Лисьи байки: современные рассказы - Олег Савощик
Толпа становилась больше: элегантные мужчины опирались на трости и курили папиросы, женщины прятались в тени широкополых шляп, медная кожа угрюмых работяг блестела от пота. Полицейских тоже прибавилось, они неспешно прогуливались среди людей с присущей их службе невозмутимостью.
Из рядов зевак вышла девушка и направилась к забору. Железные звенья в ее руках гремели с каждым шагом всё громче. Она подошла к Лизе и перекинула через ее цепь свою.
– Простите, барыня. Христом Богом прошу, простите дуру малодушную… – шептала Аксинья, пока возилась с замком.
Елизавет Васильевна слабо улыбнулась и взяла ее за руку. Чужое тепло придало сил, выпрямило осанку. Мимо шныряли прокурорские работники, отводили взгляд, делали вид, что не замечают прикованных девушек, не видят сцепленных ладоней прислуги и хозяйки.
А потом пошли остальные. Совсем молоденькие, со светлыми, полными жизни лицами, и женщины постарше, с поникшими от вечных тягот плечами, с поблекшим взором. Они молча подходили к забору, привязывали себя цепями и веревками, кто-то даже умудрился найти кандалы. Экипаж привез статную даму в платье оливкового цвета. С каждым поворотом головы в ее ушах вспыхивали звездочки бриллиантов. Она неспешно прошлась вдоль ограды и, поравнявшись с Елизаветой Васильевной, кивнула, будто старой подруге. Женщина двинулась дальше, к другому концу забора, а по пятам за ней следовал лакей с цепью в руках.
– Найдется тут местечко? – Совсем рядом грохнуло железо.
–Вы? —Лиза решила, что глаза ее обманывают, слишком в голову напекло.
– Да не пугайтесь вы так, не шутки ради. – Миша пристроился у свободных прутьев, крепко сжал вторую руку.
– Но отчего же?
– Тут вот какая штука, Елизавета Васильевна. Крепко в голове засел наш последний разговор, мочи нет. Скажем, убедили вы меня.
Она всмотрелась в прищур лукавых глаз.
– Ладно, раскусили! Дело не только в этом. Шурин, чертяка такой, рассказал, что вы снова к нему ходили. И какие бумаги носили, тоже рассказал. Барышев хороший писатель, но мы забыли, что он еще и человек. Христос принял на себя грехи людские, а человеку всего-то и надо, чтобы ответить за свои, – Миша помолчал, потом добавил серьезно. – Вы смелая женщина, Елизавета Васильевна.
– Виделись ли вы с Пашей? – спросила Лиза тихо.
Мужчина чесал бороду, не торопясь с ответом. Аксинья отвернулась, сделала вид, что не услышала вопроса.
– Так виделись? Ну не мучайте хоть вы меня…
– Он уехал, – отрезал Михаил. – Не знаю, куда. Сказал, что далеко. Где лапы позора его не достанут, где он снова сможет творить и издаваться. Где всего добьется сам, пробьет дорогу своим талантом. Не знаю, есть ли место такое в России-матушке. Право слово, не знаю. Мне жалко вашего супруга, Елизавета Васильевна, по-дружески, сердечно жалко. Я помню его мечтателем и творцом, а не трусом. С другой стороны, я бы желал врезать ему при встрече, да по первое число!
Лиза невольно прикусила разбитую губу, из-под запекшейся корки по подбородку сбежала теплая капля. Усталость брала свое, тело налилось слабостью, и если бы девушку не придерживали с обеих сторон, то болтаться ей на цепи, как безвольной кукле.
Лиза ожидала увидеть Марию Покровскую раньше, но та пришла, лишь когда у забора почти не осталось свободного места.
– Совсем не удивлена. – Женщина обвела присутствующих взглядом и обратилась к Мише: – Нас называют женским движением, но в наших рядах немало мужчин различного положения и влияния в обществе. Очень показательно!
– Вас, между тем, здесь не было, – Лиза говорила медленно, в страдающее по воде горло будто напихали колючек. – И где хваленая помощь ваших равноправок?
– Оглянитесь, милая! – Покровская не смутилась. – Разве узнали бы все эти люди о вашей небольшой затее? Газетам настрого запретили об этом печатать, но у нас свои методы. Вы сделали смелый шаг, Елизавета Васильевна, я горда вами! И все-таки пора заканчивать. Надеюсь, этим людям не хватило глупости глотать ключи?
Прекратить? Сейчас? Лиза не ожидала такого услышать.
– Как? – только и выдавила она.
– С чего бы? – возмутились Аксинья.
– Барышев мертв. – Мария посмотрела на недоумевающие лица и повторила: – Убит.
– Как это понимать? – спросил Михаил.
– Об этом уже на всех углах пишут, молодой человек. Сегодня некий Иван пришел в дом к Петру Сергеичу и начал выпытывать о событиях давних лет. Подробности мне неизвестны, но тот мужчина жил с бывшей наборщицей Барышева, Полиной. Возможно, вы встречались, Елизавета Васильевна? Уж не знаю, с чего он начал копать, может, она проговорилась, может, слухи дошли, ими сейчас весь город с вашей руки полнится. Повторюсь, мне неведомо, о чем был тот разговор, но по итогу господина писателя забили насмерть.
Лиза вспомнила рыжебородого, его угрюмый взгляд… Цепь словно затянулась сильнее, в глазах потемнело.
– Нет, не так… Не такого правосудия я хотела!
– А получили то, что имеем, – Покровская говорила все с тем же назиданием. – Сейчас вам надо заканчивать, нечего пинать мертвую собаку. Можно бороться с человеком, даже с его именем, но борьбу с его наследием не поймут. Он умер от рук преступника. Не хватало еще, чтобы записали в мученики.
Аксинья фыркнула.
“Это всё. Это всё, теперь всё”, – крутилось в голове.
– Это всё?
– Вы мне скажите, Елизавета Васильевна. Домашняя прислуга считается шестью десятками тысяч в одном только Петербурге, а между тем законом еще ничего не сделано для ее защиты. Можно в самом деле сказать – не про нее закон писан! А сколько жен страдает от невежества и тирании своих мужей и своих отцов, одному Богу известно. Бороться с этой несправедливостью, несомненно, правильно и нужно. Но, скажу вам, как врач, симптомы еще не болезнь.
Покровская повышала голос, чтобы ее слышало как можно больше прикованных девушек. И даже толпа за ее спиной, казалось, стала тише.
– В прошлую нашу встречу я напугала вас словами о дворце. Но император наш – неглупый мужчина и не борется с мирными демонстрациями. Права нужно брать, но чтобы их взять, не обязательно устраивать бойню; мы – женщины, и можем позволить себе действовать умнее. Мы не хотим нарушать законы. Мы хотим их писать! И я спрашиваю вас, дорогая, хорошая моя Лизавета Васильевна. Найдете ли вы силы пойти дальше?
Лиза молчала. Прислушивалась к себе, что осталось в ней после этой истории, кроме колючего, нестерпимого холода.
– Это путь будет окроплен горькими слезами. Вашими слезами, Лиза, – Миша говорил спокойно. Не отговаривал, но констатировал. – Вас не поймут, от вас отвернутся. Вы можете потерять всякое положение. Хорошенько подумайте, молю!
Лиза думала и прислушивалась к холоду. Перед глазами плыли лица изнасилованных служанок, она слышала стук печатающей
