Александр Покровский - Расстрелять
- Это яйцепровод в Тюмени.
Музыкальная тема "...музыка лизала ему уши..."
Морская тема "...море лизало ему ноги..."
Тема золотой середины "...в середине его никто не лизал..."
Кумжа
Кумжа - это учение, на котором генералы академии Генштаба знакомятся с подводными лодками. В определенной базе для них выстраивают все проекты лодочек. Корабли покрашены, сияют кузбаслаком, внутри, после недельной повальной приборки, тишина, крыс нет, по отсекам расставлены командиры отсеков в новом белье, перепоясаны со всех сторон ПДУ, в свежих тапочках, все стрижены, остальной личный состав увезен в доф, где им показывают кино.
Генералы гурьбой, переговариваясь, появляются у входной шахты люка. Первый из них начинает спускаться внутрь. Вместо того чтобы повернуться к поручням лицом, он поворачивается задом. Полез. Локти во что-то по дороге втыкаются, и генерал застывает с вывернутыми руками.
- Васька! - веселятся стоящие над ним генералы. - Это тебе не танк, едремьть, тут соображать надо! В центральном посту трап, ведущий вниз, пологий, и по нему сходят, что называется, "лицом вперед". Потоптавшись перед трапом, генерал Васька
поворачивается (он уже научен) и сползает по нему спиной, отмечая генеральской ногой каждую ступеньку.
- Васька! - кричат ему опять генералы, которым после "Васьки" успевают объяснить, как нужно сходить по трапу. - Это ж не танк, едремьть, тут думать надо!
Генералам дают провожатого, но внутри лодки они все равно умудряются расползтись по отсекам и потеряться.
- Простите... а где у вас тут выход?
- По трапу вниз и дальше прямо.
- Спасибо, - говорит генерал, делает все, как сказали, и попадает в безлюдный трюм.
- Эй! - доносится оттуда. - Товарищи! В первом отсеке генералы проходят мимо торпедиста - командира отсека. Последний генерал задерживается и голодно смотрит на ПДУ командира отсека.
- Какая интересная фляжка.
- Это ПДУ - портативное дыхательное устройство, предназначенное для экстренной изоляции органов дыхания от вредного влияния внешней среды при пожарах! - резво старается командир отсека.
- А-а-а... - говорит генерал. - Ты смотри... - И видит сандали: на сандалях аккуратные дырочки: - Дырки сами делаете?
Торпедист сначала не понимает, но потом до него доходит:
- Дырки?... ах, это... нет, так выдают. В следующей группе проходящих генералов каждый генерал с любопытством смотрит на "фляжку" - у генералов все мысли одинаковые, последний задерживается и спрашивает:
- Это фляжка? Резво:
- Это портативное дыхательное устройство! - произнесено так быстро, почти истерично, что генерал половину не усваивает, но кивает он понимающе - "А-а-а..." - взгляд на сандали:
- Дырки сами делаете? Лихо и молодцевато:
- Так выдают!
До следующей группы торпедист успевает перемигнуться с командиром второго отсека: "Вот козлы, а? !" Подходит третья группа, последний в группе генерал обращается к торпедисту:
- Какая интересная фляжка.
На торпедиста нападает смехунчик, то есть с полным ртом смеха, дрожа веками, пузырясь ртом, он пытается сдержаться, у него выкатываются глаза, из него вываливаются какие-то звуки, все это, скорее всего, от нервов. Генерал изумлен, он приглядывается к торпедисту. Тот:
- Эт-т-а-ды-ха-те-ль-но-я-ус-тр-ой-ст-во!
- Ты смотри, - генерал с опаской внимательно смотрит, и тут взгляд его случайно попадает на сандали, генерал оживляется:
- Дырки сами делаете?
Ти-та-ни-чес-кие усилия по приведению рожи в порядок (ведь сейчас впердолят так, что шею не повернешь), в глазах слезы:
- Т-та-ак в-вы-вы-да-ют!
Генерал сочувственно:
- Вы заикаетесь? Быстрый кивок, пока не выпало. В ракетный отсек попадают не все, а только самые любопытные. Командир отсека, капитал третьего ранга Сова (пятнадцать лет в должности), застегнут по гортань (от старости у него шеи нет), объясняет генералу, что у него в заведовании шестнадцать баллистических ракет. Генерал с уважением:
- О вас, наверное, генеральный секретарь знает? (У генерала на позиции только три ракеты, а тут - шестнадцать.)
- Что вы! - говорит Сова. - Меня даже флагманский путает.
Скоро генералы Сове надоели - утомили вконец, - и перед очередным генералом он ни с того ни с сего сгибается пополам.
- Что с вами? - отпрыгивает генерал.
- Радикулит... зараза... товарищ генерал...
- Что вы! - суетится генерал. - Присядьте!
У Совы все натурально - слезы, хрипы; он входит в роль, станет, перекашивается, его уводят, осторожно сажают, оставляют одного. Когда никого не остается рядом, Сова кротко вздыхает, рывком расстегивает ворот и, прислоиившись к стене, закатив глаза, говорит с чувством: "Ну, задолбали!" - после чего он мгновенно засыпает. В центральном в это время один из генералов от
инфантерии видит "каштан" и говорит с кавалерийским акцентом:
- А это что?
Старпом - отглажен, с биркой на кармане, стройный от напряжения:
- Это "каштан" - наша боевая трансляция.
- Да? Интересно, а как это действует?
- А вот, - старпом, как фокусник, щелкает тумблером. Восьмой!
- Есть, восьмой! - доносится из "каштана".
- Вот так, - говорит старпом, приводя все в исходное, можно говорить с любым отсеком.
- Да? Интересно, - генерал тянется к "каштану". - А можно мне?
- Пожалуйста.
Генерал включает и - неожиданно тонко, нежно, постариковски, с дрожью козлиной:
- Во-сь-мой... во-сь-мой...
- Есть, восьмой!
- А можно с вами поговорить? Молчание. Потом голос командира восьмого отсека:
- Ну, говори... родимый... если тебе делать нех... уя...
- Что это у вас? - генерал оторопел, он неумело вертит головой и таращится.
Старпом сконфужен и мечтает добраться до восьмого; поборов в себе это желание, он мямлит:
- Вы понимаете, товарищ генерал... боевая трансляция... командные слова... словом, он вас не поняя. Надо вот так, старпом резко наклоняется к "каштану", по дороге открывает рот - сейчас загрызет:
- Вась-мой!!! Вась-мой!!!
- Есть, восьмой!
- Ближе к "каштану"!
- Есть, ближе к "каштану", есть, восьмой!
- Вот так, товарищ генерал!
Генералы исчезают, время обедать, по отсекам расслабление, смех; командиры отсеков собраны в четвертом на разбор, все уже знают - толкают командира восьмого: "Он ему говорит: разрешите с вами поговорить, а этот ему: ну, говори, родимый... у старпома аж матка чуть не вывалилась, готовься, крови будет целое ведро, яйцекладку вывернет наизнанку". - "А я чо? Я ничо, "есть, так точно, дурак!""
Рбн
Город С. - город встреч. Подводная лодка в створе.
- Взят пеленг на РБН столько-то градусов, - штурман потирает руки и сосет воздух.
Офицеры в приподнятом настроении. РБН - это ресторан "Белые ночи". Офицерский ресторан. Там все расписано: и столы, и женщины.
Рядом с РБН-ом двумя красными огнями горит вешка. При заходе в порт на нее берут пеленг.
РБН - это флотская отдушина. В нем тот маленький винтик, которым крепится весь флотский механизм, сам собой развинчивается и, упав, теряется среди стульев и тел.
В РБНе есть и свои "путеводители" - старожилы, знающие каждый уголок. У них сосущие лица.
- Кто это?
- Черненькая? Это Надежда. Двадцать шесть лет, разведена, ребенок, квартира.
- А эта?
- Танечка. Хорошая девочка. Двадцать восемь, свободна, и квартира есть. Здесь бывает каждый четверг.
- Почему?
- Рыбный день. Ловит рыбу.
...Лодка ошвартована. Первыми в город сойдут: комдив - он был старшим на борту, и его верный оруженосец - флагманский по живучести. Они пойдут в РБН.
Фонари, светофоры, деревья, автобусы, женщины - все это обрушивается на подводника, привыкшего к безмолвию, пирсу и железному хвосту своей старушки. На него падают звуки и голоса. Он, как бывший слепой, видит то, что другие уже давно не видят. Он идет среди людей, улыбаясь улыбкой блаженного. Он придет в РБН. Его тут давно ждут.
- Проходите, - швейцар расталкивает "шушеру" у входа и втягивает офицера, - ваш столик заказан.
- А ну, назад! - пихает швейцар "шушеру" в грудь. Офицер самый стойкий любовник. В ресторане до 23 часов, обалдев от свободы, он пьет и пляшет, демонстрируя здоровье. Потом он берет вино и женщину и идет к ней, где тоже пьет и пляшет до четырех утра, демонстрируя здоровье. С четырех до пяти он охмуряет девушку. В пять с четвертью она его спрашивает: "Ты за этим пришел?" - после чего его берет оторопь, и она ему отдается, а в шесть тридцать он уже едет в
автобусе на службу и чертит по дороге треки лбом по стеклу.
- Раз-бу-ди... ме-ня... - говорит он собрату, совсем издыхая, - я посплю только... двадцать минут... а потом... мы пойдем... в РБН... - и затих. Он лежит, как мертвый, с мраморным лицом и полуоткрытыми глазами. И собрат будит его. Раздаются ужасные стоны. Стоя на четвереньках, он пытается встать. Встал. Пошел. Сам пошел. Под душ. После душа он готов в РБН...
Я бы поставил им памятник: огромную трехгранную стелу, уходящую ввысь. К ней не скончался бы женский поток города С.
