Ежегодный пир Погребального братства - Матиас Энар
Люси рассказала, что как-то раз, много лет назад, Франк застрелил возле своих полей нескольких нутрий из карабина 22LR; одну разделал и решил пустить на шашлык. Похоже, гадость была страшная — может, надо было сначала помариновать пару дней в каджунском соусе, чтобы мясо хоть как-то годилось в пищу.
Нутрии были единственными животными, которых мы увидели, зато слышать довелось десятки других. Лежишь ночью в палатке — боже мой! — отделенный от дикой природы каким-то жалким миллиметром ткани, и слышишь, как всякие твари ходят рядом, хрустят ветками и даже довольно тяжело дышат (страшно до смерти!); говорят, особенно громко сопят кабаны. (Но не исключено, что это был Макс, — правда, утром он с пеной у рта твердил, что не храпел, а Линн, видимо из милосердия, не стала комментировать.)
Вечером меня назначили главным костровым — и я неплохо справился! С тополей не слетела снежная куча и не погасила огонь (и мороз не кусал нас за ноги, как, впрочем, и подлый пес Люси[36]: она оставила его дома). Конечно, я схитрил и заранее запасся жидкостью для розжига и углем, но я мастерски[37] пожарил всем стейки, установив металлическую планчу прямо на угли. Все сказали, что ужин был потрясающий; а картошка в алюминиевой фольге обгорела ровно настолько, чтобы это усилило ее бесподобный вкус; бордо оказалось вполне сносным (хорошо, что я взял швейцарский нож, чтобы его открыть) и согрело нас — рядом догорали угли; Люси обняла меня за плечи, так что я не мерз. Еще повезло, что с краю поля нашлась старая куча не слишком сырой древесины; время от времени я бросал ветку в тлеющие угли, она сразу загоралась, озаряя оранжевым светом лица Макса и Линн, которые в обнимку сидели напротив нас. Однако к ночи стало совсем холодно и мокро, на небе виднелся лишь тонкий-тонкий месяц, и как только пламя спадало, не видно было ни зги. В конце концов мы замерзли и решили залезть в палатки; было почти десять. Макс, конечно, запасся надувными матрасами — мы с Люси совершенно про них забыли. Мы спали прямо на вязкой почве, и, несмотря на все вытекающие из этого плюсы (близость к земле, единение с природой), из-за поразительной топкости участка (в палатке к утру накопилось столько конденсата, что он капал с полога, — я и представить такое не мог) и тонкости растительного покрова под спальником и полом палатки, в момент пробуждения меня всего свело, невозможно было разогнуться, бока болят, поясница ноет. Макс и Линн остались нежиться в постели, у нас же с Люси было одно желание — поскорее встать, вылезти из палатки и размяться.
На рассвете вид болота просто завораживает — клубы тумана ползут по глади воды, как ящеры, всюду галдят неведомые птицы, от луча солнца все становится алым. Огонь я развел с трудом, но все же сумел вскипятить немного воды для растворимого кофе. Потом мы с Люси сели в лодку и отправились в деревню Кулон, чтобы купить свежего хлеба, — очень забавно добираться в булочную на веслах, швартоваться и вешать на лодку замок, как на велик. Линн и Макс просто обалдели, когда вышли из палатки и увидели круассаны. У Люси действительно всегда в запасе куча идей, и этот уик-энд, проведенный на Болоте, — лишнее тому доказательство.
24 октября
Помню, по возвращении в «Дебри науки» я был грустен и задумчив; тому, кто извергнут из зеленого рая, нелегко возвращаться к мрачной цивилизации. Несмотря на замечательные минуты болотного единения (когда я, в числе прочего, узнал, что Люси очень прилично управляется с веслом), меня все равно мучил и обижал ее отказ создать вместе со мной совместное сельхозпредприятие; мне казалось, уединение на природе поможет нам продвинуться в решении вопроса, но ничего подобного не случилось: я пытался тонко навести ее на нужную тему, но безуспешно. Все, что мне удалось узнать, — это что мать по ее просьбе узнает, в каком там состоянии участок. Может, что-то сдвинется с мертвой точки… К несчастью, именно в этот период сомнений (то бишь через несколько недель после Рая, исполненного влаги и грызунов) мы впервые по-настоящему разругались. Особенно ранит мне сердце тот факт, что ссора случилась целиком по моей вине и объяснима лишь моей уязвленной на сельскохозяйственной почве гордыней и обидой, пережитой в ресторане Сен-Мексана, а также жаждой реванша.
Как у всех скандалов, повод был совершенно тривиальный, даже ничтожный. Излагаю свою версию фактов.
Веронские любовники
Пасторальная драма в одном действии
Сцена I
Тихий день в «Дебрях науки». На улице льет. (Смех в зале.)
ДАВИД (делает погромче приемник на волне «Радио Ностальжи» (Radio Nostalgie®)): Любишь Анри Сальвадора? Я эту песню просто обожаю.
(Слышится песня «Как хочется увидеть Сиракузы» и т. д.)
ЛЮСИ (лежит полуголая на кровати, поднимает руки вверх, ловит пролетающего мимо кота, напевает): И остров Пасхи, где Руан…
ДАВИД (садится на кровати, в костюме Евы): Кей-ру-ан, а не где Руан, ха-ха, это даже не смешно.
ЛЮСИ (искренне удивлена): То-то я все думала, почему Руан, тоже мне экзотика.
ДАВИД: Совсем не экзотика.
ЛЮСИ: А где это, Кейруан?
ДАВИД: Ну, наверное, где-то у острова Пасхи.
ЛЮСИ: А что за веронские любовники?
ДАВИД: Ты что, не знаешь, кто такие веронские любовники? Ну ты даешь! Бедняга, ты же серая, как валенок.
ЛЮСИ: Зря ты так. Ну не знаю, и что такого?
ДАВИД (с наигранной иронией): Только последняя деревенщина, выросшая в глухой дыре, может не знать, кто такие веронские любовники.
ЛЮСИ (очень обиженно): Прекрати, что на тебя напало?
ДАВИД (продолжает добивать): Нет, кроме шуток! Кошмар какой! Сразу видно, что ты даже в школу не ходила, как все нормальные люди.
ЛЮСИ (оскорблена): Ты что, издеваешься? Конечно, ходила, как все. Тоже мне фунт изюму — веронские любовники!
ДАВИД (злобно и напыщенно): Если человек не слыхал про Ромео и Джульетту, значит, он не ходил в школу. И — нет, это не сериал Netflix. Это Шекспир.
(Люси натягивает на себя одежду и уходит с шумом и тарарамом, громко
