно согласилась Варенька и, бесшумно скользнув мимо него, вошла в двери.
— Хо-хо-хо! — встретил их полковник. — Что? По распоряжению командующего стихиями арестованы впредь до отмены приказа? Хо-хо-хо!
— Ужасный гром, — совершенно серьёзно сообщила тётя Лучицкая, пристально рассматривая бледное лицо гостя.
— Вот не люблю этих безумств в природе! — говорила Елизавета Сергеевна с гримасой пренебрежения на холодном лице. — Грозы, вьюги, — к чему эта бесполезная трата такой массы энергии?
Ипполит, подавляя своё волнение, едва нашёл в себе силы спокойно спросить сестру:
— Как ты думаешь, надолго это?
— На всю ночь, — ответила ему Маргарита Родионовна.
— Уж вы отсюда не вырветесь! — со смехом заявила Варенька.
Полканов вздрогнул, чувствуя что-то фатальное в её смехе.
— Да, придётся ночевать, — заявила Елизавета Сергеевна. — Ночью мы не проедем Камовым перелеском, не изуродовав экипажа…
