Сергей Лукницкий - Пари с начальником ОВИРа
И тут только я спросил:
- Мне удобно у тебя оставаться?
- Да, - просто сказала она, - я отправила мужу телеграмму.
Когда мы вошли в дом, они, как истинные французы, никак не могли друг дружке нарадоваться, а я оставался в коридоре.
Этой типично французской сцене, в которой не было упреков и хмурых бровей грозного мужа, предшествовала другая.
Когда мы входили в стеклянный подъезд дома, где жила Маргарита, прямо в подъезде на разложенных листах какой-то арабской газеты лежал человек. Маргарита спокойно перешагнула через него и пошла к лифту. Меня же он схватил за штанину.
- Не бойся, - сказала Маргарита, - это клошар.
- Кто? - удивился я, выдергивая ногу из крепких объятий.
- Что-то вроде бездомного, у нас их теперь называют бомжи.
Я посмотрел на импортного бомжа. На нем был костюмчик рублей за четыреста, галстук.
- Он официант в итальянском ресторане, приехал недавно, копит деньги, объяснила Маргарита, - экономит на ночлеге. Вот попомнишь мое слово: он через пару лет откроет кафе.
Я молчал, с интересом разглядывая будущего рантье.
Клошар понял, что его оставляют в покое, и, приветливо нам улыбнувшись, снова улегся на свои газеты.
За ужином мы вдоволь наговорились, особенно если учесть, что Даниэль ни слова не знал по-русски.
Но разве это может помешать доброму разговору?...
- Спать, - объявила Маргарита.
И я уснул в Париже.
30 августа
Более того, я проснулся в Париже!
Нарочно не выглядывал в окно. А вдруг до времени увижу Лувр, галерею Лафайет, гробницу Наполеона, крошечный пароходик "Бато Муш".
К этому всему надо тщательно готовиться, как готовишься к любому сну.
Я принял душ, побрился, привел себя в порядок, и после завтрака мы втроем вышли на улицу.
- Я на службу, - весело сказала Маргарита, обнимая меня, - а тебе Даниэль покажет город, правда, он не знает английского, но зато французский ты знаешь примерно так, как он - русский, поэтому договоритесь.
Мы оба кивнули со знанием дела, потому что текст был произнесен, как на официальном приеме, на двух языках. В шесть вечера, - это мы поняли без перевода, - мы пообедаем в ресторане "Гиппопотам-гриль", недалеко от "Опера".
И она укатила на своем "рено", а мы с Даниэлем забрались в его старенький "ситроен" и поплыли в сказку.
Вечером у нас было что рассказать Маргарите в "Гиппопотам-гриле" о дневных похождениях, а ей, вероятно, было интересно слушать наши рассказы в разных интерпретациях.
- Ты будешь писать очерк о Париже? - спросила меня Маргарита.
- Никогда, я буду писать о тебе, о клошарах, о проститутках, о магазинах и... о себе, о том, что мне трудно в цивилизованном мире, о том, что я не умею получать деньги в банке и позвонить по телефону, о том, что я удивляюсь, когда на просьбу подать кружку пива приносят карточку с тридцатью восьмью сортами, о том, что полуодетую певичку из метро не выводят с милицией, о том...
- И ты уже знаешь, с чего начнешь?
- Конечно, эту фразу я придумал еще в Москве.
- И какая же она, если не секрет?
- "В Лувре я забыл посмотреть Джоконду".
- Но на самом деле не забыл?
- Даниэль потащил меня к ней в первую очередь.
- А ты не будешь возражать, если путевые впечатления ты издашь и у нас тоже, или ты не хочешь?
- У вас это будут читать с сочувственной улыбкой, а мне бы этого не хотелось. Зато у нас - в какой-то степени как нескромное пособие. А почему ты спросила?
- Потому что завтра, если хочешь, я познакомлю тебя с издателем, с которым ты обговоришь условия контракта.
Это было непостижимо.
- И не думай, пожалуйста, что я очень о тебе забочусь. Я забочусь и о себе, и о своей семье. А редактор и переводчик здесь получает столько, сколько автор. Издательство издаст такую книгу месяца за три.
- И мне придется ехать сюда еще.
- Да, и с рукописью в конце осени. А хочешь, живи здесь, на аванс ты сможешь прожить эти три месяца в недорогом отеле... Ты уже, кстати, придумал для книги название?
- Нет, конечно, это для меня всегда пытка.
- Дарю, назови ее "Пуркуа па?". Что означает "А почему бы и нет?"
- Кассовое название.
Маргарита рассмеялась, перевела Даниэлю. И он улыбнулся.
- Что ж, поздравляю тебя с началом деловой жизни. У тебя выходили книги? Ах да, ты ведь мне подарил с детективами...
- Сейчас выходит четвертая.
- С собой привез все?
- Нет, одну. Постеснялся.
- Не стесняйся, надо уметь хорошо себя подать. - Я кивнул.
Так прошел вечер в кафе, названном именем моего любимого зверя.
Люблю гиппопотамов, они такие чистые, добрые и зеленые, что я просто балдею, на них глядя.
31 августа
Я проспал.
- Бонжур, мсье, сава? - спросил меня Даниэль.
- Мерси, сава бьен, - ответил я.
Говорю это не для того, чтобы обескуражить читателя знанием французских слов, а для того, чтобы передать диалог с Даниэлем.
Он, в свою очередь, по складам прочитал по бумажке:
- Марг-арит-аа ушлья на рабоооту, ми садимьсь завтракайт.
И мы сели завтракать.
Сегодня, как я помнил, нам предстояло заключить тройной договор с каким-то издательством на мою книгу, где Маргарита выступает как переводчик, Даниэль - редактор французского текста, а я - я, признаться, даже не знаю, кто я, ведь меня просили ничего не сочинять, а только записывать процесс адаптации русского во Франции, русского, который не знает языка, но готов ко всему.
Подробности подписания такого акта утомили меня самого, и я не вправе утомлять ими кого бы то ни было.
- Дело в шляпе, - сказал издатель, доставая из тумбы стола красное вино, - бордо, конечно. - У вас, кажется, с ним проблемы? - кивнул он на бутылку.
- Проблемы у нас с белым, - сострил я, и зря.
Только Маргарита поняла мою сугубо советскую остроту, остальным пришлось объяснять про горбачевский сухой закон..
После этого издатель снял телефонную трубку, что-то в нее сказал, и какая-то очаровательная девица принесла ему размалеванный цветными полосочками блокнот, оказавшийся впоследствии чековой книжкой. Издатель поставил несколько цифр, потом, подумал, дописал еще ноль и, подписав чек, оторвал и протянул бумажку мне.
Вот теперь я мог точно сказать, что пари с начальником ОВИРа я выиграл.
Я не просто получил фрондерские деньги, а заработал их, мне поверили, выписали аванс, и я буду писать книгу.
Я держал чек в руках и не знал, что с ним делать. В конце концов я вспомнил вычитанное в какой-то книжке: чек складывают пополам и кладут в бумажник. Но так как бумажника у меня не было, я положил его просто в карман.
На улицу мы вышли втроем.
- Слушай, а что мне делать с этим чеком? - спросил я Маргариту.
- А что хочешь, можешь положить деньги в банк, можешь взять с собой в Союз, насколько мне известно, на советской таможне надо предъявлять договор на книгу, стало быть, это гарантия, что ты деньги заработал законно. Впрочем, ты юрист, тебе виднее.
- Я как юрист могу сказать, что законны все способы моего зарабатывания здесь денег. Разве я не затратил силы на мытье посуды? Или не выкупил по французскому законодательству свое имя из несогласованной со мной рекламы? Даже уверен, что есть инструкция на этот счет. Впрочем, у нас в стране около полумиллиона подзаконных актов, и незнание их, по общему правилу, не освобождает от наказания за неисполнение.
Маргарита рассмеялась.
- Давай мне свой чек, я положу тебе деньги в банк.
Я протянул чек.
Мы зашли в какой-то офис, из которого я вышел с карточкой, запечатанной в целлофан.
- По кредитной карточке, - сказала Маргарита, - можешь получить деньги в автоматическом банке в любом населенном пункте Франции, и, по-моему, сейчас уже и во всей Европе. Западной, конечно.
Можно подумать, что еще осталась восточная.
Я недоверчиво посмотрел на кусочек картона.
- Это делается очень просто, - сказала Маргарита, - закладываешь ее в цель автоматического банка и нажимаешь кнопки шифра. Через несколько секунд получаешь свои деньги в той сумме, которую указал.
- Попробуем.
- Пожалуй, - согласилась Маргарита, - а потом пойдем в магазин покупать "видик".
Этого я от Маргариты не ожидал. Чтобы я - да покупал "видик"!
- Никогда, - запротестовал я, - пойдем лучше в ресторан.
Даниэль понял и добавил:
-Когда у человека появляются деньги, он становится экономным.
Даниэль был прав. Я действительно становился экономным, ибо впервые в жизни заработал те самые деньги, на которые можно купить то, о чем я давно мечтал: квартиру Ленина в Париже на улице Мари-Роз.
От нее полчаса ходьбы до Монмартра, а в ней так хорошо писать сатиру... И она крошечная, такая как моя в Москве.
После прекрасного ужина с омарами мы отправились за билетом в Москву.
Столь поспешное решение я принял потому, что пора было садиться за книгу. Я не люблю быть должником. Особенно столь гостеприимных и любезных французов, которые, кстати, хорошо умеют считать деньги.