По ту сторону моря - Пол Линч
Тот молча смотрит на Боливара усталым взглядом.
Затем медленно улыбается.
На следующий день Эктор с победным воплем протыкает бамбуковой палочкой какую-то рыбу. Рыба шлепается на палубу, вся в желто-зеленых крапинках. Боливар хлопает в ладоши. Понятия не имею, что это. Какая-то разновидность макрели. Когда Эктор протыкает заостренной палочкой еще одну, Боливар говорит, надо подвесить, чтобы провялились.
Эктор оборачивается к фигурке Пресвятой Девы. В глазах загорается огонек.
Что такое надежда, думает Боливар, всего-то крошечный огонек. Ты подкармливаешь его то одним пустяком, то другим. Так и живем.
Я знаю про тебя только то, что ты – сын Папи. Ты никогда о себе не рассказываешь.
Эктор пожимает плечами. О чем тут рассказывать?
О чем-нибудь.
Я не знаю. Что я могу сказать, когда ты припер меня к стенке?
Расскажи о своей подружке. Какая она?
У меня в телефоне была ее фотография. В том, который ты выбросил в море.
Боливар разводит руками и пожимает плечами, то было тогда, а это сейчас.
Смотрит в свои раскрытые ладони.
Слушай, я просто спросил.
На лбу юнца прорезается морщинка.
Затем он начинает говорить.
Я не знаю, как отвечать на твои вопросы. Каждый день я наблюдаю за той частью себя, которая не есть я. Это та часть, которая находится здесь. Остальных частей меня здесь нет. Они остались там. Не знаю, как объяснить. Какая-то часть меня сейчас играет в футбол. Другая – с Лукрецией. Я держу ее за руку, и мы смотрим по телику какую-то глупость, из тех, что ей нравятся. Мыло какое-нибудь. Какая-то часть меня ругается с родителями. Сейчас, наверное, около девяти, а значит, я пью пиво в баре. Играю в настольный футбол и болтаю по-английски с серфером-гринго. Та часть меня, которая здесь, – ее нет. Она осталась там. Так что я не здесь. Но и того меня, что остался там, тоже нет. Сейчас я кто-то третий. Какой-то незнакомец. В каком-то смысле он все еще сын Папи и Мириам, брат Рафаэля и Джулии, а в каком-то уже нет. Одно не равно другому. Ты понимаешь, о чем я? Я и сам толком не понимаю. Не важно, как я к этому отношусь. Я просто не здесь и не там. Не то чтобы меня не было, но я и не тот, что был раньше. Ни то ни се. Так я это чувствую.
Боливар, мигая, глядит на Эктора.
Он честно пытается вникнуть в смысл его речей, но слова истончаются и расплываются. Пытается заглянуть в разум юнца, но видит только страдальчески обтянутые кожей кости вокруг глазниц.
Он принимается тереть голову кулаком.
* * *
Боливар кричит и, отбросив заостренную бамбуковую палочку, перегибается за борт. Он вытягивает из воды мокрую зеленую черепаху шириной с его грудную клетку. Черепаха смотрит на них из-под морщин, жестикулируя плавниками, словно хочет высказать что-то невыразимое. Боливар начинает орудовать ножом. Сливает кровь в чашку, разрезает плоть и обнаруживает, что желудок забит белыми пластиковыми гранулами. Достает органы и режет на порции. Поднимает вверх блестящую печень. Лицо Эктора искажает гримаса отвращения, он отворачивается и отказывается есть. Боливар кладет печень на кожух, режет соломкой, сует кусок в рот, жует. Издает стон. Это так вкусно, говорит он. Делает глоток крови, предлагает Эктору, но тот мотает головой. Вместо этого берет ломтик плоти с черепашьей лапы, жует. Перестает жевать, наклоняется, выплевывает на ладонь. Когда он поднимает голову, на щеках блестят слезы.
Я не могу есть свежатину.
Боливар забирает еду и долго смотрит на Эктора. Затем улыбается. Поднимает панцирь и примеряет как шляпу от солнца. Затем как зонтик. Потом уже Эктор берет панцирь и превращает его в литавровый барабан.
Наконец Боливар притворяется, что панцирь – большой телефонный аппарат.
Алло! Да. Надеюсь, вы сможете меня соединить. Хочу заказать ящик пива и спасательную лодку. Да, в течение часа. Благодарю.
Это час, когда мир исчезает. Боливар смотрит до тех пор, пока смотреть становится не на что. Тогда он закрывает глаза. Видит себя в баре у Габриэлы. Он стоит и болтает с Розой и Анхелем. Остальные слушают. С губы свисает косяк. Струйка дыма проникает в легкие. Он видит, как машет руками, что-то объясняя. Как показывает в сторону пляжа. Что бы ты ни делал, все бесполезно. Я всегда это знал, и все же… Все же ты – часть этого. Принадлежишь этому, как рыба принадлежит морю, а море – рыбе. Берет бокал холодного пива, полощет рот солодом, облизывает зубы. Протягивает руку, обнимает Розу за талию, и она льнет к нему всем телом. Есть океан. И есть ты. Но океан всегда есть, так заведено. Он открывает глаза. Чувствует, что Эктор таращится на него во тьме. Его грустное лицо. То, что придает форму твоему телу, и есть ты. Он пытается втолковать это Розе и Анхелю. Твою историю рассказывает тело. Посмотри на Эктора, и сразу все поймешь. Он изучает во тьме оттиск тела Эктора. Пытается почувствовать дух, живущий под кожей. Думает о том, какой Эктор рыбак. О духе, что воскресает у него внутри. О том, что не умерло и продолжает расти в его душе. Разумеется, до тебя ему далеко, Анхель, но шкура у него крепкая. Он не какое-нибудь вредное насекомое. Он – мой друг.
Дальний огонек в темном море. Проплывает корабль, недостижимый, мимо.
Солнце палит целыми днями, море – его наковальня. Эктор сидит в ящике и жует вяленое мясо черепахи. Рот смачивает водой. А когда заговаривает, голос почти неразличим.
Восемь дней осталось до Рождества.
Боливар мотает головой.
Я не могу в это поверить.
Потом добавляет, слушай, к тому времени нас спасут. Я точно знаю. Какое-нибудь судно. Вроде того, что проходило прошлой ночью.
Не уверен. Откуда ты можешь знать? Тут бесполезны любые знания.
Эктор вылезает из ящика и опускается на колени перед Пресвятой Девой. Заслонившись ладонью от сияния моря, Боливар изучает юношу. Обожженная кожа на плече стала бронзовой. Рана слезится, словно глаз.
Эктор наклоняется и сбрызгивает морской водой остатки черепашьей печени.
Затем оглядывается на Боливара.
Я бы не прочь поплавать.
И я бы не отказался.
Можно попробовать. Я хороший пловец. Просто не удаляться от лодки.
Не надо. Ты приманишь акул.
Черт побери. Вот возьму и прыгну.
Эктор с решительным видом хватается за борт.
Боливар бросается к нему, сжимает за локоть, но голос мягок.
Не надо, брат.
Боливар пытается удержать юношу силой взгляда, море шепчет, и что-то в юноше меняется у него на глазах, взгляд Эктора становится жестче.
Затем он кивает.
Убирает руки с планширя.
Ладно, говорит он, ладно.
Боливар улыбается.
Отметим Рождество здесь. Это будет роскошное празднество. Пропустим ночную трапезу и поедим при свете дня. Такое не забывается. Вот увидишь, ты будешь вспоминать об этом долгие годы.
Дождевая пелена медленно заполняет чашки. Сквозь сон Эктор слышит, как что-то стукнулось о борт. Вылезает из ящика, щурится в непроглядной дождевой тьме. Вступает в лунный свет, рассеянный по палубе панги. Видит, как что-то темное и округлое проплывает мимо. Хватается, зовет Боливара.
Вдвоем они затаскивают на борт что-то темное и мокрое. Боливар чертыхается – порезал палец. Он подносит палец ко рту и наслаждается вкусом крови.
Надеюсь, это был рыболовный крючок, говорит он.
Им приходится ждать до рассвета.
В рассветном мареве – огромная куча мусора. Старые сети и лески, выцветшие пластиковые бутылки и пакеты, сотни дохлых вонючих крабов. Эктор роется в мусоре и вытягивает спутанные колготки и полинявшее тело куклы без головы. Боливар начинает ворошить обломки. Местами видно, как море с бесконечным терпением слепляет одно с другим, медленно трудится, пока вещи не становятся одним целым.
Эктор лучезарно улыбается. Это Божий дар, говорит он Боливару.
День уходит на разрезание и распутывание сети. Боливар неуклюже ворочает толстыми пальцами. Фыркает, вскакивает. У тебя лучше выходит, говорит он. Эктор не поднимает глаз. Сидит, не мигая и слегка подавшись вперед.
