Сулейман Велиев - Усатый ага
- Может быть, охрану ему выделить, а?
Усатый ага покачал головой:
- Не согласится на это Мустафа. А оберегать его надо. И не только от полиции, дядя Павел, а и от шпиков, находящихся среди нас. Одного Эльдар прихлопнул, но есть и еще... А тот полицейский, чтобы показаться храбрым, доложил начальству, что на него напали пять человек в масках. Этим враньем он и осложнил следствие.
Павел рассмеялся:
- А он не особенно-то наврал. Силы у тебя за пятерых. Ты совершил подвиг.
Усатый ага махнул рукой:
- Э, пустяк! Вот старик Эльдар действительно совершил подвиг! Такого негодяя пристрелил!
- Эльдару спасибо. Он хорошо сделал. Это благородное дело. Все рабочие довольны.
При выходе из котельной Усатый ага неожиданно столкнулся с Шапоринским. "Вот некстати! - с досадой подумал он. - Как бы не заподозрил неладное". Но Шапоринский с радостью протянул руку и заговорил участливо:
- Как твое здоровье, дорогой? Я очень беспокоюсь после того случая.
- Спасибо, мне лучше.
- Ну, я рад, рад. - Шапоринский и в самом деле был рад этой встрече. После убийства Касума ему срочно был нужен новый агент. - Работаешь?
- Работаю. - Усатый ага уже решил, что опасность миновала, и хотел уйти.
Но Шапоринский вдруг спохватился:
- А почему здесь расхаживаешь? Почему не на своем рабочем месте?
- Ходил за масленкой, да потерял здесь винтик...
- Винтик? - Капиталист рассердился. - Разве можно из-за какого-то винтика тратить попусту время!
- А как же? Иной раз из-за отсутствия маленького винтика останавливается большая машина.
- Гм... - Шапоринский потер подбородок. - Это верно. Похоже, ты человек умный. Маленький винтик, большая машина... Да. Скоро я назначу тебя приказчиком... Почему ты молчишь? Большая машина требует умных людей. Помоги мне, и я помогу тебе.
Он продолжал вчерашний разговор, и Усатый ага не знал, что ему ответить. Решил молчать, хотя рука зудела дать ему в зубы. До начала забастовки оставалось несколько часов. Надо во что бы то ни стало обмануть Шапоринского, перехитрить его. А как? Придумать что-нибудь, чтобы немедленно уйти отсюда. И он вспомнил про счетчик на буровой.
- Хозяин, я совсем забыл про счетчик на действующей буровой. Показатель работы желонки поднялся до десяти градусов!
Шапоринский махнул рукой:
- Ладно, иди.
И только успел Усатый ага появиться у буровой, как туда прикатил на своем лакированном фаэтоне Шапоринский. С ним был инженер. Он внимательно осмотрел счетчик и стал проверять пробку скважины. Пробка тоже оказалась в порядке. Усаживаясь в фаэтон, Шапоринский сказал Усатому аге:
- Друг мой, я очень доволен твоей работой. Не уходи с буровой и подумай над тем, что я тебе говорил. Я очень надеюсь на тебя.
Лошади с места взяли вскачь, и фаэтон исчез в облаке пыли. "Надейся, живоглот, надейся! Клянусь твоей головой, скоро увидишь, как черта надувают!"
Раздался утренний гудок. Восемь. Гудок сегодня звучал как-то загадочно, словно выражал волнение людей, готовящихся начать забастовку.
Усатый ага поднялся по крутым ступенькам на вершину нефтяного резервуара. Отсюда было хорошо видно, как стягивались к промыслу рабочие. Все пока идет нормально. Спустившись вниз, он остановился перед входом в газанхану. Рабочие быстро окружили его. В их взглядах было ожидание чего-то. Подходили все новые и новые группы рабочих. Толпа стремительно росла. "Пора", - решил Усатый ага, махнул рукой влево, в сторону площади, и сам пошел туда. Толпа двинулась за ним. Откуда-то появились и быстро разошлись по рукам спасенные от полиции листовки. Рабочие на ходу читали их и обсуждали.
На площади море голов. От шума ничего нельзя разобрать. Каждый что-то говорит, иные спорят друг с другом.
Один из рабочих поднялся на камень и пытается перекричать других:
- Конечно, мы не можем! Хозяин нас всех уволит и мы завтра же останемся без работы и без куска хлеба. А как же семьи? С голоду, что ль, подыхать?!
Ему яростно возражали:
- Заткнись, трус!
- Иди к хозяину в поломойки!
Все голоса перекрыл могучий баритон:
- Товарищи! - И площадь вдруг стихла. Головы повернулись на этот боевой призыв, глаза устремились в одну точку. На старом поваленном котле стоял человек с поднятой рукой. - Товарищи! - повторил он. - Сегодня мы, объединившись, должны укоротить хищные загребущие руки, которые вот уже много лет держат нас за горло и пытаются задушить. Довольно! Нынешнее наше выступление должно закончиться победой! Горькие уроки нашей борьбы научили нас стойкости. Пока не будут приняты наши требования, ни один человек не должен приступать к работе! А требования наши такие: восьмичасовой рабочий день и политические права!
Последние слова оратора вызвали бурю выкриков:
- Правильно!
- Восьмичасовой!
- Свободу!
- Бастовать до победы!
- Лучше умереть, чем так жить!
Старый рабочий, сидевший на ступеньке резервуара, дернул за штанину Павла:
- Скажи, кто это такие хорошие слова говорит?
- Не знаешь? Да это же наш Гамид!
- Какой Гамид?
- Телефонистом у нас работал. Веселый такой, дружелюбный. Хороший малый! Теперь в городе живет.
Старик глубоко вздохнул:
- Глаза у меня совсем испортились. Да и память... Теперь вот вспомнил... Верно, хороший малый. И, вишь ты, оратор! Хорошие слова говорит!
Речь Гамида разбередила сердца. Равнодушных в толпе не было. Площадь перед газанханой, если взглянуть на нее сверху, напоминала муравейник. Голоса перекрывали один другой. Вот выделился визгливый голос Абдулали. Расталкивая толпу, он энергично протискивался к перевернутому котлу, высоко держа руку.
- Пропустите! - надрывно визжал он. - Я речь хочу говорить!
Наконец ему удалось привлечь внимание присутствующих. Гвалт поутих, и вскарабкавшийся на котел Абдулали крикнул:
- Нельзя! Нельзя, говорю, бастовать! Наши требования, вот увидите, не будут выполнены! И работы нас лишат. А как жить? Как жить, спрашиваю?
- Хозяйский холуй! - выкрикнул кто-то из толпы. И понеслось:
- Трус!
- Не запугивай!
- Все равно не житье!
- Вон отсюда, головастик!
- Дружных никто не сломит!
Но Абдулали опять перекричал всех:
- Вы что, забыли про прошлую забастовку? Забыли, чем тогда кончилось? Делаете все, что в башку взбредет, а потом кулак сосать!
- Заткнись, кобыла паршивая!
- Это вы с Касумом нас предали!
- Столкните его, он хозяйский шпик!
Сильная рука Усатого аги сбросила Абдулали с импровизированной трибуны.
- Товарищи! - Усатый ага возвысил голос. - Если мы все будем дружны, то непременно добьемся победы. Нам не капиталисты страшны, а такие вот, как Абдулали, - трусы, дезертиры, хозяйские наушники.
И снова взрыв выкриков:
- Долой предателей!
- К черту трусов!
- Пусть не забывают судьбу Касума!
Абдулали напугался. Он бы уж и рад исчезнуть, да куда денешься? Толпа клещами сдавила его - не повернуться. "И убьют, убьют, - думал он. - Касума убили, и меня убьют". От страха у него пересохло во рту. Скрыться, во что бы то ни стало скрыться! И он изо всех сил заработал локтями.
Выбравшись в задние ряды, Абдулали передохнул. "Что нужно этой разъяренной толпе? Почему эти люди не хотят покориться тем, у кого власть? Неужто они не понимают, что плетью обуха не перешибешь? Это Мустафа всех взбаламутил! И невесту у меня отбил... Надо сообщить Шапоринскому о том, что тут происходит. Пусть вызывает полицию". А с трибуны неслось:
- Знайте, что своих прав вы можете добиться только сами! Когда мы вместе, мы непобедимы! Сегодня мы должны показать свою силу. Есть добрые вести. Рабочие соседних промыслов тоже сегодня начинают забастовку. Нам нечего бояться!
Стоявший на лестнице резервуара Павел крикнул:
- А кто боится?! Мне вот шестой десяток доходит, а я готов идти хоть в огонь, хоть в воду. Кто не пойдет за мной, тот не мужчина!
Горячие слова Павла вызвали бурные возгласы одобрения, и толпа не сговариваясь хлынула с площади на улицу поселка. Впереди оказался Гамид. Над его головой вдруг вспыхнуло красное знамя.
- На соседние промыслы!
- Пусть присоединяются!
- Сообща, сообща!
Этот призыв - "сообща", "дружно" - то и дело выкрикивался в толпе. Рабочие начинали понимать, что их сила в единстве. Вон откололась было небольшая группа рабочих, и тотчас им закричали:
- Куда? Как не стыдно!
И группа примкнула снова к толпе.
- Товарищи, не расходитесь! Вместе, вместе! - кричал Гамид.
И его слушались.
Как-то сама собой образовалась стройная колонна. Где-то в глубине ее возникла песня:
Отречемся от старого мира,
Отряхнем его прах с наших ног...
То там, то тут раздавались возгласы:
- Да здравствует единство рабочего класса!
- Да здравствует свобода!
- Вперед, без страха и сомненья!
- Кто отстанет, у того нет чести!
- Будем биться не на жизнь, а на смерть! Огромная колонна запрудила всю улицу, на повороте натолкнулась на хозяйский фаэтон. Шапоринский, бледный, испуганный, стоял в рост, без шляпы. Он, видимо, надеялся "образумить" рабочих.
