Собрание сочинений. Том 3. 1994-1998 - Юрий Михайлович Поляков
Теплоход тихо отстал от причала. Пока они ужинали в еле заметно покачивающемся ресторане, огни города канули в черную воду – и только непотопляемая лунная дорожка, извиваясь и дробясь, стелилась за кормой.
Потом муж плескался в ванне, а Лиза лежала под душистой простынью и без особого трепета ждала его выхода, пытаясь из своего небольшого женского опыта сопрячь для первой брачной ночи что-нибудь сдержанно-нежное, как еще совсем недавно из нескольких старых нарядов она старалась составить нечто новенькое для вечера в клубе. Нельзя сказать, что она в те минуты не испытывала к мужу никакого влечения, но это был не порыв, а некое подневольное любопытство.
Он вошел – от его влажного разогретого тела поднимался легкий парок – и Лиза, впервые увидев эту клочковатую черную поросль дурно остриженного ризеншнауцера, сразу же почувствовала внутри себя, в том месте, где обычно теплится нежность, ноющую неприязнь к мужу. А его неестественно вздыбленная плоть (он, как потом выяснилось, сделал себе специальный укол) вызвала у нее только ужас. Первая ночь превратилась в мучительство, как, впрочем, и все последующие ночи вокруг Европы. Утром, умываясь, она неизменно находила в пластмассовом ведерке аккуратно завернутые в туалетную бумагу пустую, надломленную ампулу и одноразовый шприц.
– Ты болен? – спросила Лиза, когда он, отмучив в очередной раз ее и себя, курил в постели.
– Если усталость – это болезнь, то – да, болен, – ответил он обычным монотонным голосом.
– Может быть, пока ты не поправишься, нам надо быть осторожными?
– Не волнуйся. Детей у нас не будет…
– Ты совсем не можешь без этих ампул?
– Я не могу без тебя…
Когда они вернулись из свадебного путешествия, муж с головой ушел в бизнес, а она, уволясь из лицея, стала вести жизнь изнеженного домашнего животного, которого иногда выводят погулять в дорогие магазины и рестораны. Лиза, ненавидя себя, смотрела по телевизору все знойные сериалы, а потом по телефону они с матерью обсуждали какое-нибудь новое сумасбродство доньи Хуаниты или очередную выходку Мэнсона – только бы не говорить о другом, о главном. Иногда в гости к молодоженам захаживали компаньон мужа, молчаливый, урковатый парень, и его жена, вертлявая особа с мозгами, умещающимися на кончике языка.
Первое время муж пользовался теми же ампулами и еще какими-то таблетками, но потом врачи строго-настрого запретили, понадеявшись (как это все чаще делает медицина по мере своего развития) на природные ресурсы организма. Лизу даже пригласили на особую беседу. Вальяжный ухоженный сексопатолог, с мужским интересом оглядывая жену своего пациента, объяснял, какой она должна быть нежной и нетребовательной, чтобы сохранить и упрочить семью. Но это было совсем нетрудно: неприязнь поселилась в ней где-то рядом с желанием, они даже иногда как бы перетекали друг в друга, но чаще все-таки неприязнь вытесняла желание и холодно торжествовала.
6
Он посмотрел на Лизу из своего тоскливого далека и потянулся рукой за халатом. Ей вдруг стало жалко мужа, она остановила его руку и положила к себе на грудь, досадуя на предательскую гусиную кожу.
– А помнишь, как нам было хорошо тогда, в круизе? – вдруг мечтательно соврала она.
– Да?
– Ты был сильный и нежный!
– Да, припоминаю…
– А помнишь запах океана? Океан пах тобой! – Лиза почувствовала себя романтично-похотливой героиней знойного мексиканского сериала.
– И тобой, – ответил он.
Лизе показалось, что голос мужа стал другим – исчезла эта бесившая ее бесстрастность синхрониста и появилось что-то живое. И еще она вдруг почувствовала, как впервые за эти два года неистребимая ноющая неприязнь растворяется в теплой наплывающей нежности.
– Скажи, – спросила она, – о чем ты подумал, когда в первый раз… ну… когда мы стали вместе?
– «Когда мы стали вместе», – он как-то особенно произнес это неуклюжее словосочетание и, улыбаясь, повторил: – «Когда мы стали вместе», я подумал о том, что объятия любимой женщины отличаются от объятий нелюбимой, как небесный нектар от поддельной «Хванчкары»…
– А ты что – пробовал нектар? – совершенно серьезно спросила Лиза, в изумлении глядя на мужа, никогда не отличавшегося разговорчивостью, а тем более красноречием.
– Пробовал! – ответил он и привлек ее с порывистостью нетерпеливого и уверенного в себе любовника.
В это время зазвонил красный телефон.
Муж удивленно пожал плечами, резко отстранился от Лизы и, откинув крышечку микрофона, приставил аппарат к уху. Несколько секунд он слушал молча – и его лицо постепенно становилось желто-серым, как у ракового больного.
– Но ведь ты же говорил, что все предусмотрено! – Его голос снова сделался вялым и монотонным. – Как это ни одной царапины? А водитель? Понял… Стоп! Стоп, я сказал… Бесполезно… Он не простит, даже если мы на коленях будем перед ним ползать… Нет, от него не спрячешься…
Говоря все это, муж встал и, неловко перекладывая телефон из руки в руку, принялся надевать халат. Лиза внезапно поймала себя на том, что в его кустистой черной поросли, так ее всегда раздражавшей, есть даже какая-то возбуждающая трогательность. Смысл звонка до нее все еще не доходил: муж часто ругал по телефону своего компаньона, обещал даже как-то прогнать его.
– …Нет, этого я давно не боюсь, еще с Африки… – бесцветно говорил он в красную трубку. – Бумаги у меня в порядке. Осталось сжечь кое-какой мусор. Тебе тоже советую. Времени у нас в лучшем случае до вечера… Прощай!
Муж захлопнул крышечку телефона и, отражаясь в зеркалах, медленно пошел к двери. На пороге он обернулся и сказал очень тихо:
– Ничего не бойся – тебя никто не тронет. И постарайся, гусенок, хоть раз в жизни попробовать нектар!
7
Больше она никогда его не видела.
Комментарии
«Козленок в молоке»
Роман-эпиграмма
Роман написан в 1993–1995 годах. Впервые фрагмент романа был опубликован в еженедельнике «Собеседник» (1995, № 20). В интервью, предпосланном публикации, автор ответил на несколько вопросов корреспондентки Ольги Белан:
– …Ты всегда писал повести. И вдруг роман, да еще с таким странным названием – «Козленок в молоке». Объясни!
– Объясняю. Сел писать повесть, а вышел роман. Видимо, после сорока начинаются какие-то необратимые процессы в организме. А название происходит от ветхозаветного табу: «Не вари козленка в молоке матери его». Кажется, в последние годы мы нарушили это табу на всех уровнях нашей жизни. А если говорить шире, то роман мой о том, как из советских людей мы превратились в людей постсоветских со всеми вытекающими отсюда смешными и кошмарными последствиями.
– Но судя по отрывку, это роман о литературном мире?
– В известной степени. Эту среду я достаточно хорошо знаю. И проследить «кентавризацию» страны на этом социальном срезе мне было проще. Да и вина за случившееся с нашей страной прежде всего лежит на интеллигенции, творческой в том числе. Вообще, нашему народу, на мой взгляд, не повезло с интеллигенцией, особливо со столичной…
Фрагменты романа напечатали газеты «Труд» (1995, 1 сентября), «Завтра» (1995, № 44), «Российская газета» (1995, 5 октября), «Комсомольская правда» (1995, 1 октября), «Московский комсомолец» (1995, 11 октября) и др. С небольшими сокращениями роман вышел в журнале «Смена» (1995, № 11–12) и в «Роман-газете» (1996). Первое отдельное издание выпустило частное издательство А. Гурвича «Ковчег» в 1996 году.
Газета «Мир новостей» писала: «На презентации “Козленка”, состоявшейся в Писательском клубе, где, кстати, и разворачиваются события романа, товарищи по перу дали высокую оценку новому произведению, были даже лестные параллели с М. Булгаковым. Это в высшей степени удивительно, ибо роман – ехидная сатира именно на литературный мир и его обитателей…» (1996, 3 июля). «… Это событие, – писала о презентации романа “Правда”, – привлекло, казалось бы, непримиримых антагонистов… Что это – способность быть приятным и нашим и вашим? Или же подлинный талант, который нельзя не признать?.. На презентации автор горестно заметил, что как сатирик он, видимо, обречен быть в оппозиции любому правящему режиму» (Т. Морозова, «Обречен быть в оппозиции», 1996, 22 апреля). Об этом же событии писал «Московский комсомолец» в заметке «Козлята, козлы и козлища…» 23 апреля 1996 года.
Роман вызвал
