История кота Соломона и Элен, которой было непросто - Шейла Джеффрис
– Я в порядке, – вздохнула она и подняла усталое лицо с натянутой улыбкой. – Я рада, что он ушел.
– А как Джонни?
– Джонни нормально. Верите или нет, он все это время спал.
– Он тебя обижал?
– Руки не распускал. Хотя угрожал убить нас обоих. Но он любит Джонни. Он его не тронет. Он винит во всем меня.
Элен начала утробно всхлипывать. Сью проводила ее в кресло, а я болтался рядом с поднятым хвостом, что было весьма некстати. Сью стала утешать Элен, а я кинулся наверх к Джессике.
Из-под кровати, где она растянулась, доносилось многоголосое мурлыканье. Все трое котят с аппетитом сосали, а их маленькие розовые лапки энергично взбивали воздух. Их головки были похожи на мокрые гладкие камушки, пустившие побеги в виде ушей. Полосатая и белая закончили есть и лежали, глядя на меня голубыми глазами и открывая рты с коротким жалобным «мяу». Им хотелось со мной поговорить.
Людям хорошо – они могут поплакать. Кошки не могут. Но в тот момент я чуть не заплакал от переполнявшей меня любви и отцовской гордости. Я теперь был папой, и котята нуждались во мне. Их надо было многому научить, и мне не терпелось расспросить их о мире духов, пока их воспоминания о нем были еще свежи. Мои прекрасные детки. Как эгоистично.
– Уйди, Соломон, – огрызнулась на меня Джессика. Но она была слишком рада, чтобы выглядеть злой. Она откинулась, прищурившись и мурлыча, получая удовольствие от кормления моих котят. Я вежливо удалился.
Дверь в комнату Джонни была открыта. Он спал, и настолько неподвижно, что казался сделанным из мрамора. Я сел у кроватки и замурлыкал, с радостью глядя на белое облако света, окружавшее спящего малыша. Оно было особенно густым в изголовье кроватки, и в этом концентрированном свете я увидел мерцание ангела, охранявшего Джонни.
Я снова покинул свое земное кошачье тело и увидел, куда привел Джонни его сон. Он играл на лугу, держа за ниточку синий шарик, а в траве вокруг него вспыхивали похожие на цветы искорки света. С ним был славный круглолицый старик с чуткими руками и лучистыми глазами, они искрились при виде Джонни, который со смехом бежал ему навстречу. Джонни выглядел совсем не таким серьезным и озабоченным, каким был в обычной жизни. Во сне он был беззаботным и лучезарным.
Элен нашла меня спящим в кроватке рядом с Джонни.
– Тебе сюда нельзя, Соломон, – сказала она и аккуратно вынула меня оттуда. Она не смогла разозлиться на меня, потому что я сразу прижался к ней, мурлыча и пристально глядя в глаза. – Милый Соломон, – Элен посадила меня на подоконник, и мы стояли, восхищаясь картиной вечернего двора, наполненного коралловым светом и бормотанием соек. С полей доносился запах свежескошенного сена, на востоке вставала летняя луна. – Ты появился у нас ровно год назад, Соломон. С днем рождения! – сказала Элен, и слезы ручьем потекли по ее щекам, и без того красным.
Я хотел сказать ей, как сильно люблю этот солнечный дом, и поблагодарить за то, что приютила меня. Согретые солнцем камни и мягкая трава, вишневое деревце, добрые прохожие, которые гладили меня. Кошачья дверца и замечательная лестница, полная ароматного дыма кухня, мои любимые укромные уголки. И главное, любимое кресло с желтой подушкой. Я хотел сказать, как грустно, что Джо расколошматил очередную дверь и разбил много посуды. Но дома все равно было хорошо. Он был построен на старом кукурузном поле, и кукурузный дух все еще витал в его стенах. В доме были любящая Элен и играющий Джонни, а теперь и мои чудесные котята мурлыкали наверху. Что бы ни делал Джо, дома всегда будет хорошо. Я живу тут уже вторую жизнь, и это мой дом.
От этих мыслей я замурлыкал еще громче, встречая с Элен закат. Жаль, что она не могла о них узнать, но я понимал человеческую речь, и ее слова глубоко потрясли меня.
– Наш дом придется продать, Соломон. Мы уезжаем, – всхлипнула она. – И я даже не знаю, сможем ли мы взять тебя с собой.
Глава четвертая. Прощай, дом
Я не хотел сидеть в ужасной кошачьей переноске вместе с Джессикой. Джо взял ее за шкирку, сунул внутрь и захлопнул дверцу, прежде чем она успела попятиться и вылезти. Джессика умела ловко пятиться задом. Теперь она была в клетке. Она развернулась и в замешательстве глядела на нас, в ее прекрасных глазах застыло отчаяние. Я подсел к переноске и поцеловал ее через твердые железные прутья, пытаясь успокоить, но она не хотела успокаиваться. Она была напугана и убита горем. Трое ее замечательных котят уехали вчера в той же переноске, а когда Джо вернулся, переноска была пуста.
– Ты ведь отвез их в приют, правда? – спросила Элен.
– А куда же еще. Ты меня за кого держишь? – со злостью ответил Джо. Он был в паршивом настроении, рухнул на диван, обхватив голову руками. «Отстань от меня, а? И так тяжело терять наш дом, а тут еще ты начинаешь…»
Я глянул на него скептически. Я чувствовал, что он врет. Что он сделал с нашими котятами? Я не мог отделаться от ощущения, что полосато-белая, моя любимица, где-то плачет и зовет меня.
Мы не понимали, что происходит. Весь день мы сидели на заборе и смотрели, как два человека выносят из дома мебель.
Элен позвала меня и взяла на руки, когда эти двое возились с тяжелым старым пианино. Она прикоснулась к инструменту перед тем, как его погрузили в кузов.
– Это пианино купила мне мама, – сказала она. – Оно такое красивое. Ужасно грустно терять его вот так. У меня просто сердце разрывается.
Я уткнулся головой в ее шею, пытаясь дать понять, как хорошо я помню эти наполненные музыкой волшебные часы, когда я сидел наверху того самого пианино и наслаждался потоком звуков, вылетавших из-под пальчиков Элен, и вдохновенным выражением ее лица. Она была окутана музыкой, дышала ею. «Она так талантлива, – говорила ее мама, – но попроси ее сыграть для кого-нибудь, и она откажется! Играет только для своего кота».
Пианино, диван, толстый ковер и наше любимое кресло погрузили в кузов, и вскоре наш чудесный дом опустел. Мы с Джессикой пробрались внутрь, на цыпочках прошли по пустым комнатам и поднялись по лестнице, где мы так весело играли. Мы шли с опущенными хвостами и округлившимися от страха глазами.
Элен подбежала к грузовику и схватила с одного из кресел желтую бархатную подушку. «Ее сшила моя мама, – яростно бросила она грузчикам. – Вы ее не получите. Можете арестовать меня, если хотите».
Она вздернула подбородок и сверкнула глазами, на что
