Трое - Георгий Иванов Марков
Он запевает.
Неоформившийся, полумужской, полуюношеский голос. Ничего, что он не помнит слов песни. Так будто? Нет, не то! Сойдет! Хорошая песня! Почему это он так громко распелся? Ведь его могут заметить. Все равно! Пошлют на гауптвахту? Пусть! Опять сбился… Это уже, вроде, другая песня. Валяй, что получится!
— Какое небо! — снова восклицает он посреди песни, и в ту же минуту кто-то отнимает у него небо.
Тонкие, немного загрубевшие, исцарапанные жестью пальцы закрывают ему глаза. Он обхватывает мягкие запястья рук и легко отводит их в стороны. На голубом фоне неба — лицо Данче.
Как подходит цвет этих коричневых, бархатных глаз к небу! А еще говорят, что коричневый и голубой цвета негармоничны. Все, что красиво — гармонично.
— Ты чего это расшумелся, глупенький!
Право, удивительны женщины, когда они еще и матери.
Сашо приподымается и обнимает ее.
— Зачем ты прыгал по траве? — спрашивает она.
Такие упреки принимаются поцелуями.
— Гонялся за кузнечиком, — отвечает он. Ему хочется всем поделиться с нею.
— Один кузнечик гнался за другим, — говорит она с милым снисхождением и качает головой.
— Один кузнечик поцеловал другого! — в восхищении от удачных слов Сашо притягивает ее к себе.
— Нет! — Она закрывает ладонью его губы. — Не… здесь!
Он встает, а она остается в его ногах. Солдат расправляет плечи, нагибается и берет ее на руки. Несет в глубь леска.
Данче слабеет. Она не чувствует тяжести своего тела. Ей кажется будто она на качелях, легких, очень легких качелях. Данче видит красивое лицо, солнечные глаза, свисающие пряди волос…
«Знать ничего не хочу…» — И она припадает к его щеке, не закрывая глаз…
Нет ничего пленительнее взаимности, бескорыстной взаимности двух отдавшихся друг другу сердец.
В наш век, век соображений и оговорок, это — одно из исключений.
Женщина хочет жить. У нее есть очаг, муж, ребенок? Но мало этого! Ей не хватает!
Это потому, что она распущена, да? Не правда ли, товарищ редактор? Ведь так, товарищ читатель?
Не спешите! Я вас озадачу. Она ударница, лучшая работница в цехе, лучшая из лучших! У нее законченное среднее техническое образование, и ее часто можно видеть в библиотеке. Машина, на которой она работает, великолепно поддерживается, она лучше всех ухаживает за ребенком, а ее жилище может служить примером!
Тогда в чем дело?
Мы, которые во имя прогресса разрушаем все старое, в таких случаях ссылаемся только на традицию. Долой любовь! Да здравствуют моральные устои!
— Я гулящая? — на счастливые глаза ложится тень.
Может, он ей ответит.
Нет. Такой сложный вопрос не по его уму.
— Ты чудесная! — ласкает он ее.
Молодая женщина краснеет. И вдруг приходят новые мысли… Зачем искать оправдания? Виновна ли, нет ли — не все ли равно! Разве это имеет какое-нибудь отношение к их любви? Важно другое — то, что произошло и что действительно было прекрасно.
— А знаешь… я это в первый раз! — со смущением и счастьем признается она. И целует его, но уже совсем по-другому. Губы ее совсем слегка касаются его лица, и их легкое прикосновение передает какое-то новое, обжигающее чувство.
Сашо восхищенно смотрит на Данче. Разве она не самая красивая из всех, каких он знал.
Ей хочется сказать ему что-нибудь приятное… необыкновенно приятное. Что у нее в жизни самое приятное? Золотой свет. Да, да, золотой свет! Он принес с собой эту любовь.
Снилось ли ей? Или только так… представлялось. Почти каждый вечер, как закроешь глаза, пробуешь представить что-то. Все равно, усталая или нет. Она свыклась с этим, как привыкают к алкоголю, к табаку. Конечно, думалось только о хорошем. Если ты не находишь этого в действительности, можно найти в мечтах. Иногда и этого достаточно.
Лежа с полусомкнутыми глазами, Данче ждала. Придет ли золотой свет? Если нет, просто старалась уснуть…
Впервые она увидела этот свет много лет назад. Когда была маленькой девочкой. Однажды она бегала вокруг дома за черным котенком. Котенок, играя, побежал к пригорку, Данче за ним. Так оба оказались наверху, и там девочка в первый раз увидела золотой свет. Ее маленькое сердечко забилось сильно-сильно, а душонка наполнилась неведомой, ликующей радостью. Девочка забыла про котенка, но навсегда запомнила ато золотое сияние. Сев на пригорок, она смотрела на все вокруг восторженными глазами.
Нет, оно не шло прямо от солнца. Это шло отовсюду, со всех уголков необозримого простора — волшебное золотистое сияние, несущее миру радость и счастье. Его излучали и веселая светлая зелень лугов, и маленькие островки орешника, и расплывчатые массивы гор, и река. Его излучали земля и небо.
Золотой свет! — так назвала его девочка.
Потом, через много лет, она открыла, что золотой свет излучают еще и музыка, и поэзия, и все красивое. И не раз еще золотой свет заставлял биться ее сердце, вселяя в душу радость… Придет ли это сегодня вечером?
Томительные минуты ожидания, она дышит медленнее…
Вот, кажется… Белый домик у пригорка… Орешник… Вот, вот и он… Золотые волны начинают трепетать подле нее… Что они принесут ей сегодня?..
Звенят рассыпавшиеся монеты.
Все сразу исчезает. Данче открывает глаза…
Тусклый свет настольной лампы приближает предметы друг к другу — и просторная комната будто превращается в маленькую душную коробку…
Что еще?
Что может увидеть молодая женщина в плотной тени, за спиной мужа?
Вот он сидит, согнувшись над столом: узкие плечи, тонкая женская шея, маленькая мышиная голова, которая только сопит и подстерегает.
Спина, которая вот уже целый час не шевельнется, только разве чтобы подобрать стотинки.
А еще?
Тиканье часов. Страшное, неумолимое, говорящее о приближении чего-то неизбежного, рокового. Сколько раз ей, неисправимой мечтательнице, думалось:
— Ну вот! Еще одна секунда пришла и ушла. И уже никогда больше не вернется. Она уходит все дальше и дальше… Прощай, моя секунда! Я прожила тебя за этой спиной!
Данче снова прикрывает глаза. В который раз? Золотой свет! Придет ли он снова?
— Нужно очень, очень захотеть. Надо очень попросить. И он придет!
Тихая, молчаливая мольба! Никакая молитва не отправлялась так настоятельно!
И снова милые золотые волны…
Среди них улыбающееся мужское лицо. Худощавое, но одухотворенное, благородное… И самое главное — рот. Самая живая часть лица. А эти сияющие глаза, словно золотой свет превратился в эти глаза. И острый подбородок…
На этот раз это не вымышленный человек, а часовой у заводских ворот — Сашо. Как она его не замечала раньше. Разве отличишь одного солдата из тысячи? Теперь, да!..
Что-то белеется. Это рубашка
