Гусейн Аббасзаде - Просьба
Бахман и Гюляндам-хала переговаривались до утра, и все время у старика горел свет, а с его веранды доносились звуки передвигаемых предметов - старик убирал в комнате, приводил ее в порядок после буйства сынка Али-гулу. Где уж тут спать, да еще проспать! После такого скандала и позора надо быть камнем, чтобы забыть весь этот переполох. И где взять силы, чтобы приняться за дело? Обычно Бахмаи просыпался от стука деревянного молотка, которым орудовал Гани-киши, а сегодня не слышал этого звука- не до работы старику...
Насытившись, насосавшись материнского молока, котята беззаботно резвились. Гани-киши не мог оторвать от них глаз. "Надо же,- думал он,- как они милы! Всякое живое существо прекрасно в младенчестве. Хоть людей возьми, хоть животных - не налюбуешься. И родители чего только ради детей не делают, чего только не терпят! Вот ведь этот озорной чертенок дергает мать за хвост, а тот кусает за ухо, а двое возятся у нее на спине, а она и не шелохнется - пусть играют, раз им приятно. Да, таков уж закон природы: и человек, и животное холят и лелеют своих детей. При этом человек думает, что, пока ребенок мал, он мало что разумеет, а вот вырастет, ума наберется - и оценит заботу и ласку родителей. А животное и об этом не думает, потому что у животных, когда детеныши повзрослеют, они уже не признают отца-матери. Человеческое дитя от звериного детеныша тем и отличается, что, вырастая, не теряет привязанности к отцу-матери, чувство долга перед ними имеет и поддерживает их в старости. Ну, а чем от животного отличается Алигулу?" И, подумав так, Гани-киши тяжко вздохнул: не повезло ему с детьми, не повезло...
VI
Выходя из поликлиники, где ему сняли бинт и заклеили ссадину лейкопластырем, Бахман подумал с облегчением, что завтра пойдет в институт. На углу он опустил в почтовый ящик письмо матери, а проходя по книжному пассажу, услышал, как его окликнули:
- Бахман!
Обернувшись, он увидел, что к нему, улыбаясь, подходит Афет с книгой в одной руке и с портфелем в другой. Ее сияющий взгляд озарил лицо Бахмана как солнце.
- Садам, Бахман.
- Салам! - Бахман не смог скрыть радости.- Как вы тут оказались? Школа, наверное, рядом?
- Школа не тут, а напротив Баксовета, сюда я забежала за книгой.- Она показала аккуратную книжечку в голубом переплете.- Недавно вышла, учитель литературы рекомендовал купить, в этом году будет много сочинений, так что иногда уместно будет привести изречения выдающихся людей, они на разные мысли наталкивают, да и работа бывает содержательней.
- Да, в десятом классе писать приходится много.
- Мне кажется, самый трудный экзамен - письменный по литературе. Я так боюсь... волнуюсь. А когда волнуешься, не можешь выразить свою мысль как надо.
- Я тоже не силен в письме. В аттестате зрелости по письменному у меня четверка, На приемном экзамене в институт я получил тройку. К счастью, по другим предметам оценки были высокие, нужный балл удалось набрать... Не хочу вас пугать, но советую: готовьтесь серьезнее, большинство абитуриентов срезаются именно на письменном.
- Все так говорят.
Бахман взял у девушки книгу, полистал.
- "Мудрые изречения". Надо будет купить. Афет, занятая своими мыслями, продолжала:
- Говорят, некоторые приносят на письменный экзамен шпаргалки и с них как-то ловко списывают. Двадцать минут - и сочинение готово...
- Шпаргалкой пользоваться тоже надо уметь. Один из наших получил четверку, а другой - срезался. А одного вообще из аудитории выгнали... Вы что, хотите на всякий случай прихватить на экзамен шпаргалку?
Афет положила "Мудрые изречения" в портфель.
- Что вы! - Она по-детски скривилась.- Я и в школе ими никогда не пользуюсь. Некоторые говорят, что без шпаргалок не обойтись, а я думаю, что мне их и в руки брать нельзя. Чужие мысли списывать - все равно что воровать. Будешь оглядываться, и экзаменаторы тотчас поймут, в чем дело, опозорят так, что и имя свое забудешь. Нет уж, если буду поступать, напишу как умею...
Они вышли из книжного пассажа и, перейдя на правую сторону улицы, направились к Центральному универмагу. Бахман, обрадованный встречей с Афет, даже не соображал, куда он идет, пока девушка не спросила:
- Вы домой?
- Да, в городе дел у меня нет, завернул сюда маме письмо отправить; если в условленный день письма не получит, очень волнуется.
- Моя мама тоже такая беспокойная. Хорошо, что живем в Баку, и школа тут, и институты всякие, не надо никуда ехать, а то с таким характером, как у мамы, она разлуки не перенесет.
- А если вас полюбит какой-нибудь парень, поженитесь, и он увезет вас в другой город, что тогда станет делать тетя Гури?
Афет, обернувшись, с укором и изумлением взглянула па Бахмана, и он понял, что не следовало так говорить. "Ну и дурак же я! Кажется, все испортил... Она о таком и не помышляла - о замужестве, а я ляпнул... да еще парня из другого города выискал... А сам-то я откуда? Ведь тоже из другого города... Подумает, себя имею в виду. Вместо того чтобы подправить бровь, выбил глаз..."
- Вы поймите меня правильно, Афет: в наше время не всегда удается прожить там, где родился и учился. Вот вы поступите в институт, закончите его, и вас в Баку не оставят, а пошлют куда-нибудь... Как тогда тетя Гури?
- Ну, это еще когда будет! И будет ли? Сначала надо школу окончить да в институт поступить... Так что пока рано думать о том, куда пошлют по окончании института. Мы теперь озабочены тем, как поступить в институт. Ведь за нами никого нет, нет у нас ни одного влиятельного человека, который мог бы помочь. Надежда только на себя... Стараюсь получать хорошие отметки по профилирующим предметам, во всех олимпиадах участвую... Грамоты и свидетельства - они ведь при конкурсе учитываются?
- Да. А вы в какой институт хотите поступить?
- В АПИ. Хочу стать учительницей. Учительницей в начальной школе.
- Почему в начальной?
- У нас в школе была прекрасная учительница. Мы полюбили ее с первого дня. Как вошла, поздоровалась, ласково так, приветливо, так и приковала нас к себе... Матерей иных так не любят, как мы полюбили нашу Амину. И с тех пор как подумаю, кем стать, так ее вижу. Строгая, седая, в очках... И десятки доверчивых чистых глаз смотрят на нее неотрывно: ведь она открывает им неведомый мир знаний, ведет их в жизнь...- Афет вздохнула.- Конечно, мама хочет, чтобы я стала врачом. Ослушаться ее - грех, а душа к медицине не лежит. Что делать, пока не решила, но стать учительницей- моя мечта. Хочу быть такой, как Амина-ханум... Во всяком случае, хочу быть похожей на нее.
Слушая Афет, Бахман улыбался.
- Чему вы улыбаетесь?
- Не могу вас представить такой...
- Какой?
- Ну, седой... и в очках. Необязательно учительнице быть такой... Я представляю, как через пять-шесть лет в класс входит хорошенькая девушка лет двадцати трех, и детям кажется, что перед ними богиня...
На этот раз улыбнулась Афет. Слова парня маслом разливались по сердцу Афет. Даже уверенные в своей красоте девушки любят, когда им кто-то дает понять, что они красивы.
Бахман в своем воображении представлял Афет и врачом, и учительницей. И приходил к выводу, что лучше бы ей быть врачом, это ей больше подходит: в строгом белом халате и белой шапочке она выглядела бы, наверное, еще лучше, чем с мелом в руке у доски. Может, ей на роду написано быть врачом? Вот ведь как она рвалась помочь медбрату. Кто боится одного вида крови, кого передергивает от страха при мысли, что надо прикоснуться к ране, тот врачом не станет.
- Значит, старой меня представить не можете?
- Не могу. Сейчас вам о старости и загадывать не надо. А вот будь я на вашем месте, послушался бы тетю Гури...
- Советуете подать документы в мединститут? Даже если я исполню желание мамы и получу диплом, мне придется искать себе другую работу. У меня не хватит выдержки и терпения на больных, ведь каждый будет на что-то жаловаться, чего-то просить, и так - один за другим, изо дня в день, в сущности, одно и то же. А с детьми, мне кажется, я никогда не устану.
- А я вот вспомнил ту ночь... вспомнил и подумал, что вы наверняка станете медиком.
- Ну, оказать первую помощь пострадавшему, перевязать рану каждый должен уметь...
- Уметь - не главное. Главное - хотеть.
Афет поймала на лету лист чинары; похожий на раскрытую ладонь, он хотя и пожелтел, но еще не ссохся, не увял и был очень красив. Взяв его за черешок, Афет помахивала им как веером.
- В ту ночь мама очень расстроилась... Она сердечная женщина. Все время говорила о вас. Бедному всегда, говорит, ветер навстречу. Ни за что ни про что парень пострадал. Хотел защитить старика. И вот пожалуйста... Одним словом, моей маме такие, как вы, нравятся... Он, говорит, не такой, как эти проходимцы у нас в тупике; спасибо матери, что воспитала такого сына.- Говоря, Афет взглядывала на Бахмана, чтобы узнать, какое впечатление производят на него ее слова.- Я не раз слышала, что и Гюляндам-нене вас хвалит...
Бахман смутился. Может быть, для того чтобы выйти из положения, он осторожно взял Афет за руку и понюхал желтый лист чинары, как цветок.
