снарк снарк. Книга 2. Снег Энцелада - Эдуард Николаевич Веркин
Но, к облечению, мы направились не к бане, а к теплице.
— Вот! — Надежда Денисовна откинула дверцу парника. — Я вам сейчас покажу эту аллергию…
Я не без трепета заглянул.
— Это, между прочим, огурцы, — пояснила Надежда Денисовна. — Еще три дня назад они были зеленые!
Парник был заполнен пожелтевшей рыжей ботвой и миниатюрными сморщенными огурчиками. Воняло гнилью.
— Вы видите?
— Моя бабушка говорила, что это от космонавтов, — глупо сказал я. — Озоновый слой как решето…
— Это радон. Раньше он только на кладбище был, а теперь по всему городу. В подвале уже ничего нельзя хранить…
— Надежда Денисовна, это не радон, — сказал я. — Радон на растения никак не влияет, это у вас обычная плесень. У моей бабушки такое же случалось, огурцы гнили…
— Он и раньше сочился!
Надежда Денисовна вошла в парник и принялась обрывать ботву.
— Это мы думали, что плесень, а он тут везде накапливался, накапливался… — приговаривала она. — Зинка и Сватов себе давно участки в Польше купили, а мы тут, мы тут дохнем, у всех то онкология, то туберкулез, то зубы выпадают, дети болеют, а им все равно… И с сосудами проблемы, они как хрустальные становятся…
Надежда Денисовна увлеклась бранью и обиходом огурцов, про меня забыла, я хотел незаметно удалиться, но мать Аглаи позвала из парника.
— Виктор!
Я снова заглянул. Надежда Денисовна была несколько в ботве.
— Виктор, поговорите с Глашей, пожалуйста!
— Да, я поговорю… О чем?
— Убедите ее отсюда уехать, — попросила Надежда Денисовна. — Тут ничего для нее нет, более того, тут опасно.
— Мне кажется, она сама хочет отсюда уехать, — сказал я. — Она же на лето…
— Это она вам так рассказывает, что на лето, а на самом деле…
Надежда Денисовна погрузила руку в жухлые заросли и с сочным хрустом выдернула огурец. Почти зеленый, размером с мизинец.
— На самом деле она собралась присматривать за мной. Я у нее, видите ли, больная.
Надежда Денисовна откусила от огурца.
— Дрянь… — она выплюнула. — Горечь, тьфу… У всех огурцы сгорели. Понимаете, Виктор, у нас тут страшно. Население сократилось на треть, осталось восемь тысяч сто сорок семь жителей… официально. А сколько на самом деле, никто не знает! Глаше лучше уехать. Тут гниль.
— Может, и вам тогда? Уехать?
— Ну куда я поеду? — Надежда Денисовна махнула рукой. — Я всю жизнь в ЗАГСе проработала, мне на пенсию скоро, зачем мне ехать? Я не поеду. А она…
Надежда Денисовна обернулась на дом.
— Виктор, вы меня до аптеки не подвезете? — попросила она. — Меновазин закончился, подбросьте на Первомайскую, там хорошая аптека и недорогая, кстати…
— Да, конечно.
Я проводил Надежду Денисовну до машины, поехали на Первомайскую.
— Понимаете, Виктор, Глаша пережила довольно травматическое расставание…
На углу Садовой поперек дороги упала рябина, никто не торопился ее убирать, объезжали через канаву и успели проложить заметную колею.
— Она была замужем семь лет, — рассказывала Надежда Денисовна. — Сначала вроде жили, ребенка хотели, потом началось… вспоминать не хочется, форменный ад…
Надежда Денисовна неожиданно достала пачку сигарет и закурила.
— Разумеется, в такой ситуации человек стремится домой. Вот Глаша и побежала сюда. Я ее приняла, но… Вы понимаете, она рискует здесь застрять…
— Необязательно…
— Я боюсь, что ее может затянуть! — перебила Надежда Денисовна. — Глаша ведь… идеалистка…
Курила она быстро, за полминуты вытянула под фильтр. Аглая идеалистка, они так редко встречаются. Я сам, в сущности, идеалист, если бы я не был идеалистом, поехал бы в Лоо, но я тут.
— Хорошо, что библиотеку не закрыли, она отвлеклась немного… Но она завязнет, а тут нельзя, тут никак нельзя оставаться… Остановите!
Я затормозил. Не возле аптеки, возле синего дома.
— Глаша отчего-то вообразила, что я больна, — повторила Надежда Денисовна. — И что она должна за мной ухаживать… Но это не так, я вполне здорова.
Надежда Денисовна закурила вторую. В синем доме качнулись занавески.
— Да я привыкла, — сказала она. — Я здесь всю жизнь, но это, в принципе, не важно… я к чему это все веду… Аглая вас уважает!
— Да как сказать…
— Уважает-уважает, — Надежда Денисовна по-матерински положила руку мне на плечо. — Поверьте, она к вам прислушается, она вашу книжку семь раз перечитывала. Думаю, вы для нее авторитет. Это важно, Виктор.
— Хорошо, я попытаюсь ее убедить…
— Спасибо вам большое!
Надежда Денисовна неловко стряхнула пепел в машину.
— Понимаете, Виктор, ей необходимо сменить обстановку. Начать сначала, в сущности, она ведь еще очень молода.
— Согласен…
— Я слышала, у вас есть своя фирма?
С годами работницы ЗАГСов утрачивают застенчивость.
— Небольшая, — ответил я.
— Аглая толковая девочка, — сказала Надежда Денисовна. — Она знает английский, знает программы, водит машину. Любой фирме пригодится грамотный помощник.
В этом направлении я не думал, но вдруг понял, что идея не такая уж и нелепая. Помощница и в самом деле не помешает, Луценко доверять нельзя, кстати, надо ему позвонить. Опять же Черногория. Если я соберусь в Черногорию, помощница пригодится и там. Аглая толковая девушка, знает английский и английскую литературу, с ней есть о чем поговорить, можно снимать небольшой домик у моря, я буду готовить морепродукты, она свяжет сеть. Ну, или носки.
— Грамотный помощник — это хорошо, я с вами согласен… Но как преподнести самой Аглае? Она, по-моему, излишне щепетильна в таких вопросах…
— Вы, кажется, с Зинаидой хотели встретиться? — Надежда Денисовна выкинула окурок в окно.
— Да… Нам надо обсудить определенные вопросы.
— Я могу ей позвонить, — сказала Надежда Денисовна. — Она в последние недели никого не принимает, но я могу договориться. Зинка мне должна.
— Было бы отлично, — сказал я.
— Вот, Витя, и договорились.
И снова подержала за плечо.
— А про радон это все правда, — сказала она. — Это и в Интернете пишут, можешь посмотреть.
Надежда Денисовна вышла из машины.
— Аптека дальше, Надежда Денисовна…
— Да, я знаю. Спасибо, Виктор.
Надежда Денисовна направилась в сторону дома. Я свернул на улицу, возможно, Торфяную, или Многозапрудную, или имени Рицкого, кажется, она вела к бывшему рембыткомбинату. Или к лимонадному цеху, закрытому после пожара восемьдесят девятого года. Имени Рицкого была отсыпана толченым кирпичом и шифером, а кое-где и опилками, по опилкам я люблю ездить, по опилкам — почти как по песку. В конце улицы я повернул направо.
Эту часть города я не узнавал, хотя раньше здесь бывал. Здесь жила четвероюродная сестра бабушки, имя не помню, но она держала корову, и я
