Марианская впадина - Ясмин Шрайбер
Я заплакала. Уже достижение, потому что после твоих похорон и до этого момента – в чужой комнате старого незнакомого человека – я еще не плакала. А как человеку плакать, если внутри у него лишь Ничто? А сейчас вырывалось наружу целое море, порой бушующее в моих ушах. Я вытерла глаза, и мне вспомнилось еще кое-что. Я снова повернулась к комоду, взяла канюка и повернула его клювом к стене. От его стеклянных глаз мне было не по себе. Потом я легла на коричневый кожаный диван, стоявший почти в центре комнаты напротив двери. Оттого, что я туда-сюда ворочалась, кожаное покрытие дивана скрипело. Я укрылась и, лежа на спине, уставилась в потолок. Выключить свет я забыла, но вставать еще раз не хотелось, и я просто закрыла глаза.
9720
– Кот умер.
Я открыла глаза, и от яркого света минуту моргала и щурилась.
– Что? В чем дело? – пробормотала я, пытаясь сориентироваться. Наконец я вспомнила: кладбище, урна, ты.
Я села, потерла руками глаза. Передо мной стоял Гельмут. Он, похоже, переоделся. Волосы на голове уже не торчали, а были приглажены и зафиксированы гелем на усеянной старческими пятнами коже головы.
– Гонсалес там лежит. Так зовут кота, – сказал он и вышел из комнаты.
Я встала, еще не совсем проснувшись, и побрела вслед за ним на кухню. Он стоял перед открытой дверью на террасу и смотрел вниз, под ноги. Я подошла ближе и, опустив взгляд, увидела кота. Он был определенно мертв.
Лапы у кота были пятнистые, шерсть на голове реденькая, вокруг ушек светились прогалины. Видимо, этот мини-хищник достиг преклонных лет. На тонкой шее виднелся кожаный ошейник с колокольчиком, который, вероятно, служил предупреждением для певчих птиц о гибельном приближении кота.
Гельмут стоял, подперев бока, и разглядывал эту неприятность. Гадливо ткнул кота носком коричневой клетчатой тапочки. Трупик сдвинулся при этом с таким шаркающим звуком, что у меня мурашки по спине пробежали. Гельмут бросил взгляд на ввалившиеся глаза кота и отправился назад в кухню.
– Опять непредвиденные обстоятельства, – пробурчал он и начал то открывать, то закрывать выдвижные ящики.
Я не могла понять, почему он был так зол. Я на его месте скорее горевала бы из-за того, что кот умер: он ведь его явно знал.
Тогда я еще не понимала – определенные вещи для Гельмута имели исключительную важность: вежливость и, прежде всего, порядок. Он считал чрезвычайно невежливым со стороны кота: выбрать именно его сад местом для того, чтобы почить, хотя жил он у других людей. До чего мы докатимся, если каждый будет умирать, где ему вздумается? Он сам никогда не поступил бы так необдуманно. Он, например, никогда не пришел бы в мою квартиру, чтобы лечь там на пол и просто умереть, свалив на меня все эти хлопоты. Коту же, в отличие от него, похоже, были чужды такт и приличие. Мог же он пройти подальше метров двадцать и там спокойно себе умереть, так ведь нет! Вместо этого он предпочел наделать неприятностей соседу, который и пальцем его никогда не тронул. По крайней мере, так Гельмут это воспринял.
Обиженный этой невероятной бестактностью, сопя, он еще раз вернулся к двери. Подвинул животное еще на пару сантиметров в сторону – твердое как доска. Он вздохнул – на этот раз громче и театральнее. Как будто его демонстративное недовольство могло заставить кота подняться и сказать: «О, простите великодушно! Умереть здесь было действительно крайне опрометчиво с моей стороны, так неловко. Я, разумеется, сейчас же перейду в сад моих хозяев, чтобы почить там, не нарушая правил приличия». Но кот со свойственным ему упрямством продолжал неподвижно лежать, доставляя Гельмуту неудобства и дальше.
Мне надо было в туалет, и я, оставив Гельмута наедине с трупиком, вышла в коридор. Там выяснилось, что осуществить свои намерения мне будет не так просто – я вернулась назад к хозяину дома.
– Гельмут.
– Да, – ответил он отрешенно, пытаясь завернуть окоченевшего кота в бумажное посудное полотенце. Окоченелые негнущиеся лапы осложняли ему задачу.
– В холле стоит огромная собака с морковкой в пасти и рычит на меня.
– А-а, это Джуди, она застряла.
– В каком смысле?
– Это моя собака, вчера она у соседей была.
– Ясно, а где она была сегодня утром?
– У соседей, я же говорю! Я ее только что забрал.
– Понятно… А сейчас она почему так странно там стоит?
– Она не может двигаться вперед: из-за морковки.
– Не может двигаться вперед?
– Да.
– Из-за морковки…
– Именно так.
Я непонимающе уставилась на